Век кино. Дом с дракончиком

Шаги приближались по шоссе, показался высокий человек в темном долгополом пальто, длинные седые волосы и лицо осветил лунный луч. Знакомое лицо.

Валентин крался по параллельной тропке меж редеющими елками. Догадка подтвердилась, однако удовлетворения не возникало — сковывал психологический шок, попросту, по-житейски: ну кто бы мог подумать?.. Сейчас не думать надо, а исхитриться изъять оружие.

Между тем каменные «дворцы» надвигались, они вошли в нежилое местечко — ни село, ни город. Валентин с самого начала попал в такт скрипящим шагам, а «дракончик» ни разу не оглянулся. Наконец подошли к дому Казанского, тот вошел в калитку, «сыщик», уже не скрываясь, бросился за ним, набросился, скрутил руки — упал и покатился по снегу седой парик, как отрубленная голова, — но противник вывернулся ужом, отскочил к крыльцу.

— А, это вы! — крикнул, вглядываясь, и выхватил из кармана пистолет.

Валентин, в свою очередь, наставил на него газовый, в горячке понадеясь «на авось».

Раздался выстрел, «сыщик» метнулся за ограду. Пауза. Голос — тот самый, искаженный, нечеловеческий:

— Что ж вы не стреляете?

— Нам надо поговорить. Может, договоримся?

— Вряд ли. А поговорить… что ж, можно напоследок. Прошу!

Дверь распахнулась. Валентин прошел по двору под прицелом, на крыльцо (дуло уперлось в спину), в ту комнату, почему-то (машинально) зажег ту свечу от зажигалки. Мрак слегка отступил в углы и каминный зев; изломанные тени «сыщика» и убийцы взметнулись по полу, по стенам, потолку и наконец замерли — каждая в своем уголке.

— Ну, говорите. Я вас слушаю.

— Мне хотелось бы послушать вас.

«Дракончик» поиграл пистолетом Макарова в руке.

— Какое вам, собственно, дело до меня? Вы же человек посторонний, помню вас на бульваре.

— А я вас не заметил, хотя почувствовал ее страх. Она со мной заговорила.

— Я с ними, с подонками, рассчитался.

— Вы убили троих…

— Разве троих?

— Дашу не добили. Рука дрогнула?

— Не помню. Может быть.

— А врага своего помните?

— Говорю же: всех своих врагов я… Вы остались.

— А «дракончик»? Сдается мне, что вы говорили костюмеру про себя самого, Алексей Васильевич.

Он засмеялся, однако карие, почти черные, глаза, напротив, озаренные Классическим светом, не выражали никаких чувств — пустые провалы глазниц.

— Ну, тогда я пошутил. Я еще не знал, на что способен.

— Вы не побоялись прийти на его погребение.

— Я ничего не боюсь, — ответил Алеша высокомерно.

— Марина вас узнала на кладбище.

— Она — предатель.

— Но она не могла сжечь труп, потому что попала в больницу. Кстати, из-за вас.

— После похорон!

— Нет — до. Ее отпустили на похороны мужа. Марина была вашей верной союзницей. Только уже в агонии попыталась сказать, назвать… «…убил Алешу» — послышалось мне, ведь накануне я присутствовал на ваших сороковинах. «Меня убил Алеша», — вот что, должно быть, она пыталась выговорить.

— Да черт с вами со всеми! — Алеша поднял пистолет.

— Я ведь могу опередить вас. — Валентин все надеялся, что в потемках его оружие можно принять за убойное. А парализовать противника не надеялся — у того прямо звериные реакции… Так рационально оправдывал игрок свою иррациональную жажду риска, наслаждение «ходить по краю»: кто кого!

Тот спросил хладнокровно:

— Кто вы такой?

— Игрок. Заинтересовался этим делом из спортивного интереса. Вы обещали рассказать.

— Обещал? — Он взглянул странно — застывший, заторможенный взгляд, и «сыщик» понял, что Алеша, «нищий идеалист», «прекраснодушный провинциал», был явно на грани (или уже перешел грань) душевного раздвоения.

— Преступления настолько необычны, — сыграем на тщеславных струнах, — что вы просто обязаны…

— Да, высказаться надо. Но фрагменты этого спектакля как-то мешаются в голове.

— Я вам помогу.

— Но при одном условии. После моей исповеди один из нас отсюда живым не уйдет.

— Согласен. Двадцать восьмого ноября в театр позвонил ваш старый друг: Марочка и «дракончик» отбывают вечером в Америку. Вы выпили с костюмером коньяку в буфете, и гардеробщик заметил ваши метания в вестибюле. Вы уехали на Смоляную без верхней одежды?

— Непредумышленно, в припадке бешенства. Она смела все отрицать, но когда я обозвал свою женушку соответствующим ее поведению словечком, вдруг оскорбилась: «Да, уеду! Он, в отличие от тебя, настоящий мужчина!» Мне казалось, я ее убил.

— Фаянсовой вазой.

— Что под руку подвернулось… Ни пульса как будто, ни дыхания — не разобрался с испугу, тогда я еще трепетал и боялся. Но мне нужен был он! Старого дружка своего я узнал по телефону (да и кто еще на такие трюки способен?), звоню ему домой, Жанна отвечает. А я голос изменил…

— То есть вы уже задумали убийство?

— Да я ж думал, что убил ее, скрываться надо, но напоследок… В общем, эта одержимая духами доложила: и муж, и брат в «Страстоцвете». Я выскочил во двор к машине и по внезапному холоду понял, что бегаю раздетым. Ну, поехал в театр, послал Гаврилу куда подальше, оделся.

— В шесть часов вы подъехали к «Страстоцвету»?

— Подъезжаю. По ступенькам спускается «настоящий мужчина» с красным кейсом. Я сработал правой, всю силу вложил, он упал, кейс раскрылся.

— И вы увидели много-много долларов.

— Да, ослепительное зрелище. Я захлопнул кейс, хотел вырвать — шиш! Мертвая хватка. Человек без сознания, а за денежки держится. Ну, запихнул его в машину и рванул на предельной скорости.

— Вы не видели Борю?

— Нет, к сожалению. Все бы обернулось, наверно, по-другому… А, что теперь сожалеть! Куда-то я мчался, сообразил — Устьинский мост. Съехал вниз… темно, тихо. Горячка отпустила меня — и тут закралась в голову фантастическая идея. Я ведь был уверен, что на мне убийство жены. Добить ублюдка, забрать доллары… но дальше? Ведь меня объявят в розыск.

— Дальше в Америку. Ведь паспорт и виза были при нем?

— А деньги? Как бы я провез доллары?

— За взятку у нас теперь…

— Да ведь чертами лица мы на редкость непохожи (вот волосы темные и карие глаза, да). Непохожи, а купить грим, парик — не успеваю на рейс. В общем, эти заграничные мечты я пока оставил и решил, так сказать, уйти в небытие. Обреченный любовник начал подавать признаки жизни, я добил его гаечным ключом, до неузнаваемости изуродовал лицо, обменял одежду, стер свои отпечатки и сбагрил труп в воду.

— Он был еще жив.

— Не важно!

— У парапета произошла борьба?

— Я попозже имитировал, потоптался в его сапогах, постарался его следы оставить. Вдруг вижу: мой ключ на тротуаре валяется, видно, выпал из куртки, когда я тело поднимал. Чисто машинально сунул в карман пальто.

— И все же на что вы надеялись? Существует процедура опознания трупа.

— На Дашу — она должна была опознать.

— И она согласилась бы помочь человеку, убившему ее сестру?.. А, вы придумали…