Венские каникулы
Шрифт:
– Ах, как звенят!
– мечтательно прикрыв глаза, говорил Жерар.
– Настоящий венский хрусталь!
Владимир хохотал, глядя, как беснуется Жерар, протянул ему огромное блюдо:
– Трахни-ка вот это! Кажется, богемское стекло!
– Давай!
– Жерар с силой швырнул блюдо о стену, прищелкнул языком. Действительно, настоящее богемское!
– Прекратите!
– кричал Даниэль.
– Вы с ума посходили? Вахтанг, а ты что сидишь, как на панихиде?
– Я жду мой любимый Гурджаани, - улыбнулся Вахтанг.
– Я мечтал о нем четыре с половиной года...
–
– снова закричал Даниэль.
– Варвары!
– За все заплачено!
– резонно возразил Владимир.
...Когда портье в сопровождении официанта с подносом, на котором стояли бутылки водки и тарелки с закуской, появились в номере, у портье едва не отвалилась челюсть. Можно было подумать, что тут прошло стадо быков. Портьеры на окнах порваны, переломаны кресла, побита посуда. На сломанной широкой кровати лежал, раскинув руки, Жерар и кричал:
– Что еще можно сломать в этом борделе?! Владимир, Вахтанг, придумайте, что еще можно сломать! У меня руки чешутся!
– О, перекур!
– Владимир кинулся к официанту, налил в фужер водки, залпом выпил, схватил с тарелки ломти колбасы, обернулся.
– Вахтанг, твое любимое Гурджаани!
– Твой любимый Гурджаани, - по-русски поправил его Вахтанг и тоже подошел к официанту с подносом, взял бутылку, подержал, словно взвешивал, прочел этикетку, улыбнулся, проговорил тихо: - Ну, здравствуй, дорогой... столько лет к тебе шел...
– Господа... как это понимать?
– бормотал подавленный портье.
– Это дорогая мебель... восемнадцатый век, господа... дорогая мебель...
– Не волнуйтесь, дружище!
– прожевывая колбасу, успокоил его Владимир. Просто нам некуда девать силы и мы решили немного повеселиться после этой проклятущей войны! Имеем право? Или веселиться можно только Гиммлеру с Кальтенбруннером?
– Восемнадцатый век... Боже мой...
– лепетал портье.
– Мы понимаем - восемнадцатый век! За восемнадцатый особая плата, так? Пожалуйста, получите, - Владимир достал еще пачку банкнот, сунул ее портье, и выметайтесь отсюда, дружище, не мешайте веселиться! Давай шевели ногами! он подтолкнул портье и официанта к двери, захлопнул ее...
...В ресторане дымно и шумно. Больше всего галдят американские солдаты, расположившиеся за несколькими столиками недалеко от эстрады. Дальше столики с французами, в углу четверо русских офицеров. Через плечо у одного висела на красной ленте гитара. На эстраде пела моложавая женщина, белокурая, в длинном серебристом платье с разрезом почти до пояса, так что мелькало голое бедро. На лице ее морщины преждевременной усталости и только когда она улыбалась, из глубины души всплывала придавленная годами трудной жизни красота.
Жерар, Владимир, Вахтанг и Даниэль вошли в ресторан, глазами ища свободный столик. Затем Жерар пальцем поманил к себе метрдотеля, что-то проговорил ему на ухо, сунул деньги и тот повел их через зал к свободному столику, тут же приказал что-то официанту и тот, кивнув, торопливо ушел.
Жерар, Владимир, Вахтанг и Даниэль сели за стол.
– Вон русские, - сказал Владимир, - два старлея и капитан... Я бы теперь, наверное, был бы уже майором... или подполковником...
–
Ты теперь - живой...– сказал Вахтанг.
– И свободный человек!
– ухмыльнулся Жерар.
– Гражданин мира!
– Грабитель и убийца, - язвительно добавил Даниэль.
– Кажется, мы одной веревочкой повязались, - парировал Владимир, - разве не так?
– Хотел бы я знать, куда она нас приведет?
– спросил Даниэль.
– Боюсь не туда, куда мы захотим, - задумчиво проговорил Вахтанг.
– Слушайте, а певичка ничего!
– сообщил Жерар.
– Да посмотрите же, сукины дети!
Владимир посмотрел на певицу и ему показалось, что она тоже смотрит на него. Она пела и улыбалась, плавно раскачиваясь над сценой, и маленький оркестрик за ее спиной старался вовсю, и французские солдаты восхищались больше всех, кричали, аплодировали, кто-то швырнул ей под ноги букет фиалок, и она грациозно подняла их, послала французам воздушный поцелуй и продолжала петь.
– Веселый народ австрийцы, - грустно улыбнулся Даниэль.
– Была война - не было войны, они веселятся и никаких гвоздей. Не то что мы...
– Они не видели настоящей войны, - сказал Владимир, продолжая глядеть на певицу, - Жерар, как ты думаешь, у нее красивый голос?
– Замечательный!
– с готовностью восхитился Жерар и подмигнул Даниэлю и Вахтангу.
– У нее голос настоящей оперной певицы! А фигура, как у греческой богини!
– Да?
– Владимир подозрительно взглянул на него.
– Неужели я похож на торговца, который хочет всучить тебе порченый товар?
– обиделся Жерар.
Владимир встал и пошел между столиков к эстраде.
– Как бы мы опять не влипли в историю, - сказал Даниэль, глядя ему вслед.
Владимир подошел к эстраде, некоторое время ждал, глядя на певицу. Теперь она смотрела на него и улыбалась. Она кончила петь и во время короткой паузы, когда гремели аплодисменты и солдаты кричали: "Браво!", Владимир спросил:
– Простите, фройлен, вы умеете петь по-русски?
– Немного, - чуть смутилась певица, - несколько русских песен...
– Каких?
– Ну... "Калитку" знаю... "Гори, гори, моя звезда"...
– Благодарю вас, фройлен, - Владимир раскланялся и пошел к своему столику. Вид у него озабоченный.
– Ты договорился с ней с пулеметной скоростью, - сказал Жерар.
– Эх, если б была гитара... Она могла бы спеть "Калитку"...
– Может, я смогу помочь?
– осторожно спросил Вахтанг.
– А ты умеешь на гитаре?
– удивился Владимир.
– Не только...
– усмехнулся Вахтанг, - я ведь консерваторию кончил...
– Ого!
– выпучил глаза Жерар.
– Консерваторию? Даниэль, как ты думаешь, сколько еще талантов спрятано в этом грузине?
– Затрудняюсь даже предположить, - улыбнулся Даниэль.
– Я сейчас,-Вахтанг направился к столику, за которым сидели русские офицеры.
– По моему, он это делает зря, - нахмурился Владимир.
– Господа... мой товарищ...
– на ломанном русском проговорил Вахтанг, подойдя к столику, - он немного поет по-русски... Можно вашу гитару? Две минуты?