Ведьмы.Ру
Шрифт:
Точно!
Ульяна читала…
— Сиди, сиди, это в тебе проклятье говорит. Они все разум дурманят, — вода, коснувшаяся лица, была ледяною, и холод вдруг унял раздражение. Даже стыдно стало за мысли свои. Получается, что… что… не бывает проклятий.
То есть, бывают, конечно. Классические.
Тёмные.
И ещё некромантические. Это из запретных разделов магии. И надо тогда обращаться в полицию. С заявлением. Требовать досмотра… пусть проверяют, выявляют.
— Сиди, сиди, — Ляля черпала воду из воздуха и лила на лицо. — Сейчас пройдёт.
— Я… в полицию пойду.
— Сходи, —
Но как же… Ульяна сама видела.
И ладно бы только видела. В конце концов, увиденное могло быть иллюзией, но она же чувствовала! Вот эти тонкие злые нити, которые уходили вглубь её тела. Они… они существовали!
И там, внутри, тоже чернота пряталась.
Под сердцем.
— Тише, детонька, разберемся… со всем… признаюсь, тогда я крепко оплошала. Всё, Ляля, отпускай. Теперь поутихнет. Я, как увидела эту вот хмарь… даже не такую. У тебя махонькая, а там прямо кипело всё, чернотой переливаясь, у меня сердце едва и не стало. А она подходит и говорит, мол, маменька, не лезь, куда не просят.
— А вы?
— А я полезла… такое… оно не бывает задарма. Да и не хватило бы у неё собственных сил. Крепко не хватило бы… она ж слабой всегда была. Значит, что?
— Что? — спросила за Ульяну Ляля, чья влажная, но тёплая ладонь крепко держала за руку.
— Значит, что где-то она их взяла. Но тех, что взяла, надолго не хватит. Их никогда не хватает, чтобы полностью…
Чернота внутри сворачивалась клубком. Она перекатывалась и… успокаивалась.
— Я и спросила, мол, чем платить будешь.
— А она?
— Она ответила, что не моего ума это дело… всегда была упрямой, своевольною. Но вот чтобы такое… — бабушка покачала головой. — И говорит, что дело сделано. Что одним любовь, другим — жизнь долгую и приятную. И выберет она второе. Что не позволит с собою, как с подружками, когда их в доме заперли и детишек рожать заставили… будто кто-то запирал и заставлял. Но нет… вбила себе в голову, что… ну не о том речь. Мне сказала, что клятва принесена, обряд завершён. И что если ей счастья желаю, то оставлю всё, как оно есть. А иначе — я ей не мать.
Страсти какие. Главное, воспринимается всё до крайности опосредованно. Как сказка. Такая вот, Ульяны напрямую не касающаяся.
— Мне бы сдержаться, поговорить, тихо, ласкою… глядишь, повернулось бы всё… но не смогла. Отвесила я ей оплеуху. Она в свою очередь меня проклясть попыталась… я её… в общем, закипело всё. Слава Богам, что Белянка сообразила, что неладное начинается и гостей вывела куда-то там. Мы ж от души развернулись.
— И…
— И выяснилось, что равны по силе стали. Я со своею тогдашнею. Она — с заёмною. Тут уж точно стало ясно, что брала… и у кого брала. И проклясть друг друга не можем, и отступить… она мне в лицо кинула, что я дурной матерью была. Что никогда-то не слушала её желаний, что душила её свободу… в общем, многое сказала. Да и я не смолчала. Прошлась и по характеру её, и по лени, и по иному… говорю ж, молодая была.
Странно такое слышать.
Но Ульяна слушает.
— Кинула в лицо, что она за свою
жизнь красивую душой заплатит. А она мне ответила, что заплатит. Только не своею. Что в договоре всё продумано.— А… чьею?
Ответ на вопрос Ульяна, кажется, знала.
Или…
— Верно, деточка. В своём она была праве. Отдать то, чего ещё нет.
Ту, которой ещё не было.
Ульяна родилась в первый год брака… зато теперь понятно, зачем она вообще нужна была. Иногда ведь возникали мысли. Отец любил маму. Мама — себя. А Ульяна… она как бы просто была.
— И… что… что теперь будет? Я умру, да?
Почему-то это нисколько не напугало.
Наверное…
Наверное, она всё-таки до конца не верит в сказки.
— Надеюсь, что нет… видишь ли… такие договора довольно сложны. И потому имеют некоторые… слабые места. Их немного, но они есть. Тогда я правом старшей в роду потребовала отдать мне этот договор. Взамен пообещала отпустить её. И не возвращаться, пока обратно не позовёт.
— Она же не позвала…
— Ты позвала.
В дом. Только в дом, а получается…
Донельзя странно всё получается.
— А если бы не позвала?
— Было бы сложнее…
— Вы мне даже не звонили никогда, — Ульяна подтянула ноги к себе и обняла. — Ладно, приезжать, но хотя бы написать. Позвонить…
Стало очень тихо.
И обидно.
Не от темноты, хотя та никуда не делась. Сидит вот внутри Ульяны, ворочается, готовая сожрать. Только Ульяна не поддастся. Не сейчас.
— Я… не самая старшая в роду, — тихо произнесла бабушка. — Есть и надо мною сила. Моя бабка…
— Моя прабабка?
— Наша, — Ляля опять нырнула в лужу, и серебристые волосы её расплылись по воде. И вода сама обрела серебряный оттенок. — Так-то она редко показывается… я её только раз и видела.
— Она крепко на меня осерчала. Когда… мы вернулись… я думала, что искать её придётся, а она уже ждала. Я ещё обрадовалась. Решила, что уж точно поможет. Что надо дождаться, пока ребенок родится, и просто забрать.
— А она…
— Не разрешила. Даже не так. Запретила. Не то, что забирать, близко подходить. И мне, и всем-то.
— Почему?
— Большая Ба, она… ну… — Ляля тряхнула гривой, и волосы легли на плечи светлым покрывалом. — Она как бы там видит… грядущее. Только оно разное.
— Вариативное, — поправил Игорёк. — Она видит возможные пути развития, которые, само собой, отличаются. Как правило, она не вмешивается. Она говорит, что любое вмешательство может привести к незапланированному результату, но как правило худшему, чем изначальный. Поэтому и использует свою способность крайне редко.
— Ведьмы, чем старше, тем сильнее, — поделилась Ляля, устраиваясь рядом. — А она очень старая… и сильная. Вот…
— И запретила?
— Вмешиваться. Сказала, что рано.
— А теперь, значит, не рано?
И все кивнули. Даже Никита, чуть отодвинувший капюшон на затылок.
— Она сама велела, — произнёс он хрипловатым баском. — Честно! Так и сказала, что одни завязали, а нам, стало быть, развязывать…
Дурдом.
С проклятьем.
— А, — Никитка встрепенулся. — Сказала ещё, что жениха твоего найти надо.
— К-какого?
Вот про жениха Ульяна говорила, но вот не всерьёз же.