Век перевода (2005)

СКУКА

День следует за днем, ему подобный; Всё то же повторяется бессменно И кажется лишь копией подробной Мгновения, ушедшего мгновенно. И каждый месяц, вновь запечатленный В другом, назначенным уходит сроком. «Вчера» мы видим в «завтра» воплощенным Без перемен. Как просто быть пророком…

ВТОРАЯ ОДИССЕЯ

Dante, Inferno, Canto XXVI

Tennyson, «Ulysses»

Вторая Одиссея больше первой, Наверное… Увы, она В гекзаметрах Гомером не воспета. Тесны были отцова дома стены, Был тесен городок его отца. И вся Итака тесною была. И Телемахова любовь, и верность Супруги, и отеческая дряхлость, И старая дружина, и народа Восторженная преданность, и отдых — Счастливый, мирный отдых в стенах дома, — Всё было в радость, что как бы лучами Вливалась ныне в сердце морехода. И, как лучи, угасло всё. Желанье Проснулось моря в нем. Возненавидел Он самый воздух суши. Сон его Тревожили виденья Гесперии. И он был вновь тоской своей охвачен О возвращенье — не на остров, в море… О путешествиях! Об утренних прибытьях В невиданную прежде гавань, — ты Тогда таким бывал исполнен счастьем… И Телемахова любовь, и верность Супруги, и отеческая дряхлость, И старая дружина, и народа Восторженная преданность, и мир, И отдых, тихий отдых в стенах дома — Постыло всё! И он решил бежать. Когда Итаки берега пред ним Стирались постепенно, незаметно, Когда, все паруса подставив ветру, Он плыл на запад, где живут иберы, Где Геркулесовы столпы, где море Кончается Ахейское, — казалось Ему: он будто снова оживает, Он сбросил тягостные бремена Знакомого, домашнего… И сердце, Исполненное жажды приключений, Безлюбое — торжествовало хладно.

ХВАТИТ ЛИ СИЛ?

Да, невозможно жить лишь так, как хочешь, Но ты, по крайней мере, попытайся — Насколько хватит сил: не тратя жизнь На светские поверхностные связи, На суету, на встречи, разговоры… Не трать ее на частые поездки, Откуда обречен ты возвращаться, Убожеством общения наскучив, Созданьем «круга»: даже и не дома В конце концов всё может опостылеть.

ЖИТЕЛИ ТРОИ

Как наши замыслы и предприятья Похожи на последнюю борьбу Троянцев! Удается лишь отчасти Задуманное — и настолько же В своих глазах мы тотчас вырастаем, Исполнившись отваги и надежды. И всякий раз препятствует нам нечто: Ахилл является под крепостные стены И с громким кличем сокрушает нас. Подобны замыслам троянцев наши Усилия любые… Вот отвагой Пытаемся мы подкупить удачу, Теперь уже за стенами сражаясь… Но наступает перелом — и вдруг Нас оставляют дерзость и решимость, Охватывают слабость и тревога. Мы разбегаемся от стен, в надежде Спасение найти вдали от них. А поражение так явно, и рыданья О нас уже звучат на стенах Трои. Там плачут о былом блаженстве нашем. И горек плач Приама и Гекубы.

ШАГИ

Кораллами украшенное ложе — Орлы на темном фоне из эбена. Глубоко Здесь спит Нерон сном совести спокойной, Счастливый… И здоровьем пышет тело, И дышит молодою скрытой силой. А в нише, в алебастровых покоях, Где спрятан древний родовой ларарий Агенобарбов, — что за суматоха Царит средь ларов! Как они дрожат, Домашние беспомощные боги, Пытаясь спрятаться, и так совсем малы. Они услышали зловещий шум — О, страшный шум! — на лестнице, всё выше. Железные шаги. Дрожат ступени — И бедные божки почти без чувств Забились в нишу — падают, пытаясь Поглубже спрятаться, толкаясь, спотыкаясь, Они почувствовали, что за шум На лестнице: шаги Эриний.

СЕРЫЙ ЦВЕТ

Глядя на сероватый опал, Я вспомнил прекрасные серые глаза. Которые видел когда-то: кажется, Лет двадцать назад. Наша любовь длилась месяц, Потом он уехал, Если не ошибаюсь, в Смирну — На работу, и больше мы с ним не виделись. Если он жив — серые глаза поблекли; Красивое лицо, должно быть, подурнело. Память моя, сохрани эти глаза такими, какими они были; О память, сколько ты в силах, Удержи для меня от той любви! Сколь возможно точный нарисуй мне сегодня ее образ…

НА КЛАДБИЩЕ

Когда ведут тебя воспоминания На кладбище, склони колена Перед святою тайной с должным тщанием, Пред темным будущим всего, что тленно. Все к Господу направь искания, Внемли! Сон вечен в узком ложе, здесь, в лоне осененной Христовой милостию земли. Здесь тихое свое благословение Дает надгробиям смиренным Родная вера, чуждая стремлению Язычества к уборам драгоценным. Даров ненужных позлащения Вдали, Сон вечен в узком ложе, здесь, в лоне осененной Христовой милостию земли.

МАРТОВСКИЕ ИДЫ

Душа, будь в стороне от блеска славы, Обуздывай порывы честолюбья. А если им противиться не сможешь, Будь осторожна — и чем ближе к цели, Тем больше в каждом шаге сомневайся. И в миг расцвета — стал уже ты Цезарь, Твой новый облик стал известен всем; Когда на улицу со свитой выйдешь, Всех затмевая, — будь настороже: Быть может, из толпы к тебе шагнет Артемидор какой-нибудь, письмо Тебе протянет: «Прочитай немедля! О деле пишут, важном для тебя…» Остановись, не премини оставить Тотчас любое дело и беседу; Пусть разойдутся те, кто на поклон К тебе спешит: ты их еще успеешь Увидеть позже; может подождать Сенат, — а ты внимательно прочтешь Посланье важное Артемидора.

КОШКА

Не любит кошек люд простой. Их волшебство, их тайна Для недалекого ума — мученье. Он не в силах Движений прелесть оценить случайных, Повадок… [………………………………………….] [] [………………………………………………………….] Но гордость кошки есть душа и суть ее от века, Свобода — плоть и кровь ее. Она не опускает Свои глаза под взглядом человека. Покрыта тайной жизнь ее страстей; Она всегда спокойна, и сияет Опрятностью, и позы принимает Изящные. Всё выдает в ней тонкость восприятья Нетронутую. Вот она мечтает или дремлет, — Какая отстраненность! Созерцать ей Дано иное — может статься, внемлет Она теням, из древности пришедшим; может статься, Видения ведут ее в Бубастис — процветал Там храм ее, и фараон шел кошке поклоняться, И в каждой позе жрец грядущее читал.

ГОЛОСА

Преображенных голосов родных Звучание: одних мы схоронили… Как мертвых, мы утратили иных. Порой во сне они к нам обратятся; Порой мы размышляем — и в мозгу Они вдруг раздаются, возвращая Поэзию младенчества на миг — Ряд звуков, что как музыка в ночи: Угасшая, поющая вполсилы.

ЦАРЬ ДЕМЕТРИЙ

Hosper ou basileus, all'hypokrites,

metamphiennytai chlamyda phaian

anti tes tragikes ekeines, kai dialathon

hypechoresen. [10]

10

Словно не царь, а актер, переодевшийся [после представления] из одеяния трагика в темную хламиду, он тайком ушел (др. — греч.).

Как македоняне оставить трон Ему велели, Пирра предпочтя, Деметрий, царь (он обладал вполне Величием душевным) не по-царски — Так говорят — себя повел. Ушел он, И золотое одеянье снял, И сбросил сапоги пурпурной кожи, В простое платье быстро облачился И в путь отправился. Он поступил Словно актер, что после представленья Переоденется — и прочь уходит.

ЭУДЖЕНИО МОНТАЛЕ (1896–1981)