Великий перелом

Тем временем кортеж встрял в пробку.

Да-да. В 1920-е годы тоже случались пробки.

У одной телеги отвалилось колесо, и она завалилась на бок. С нее просыпался молодые яблоки, стоявшие там в корзинах. И теперь владелец, матерясь и махая руками бегал и спешно их собирал. Как следствие — столпились другие повозки и автомобили. Кто-то терпеливо ждал. Кто-то сигналил и матерился.

В принципе — обычное дело.

Несмотря на научно-технический прогресс в Москве образца 1927 года хватало и извозчиков, и повозок. И разного рода инциденты случались с ними достаточно часто.

Нарком устало вздохнул.

Стоило провалиться в прошлое почти что на сто лет, чтобы оказаться в пробке где-то в центре Москвы. Да еще в какой! Вон — «меринок» хвостом от мух отбивается, совсем не напоминая «мерина» из XXI века.

Смешно.

И тут ему краем глаза почудилось, что на тротуаре стоит та самая девушка в черном. Которая мелькала на грани восприятия там — в 21 веке незадолго до смерти.

— Опять ты… — раздраженно шепнул он и резко обернулся.

Девушка не исчезла. Ушло лишь наваждение. Оставившее после себя довольно юную черноволосую селянку в платочке и темных одеждах, что с интересом и любопытством смотрела на кортеж. Столько одинаковых автомобилей разом не так-то просто встретить. Особенно в те годы пестрого разнообразия.

Почему селянка?

Так у нее в руке была коса. Клинок которой правда был сложен и примотан бечевкой к дереву. Зачем горожанке коса? Разве что какие-то дела на природе. Вот он и подумал…

«Коса!» — нервно ударила в виски мысль наркома. И он как завороженный стал ее разглядывать.

Самая обычная с виду. Новая. Как говорится, ни разу не надеванная. А вся эта ситуация с девушкой — пустые глупости воспаленной фантазии.

Чистой воды совпадение. Но…

И тут раздался тот самый смех, что ему почудился тогда, во время всей этой свистопляски с операциями. Он опять-таки резко обернулся — уже «на другой борт». И увидел там еще одну стройную длинноволосую женщину в темных одеждах, которая заливисто смеялась, общаясь с подругой.

Прислушался.

Нет. Другой смех. Опять почудилось.

— Михаил Васильевич, случилось чего? — спросил порученец.

— Передай по кортежу — полная боевая готовность. Предчувствия у меня плохие. ОЧЕНЬ плохие.

— Есть. — сухо и четко ответил тот и потянулся к радиостанции.

К этому времени все автомобили кортежа были оснащены небольшими радиостанциями с небольшим радиусом действия. Достаточным для связи на марше. Само собой — не азбукой Морзе, а голосом.

«Видимо подсознание шалит» — сам себя успокоил Фрунзе.

Он был уверен в том, что англичане с французами уже знают про идею «двойного гражданства». И постараются принять меры. Так что ожидал нападения в любой момент. Наверное, поэтому и чудилось всякое. Бойцы его охраны к таким внезапным тревогам относились с пониманием. Только за 1926 года было два покушения. Дерзких. Наглых. И в этом еще одно на Дзержинского. Враг явно не дремлет. Поэтому выполняли они свои обязанности очень ответственно.

Наконец «яблочный затор» рассосался, и они поехали дальше. Сам же нарком все это время терзался дурной мыслей — пригласить ту девушку с косой в машину. И прокатить.

Понятно, если Люба узнает, с потрохами съест. Но ему хотелось ее коснуться и убедиться в том, что она настоящая. Впрочем, он так и не решился. Кортеж тронулся, и он немного выдохнул. Но, все же, произнес, обращаясь к порученцу:

— Передай по экипажам — не расслабляться.

Они выехали на Бульварное кольцо. Немного проехали по нему. И дальше отвернули на север — к усадьбе Неклюдово, где у Фрунзе была дача. Именно там сейчас сидела его беременная супруга, мама и дети. На природе.

И он собирался их навестить.

Ненадолго.

Там переночевать. И с утра отправиться с рабочим визитом в Долгопрудный. Точнее самого города этого еще не существовало. Просто здесь стали возводить предприятие для опытного дирижаблестроения. Все-таки Казань достаточно далеко находилась. Не наездишься. И там, в будущем городе Долгопрудном, завод в целом уже почти закончили. Начав работы по первому опытному дирижаблю…

Вроде бы пронесло…

Вроде бы все обошлось…

Как из окна одного из домов ударил пулемет. Судя по тональности звучания — Максим. Потом еще один. И еще. И еще.

Нарком с первыми же выстрелами упал на сиденье, прижавшись к нему. В надежде, что эти злодеи не догадались зарядить патроны с бронебойными пулями…

Он еще в конце прошлого года озаботился тем, чтобы его автомобили забронировали. Очень добротной броневой сталью. Но не толстой. А от простых винтовочных пуль. Что потребовало усилить подвеску. Скорость упала. Но сильно быстро они все равно не ездили организованной колонной. Так что никто ничего и не заметил. А люди, что проводили эту модернизацию, помалкивали.

И теперь Михаил Васильевич лежал в тонкой скорлупе брони. Только с окнами не удалось ничего сделать. Опытные бронестойкие выходили очень тяжелыми и толстыми. Из-за чего их поставить не получалось. Во всяком случае так, чтобы не привлекать внимание.

Пулеметы заткнулись.

И на улицу из здания посыпали бойцы с оружием. С карабинами, револьверами и пистолетами. Только для того, чтобы их почти сразу встретил шквал огня. Пистолеты-пулеметы Томпсона и карабины СКФ-26 бойцов СОН дали им в этом кардинальный перевес. Буквально сдувший нападающий за считанные секунды.

Раздался звук свистка.

И отряд перешел в контрнаступление. Пользуясь локальным огневым превосходством. Заодно отработав по окнам, где рядом с пулеметами зашевелились стрелки. Видимо бросившись их перезаряжать.

Половина же группы охраны осталось с наркомом.

Минуты через две все было кончено.

Нападающие не рассчитывали на бой. Планируя из засады расстрелять кортеж, а потом добить выживших и быстро отойти. Но натолкнувшись на жесткий отпор, спасовали.

Пленных удалось взять прилично. Семь человек. Причем трех — совсем целеньких. Ну, разве что с разбитым лицом. СОН действовал порой слишком жестко.

В помещение, где сидели нападающие, был телефон. Рядом лежал труп, лишенный трети головы пулей 45-калибра.

Михаил Васильевич осторожно переступил через него. Смахнул с трубки фрагменты окровавленной кожи с волосами. И подняв трубку попросил девушку соединить его с хорошо знакомым номером.

Секунд пять ожидания.

И усталый голос произнес:

— Слушаю. Дзержинский.

— Ты жив? Все нормально?

— Кто говорит?

— Фрунзе. На меня только что было покушение. По кортежу из пулеметов ударили.