Век перевода (2005)

ШЛОМО ИБН-ГВИРОЛЬ (1021/22 — после 1045)

НАПИСАЛА ОСЕНЬ

Осень песнь написала чернилами капель и ливней И рукой облаков, и перо — грозовые огни в ней, И багряного сада листва — этой песни слова. И во сне не приснится нам песня прекрасней и дивней. Ибо в час, когда к небу взлелеяла зависть земля, Ткань из листьев сплела, что под стать ткани звезд переливной.

***

Ты, словно пальма, стройна, Прелестью — солнце, луна. Думал я — добрая ты, Словно Навала жена, Ты же — как Иезавель, Жестокосердна, хладна. Блеск твой мне душу пронзил, Гибнет от страсти она. Не откажи: коль умру — Ты виновата одна.

***

Мой голос прерывается от боли, И не веселье — стон в моем глаголе. Увижу радость — о своей заплачу, Подобной цвету сорванному, доле. «Мой друг, ужель в шестнадцать лет пристало Скорбеть о дне своей кончины, коли Ты мог бы к юным радостям стремиться, К ланитам, алым, как лилеи в поле?» Измлада меня сердце осудило, Моя душа его покорна воле. Оно избрало знания и мудрость, А душу стрелы гнева искололи. «Что гневаться? Верь, от любой болезни Есть снадобье. Терпи в своей юдоли. И что рыдать о бедах? Неужели Их от слезы твоей не будет боле?» А сколько ждать? Вот день за днем проходит. Мне уповать и мучиться доколе? Пока придет бальзам Гильада — сгинет Душа страдальца бедного в Шеоле.

МОШЕ БЕН-ЭЗРА (1055 — 1140?)

ЦВЕТНОЙ НАРЯД (ЛИЛИЯ)

В цветной наряд, узором трав расшитый весь, облекся сад, Надев хитон зеленых крон, деревьев строй пленяет взгляд. И из земли цвета взошли, и всяк, весну встречая, рад. — Но всех затмил лилейный цвет, как царь, чей ввысь венец подъят. Покинув плен, он вышел прочь, а вкруг него — листвы отряд. И кто не пьет пред ним вино, тот грех вершит, тот виноват.

ЗАГАДКА

Как дева, что любовию больна, Она всю ночь проплачет напролет. Развеселит сидящих за столом, А плоть ее, увы, огонь пожрет. А станет умирать — ей отсекут Главу, и вмиг вернется к ней живот. (Ответ: свеча)

ИЕГУДА ГАЛЕВИ (до 1075 — после 1141)

***

Потоп ли мир сгубил в волнах потока, И суши нет, куда ни глянет око, И люди, и животные, и птицы Прешли, погибли, мучаясь жестоко? Мне горная гряда была б отрадой, Пустыня — благостыней без порока. Но только небеса вокруг и воды, И в них ковчег стремится одиноко, И лишь левиафаны пучат бездну, И на море — седые оболока. И стены волн скрывают судно, словно Похищено оно рукою рока. Бушует море — я ликую, ибо К святыне Бога я стремлюсь далеко.

ИММАНУЭЛЬ РИМСКИЙ (МАНОЭЛЛО ДЖУДЕО) (1261? – 1552?)

ДУХ ОБРАЗОВ

Дух образов! Когда ты начертил Дочь Гершома — позору несказанну Весь мир подверг; собрав изъян к изъяну, Ты в ней свой сон ужасный воплотил. Уродство всё в нее одну вместил. Сову ль хотел создать иль обезьяну? Что видел ты во сне? Быть может, спьяну Ты этот стыд и срам наворотил? О херувим, быть может, в ночь зачатья Стило твое похитил некий враг И ты творил дочь Гершома лопатой? А может, это было звезд проклятье, И стали рядом Скорпион и Рак В хвосте Змеи, в зенит тогда подъятой?

КАК МНЕ СДЕРЖАТЬСЯ?

Как мне сдержаться? Горесть велика, Отрады сердцу нет, одна отрава. О, если б я была во тьме дубравы, В стенанье б излилась моя тоска. Ведь мой супруг — иссохшая река, Я жажду — он не боевого нрава. Ложусь я слева — он ложится справа И обо мне не вспомнил он пока. Будь проклят наш союз. А я — телица, Что знает страсть и любит молотьбу, И к сладости как парусник стремится. Евфрату не залить мою алчбу. Как вспомню, что я замужем, — зеницы Сомкнуть не в силах и кляну судьбу.

ЛАНЬ ПРОКЛЯЛА НАНЕСШЕГО УКУС

Лань прокляла нанесшего укус Щеке ее, зудевшей нестерпимо, И я сказал: «О дщерь Ерусалима! Кто причинил тебе такой конфуз?» Лань, подскочив, ответила: «Клянусь Всевышним, Коим твердь небес хранима, Что муха нильская летела мимо, И укусил меня проклятый гнус». И я ей верил до тех пор, покуда Следы зубов видны не стали мне. И я сказал: «Так вот причина зуда!» И от любви избавился вполне. Ты неверна — и я неверным буду. Мятежна ты — катись-ка к Сатане!

АД И РАЙ

Подумав в глубине моей души, Решил я: рая мне милей геенна, Ведь там нектара сладость вожделенна, Там женщины грешны и хороши. На что дались мне рая шалаши? Без милой загрущу я непременно Средь черных, как горелое полено, Старух, покрытых коркою парши. Что мне Эдема сад? Ведь там собранье Уродливых, убогих и калек, И потому противно в нем и гадко; То ль дело ад! Там красоты сиянье, Там средоточье радостей и нег, Всего того, что глазу видеть сладко.

Я ЗАМУЖЕМ ДВА ГОДА

Я замужем два года, а супруг Всё жив, и наслажденья лишена я. Пусть молния прибьет его шальная, И первой стану я среди подруг. Надеюсь каждый день, что сгинет вдруг Мой муж, и что придет любовь иная, И заживу я, горести не зная, И все мне позавидуют вокруг. Вот как соседка: за три только года Уж трех мужей свела под гроба свод. «Счастливая!» — судачат все соседки. Она презрела власть и знатность рода, Она, как львица, между львов живет, И между львят ее взрастают детки.

О ЛУКЕ, ЧЕСНОКЕ И ПОРЕЕ. ИЗ ВОСЕМНАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ

…И сказал князь: Было ли что-то, чего в доме господина тебе не хватало?* И ответствовал я и сказал: Клянусь жизнью! Было, и немало.* Ибо увидел я в доме того князя чеснок,* который с Урим и туммим сравниться мог.* И луковицы чудесные,* красотой посрамившие сферы небесные,* их слои упруги, гладки,* как манна сладки,* на вид подобны небесным сферам: одна в другой;* и толстый порей, душе моей дорогой,* как трость Елисея красотой.* И сказал я: Господин мой!* Рыба и мясо не стоят монеты одной;* всего превыше лук, чеснок и порей.* Принеси же мне стебель порея скорей*, ибо с ним я чудеса сотворю* и изумительным образом его сварю.* И сказал тот муж: Клянусь жизнью, в доме моем не едят порея, лука и чеснока,* ибо вонь от них отвратительна и велика,* а стол сей — пред Лицем Царя Царей,* да не будет на нем такой мерзости, как лук, чеснок и порей!* Услышал я, и взяла меня тоска* из-за лука, порея и чеснока* и оттого что господин посчитал меня за дурака.* И сказал я: В этот день погас свет очей моих вдруг,* ибо радость моя — чеснок, порей и лук.* Тяжела на мне кара от Божьих рук.*