Вензель твой в сердце моем...

— Ха-ха! Ты точно тупая! — рассмеялся мужчина и облокотился спиной о раскаленные камни.

«Ш-ш-ш», — сказала обуглившаяся кожа. Разнесся над долиной едкий мерзкий запах. Запах жженой плоти.

— Ах, право слово, так даже интереснее, — плавно взмахнув рукой, задумчиво сказала женщина. Тонкие пальцы коснулись белой кожи ее щеки.

Царап. По бледной скуле побежала багровая капля. Еще одна нотка упоительного металлического запаха в гамму остальных. Но кровь эта — демоническая. И она изначально была мертва. Не то, что у почти живых временных тел грешников.

— Хо, ты еще и мазохистка? — рассмеялся Закуро. — Любишь боль?

— А ты? — и хитрый прищур алых глаз.

— Не твое собачье дело, дрянь, — хмыкнул мужчина и зевнул. Зевнул, сидя в лаве, с постоянно обугливающейся на спине кожей и тут же заживающей, чтобы обуглиться вновь. Ведь в аду новые тела грешников непрерывно регенерируют, чтобы пытки были вечны.

— Ах, как грубо, — рассмеялась демонесса глубоким грудным смехом. — Мне это нравится. Я люблю порок, Закуро.

— Может, ты и меня любишь? — усмехнулся мужчина, сверля брюнетку пренебрежительным, но заинтересованным взглядом не менее алых, чем у нее самой, глаз.

— О нет. Любовь — это слишком светлое чувство, — покачала головой она и провела пальцем по царапине на своей щеке. Кровь на белой коже — как зернышко граната на снегу… — Для этого мира оно абсолютно не нужно. Никчемно. Бесполезно. Здесь есть место лишь боли. И, возможно, страсти, но ты не демон — ты грешник. А потому я не могу даже возжелать тебя, ведь ты жалок.

— Ой ли? — ухмыльнулся мужчина и положил локти на красный от температуры край кратера.

«Тшшш». Дивный аромат. Мерзкий. Тошнотворный. Но ей нравился. Как и ему. Это ведь иной мир с иными ценностями. Мир, где нет места любви, но есть место страсти. Мир, где ни к чему улыбки, но ценятся ухмылки. Мир, где не нужна доброта, но в почете жестокость. А еще — сила. Но достаточно ли силен грешник, чтобы стать подобием демона?.. Впрочем, даже если и достаточно, «подобие» — это лишь жалкая копия. Ведь так?

— Закуро, ты такой забавный, — протянула женщина и медленно двинулась в обход кратера, неся перед собой на вытянутой руке багровую каплю, стертую со щеки. — И такой наивный. Мне это нравится в тебе. Хотя не должно. Ты сочетаешь жестокость, порочность, грубость, всё, что так важно и ценно, с удивительной наивностью. И потому она не становится отталкивающей. Но знаешь… я должна ее выжечь из тебя вместе с грехами, потому что иначе моя работа не будет выполнена.

Шорох юбки по пеплу и последний шаг. Демонесса опустилась на корточки слева от мужчины, и губы ее изогнулись в хищном оскале. Она палач. Он жертва. Их роли неизменны. До того самого мига, когда колесо Сансары повернется, и душа его искупит грехи, до того самого момента, как грешнику даруют право реинкарнации и отправят на перерождение в мир живых — она будет рядом. Будет ласкать его… болью.

Багровая капля, так похожая на рубин, задрожала в предвкушении. Тонкие пальцы потянулись к лицу мужчины. Лава застыла, обратившись в раскаленный камень, не давая ему пошевелиться, не давая отстраниться от Госпожи. От той, кто сильнее него. Но сильнее ли или просто обладающей большей властью?..

Закуро усмехнулся. По смуглой щеке скатилась капля пота. В Аду ведь всегда холодно, но в кратерах вулканов — неизменно жарко. «Пшш», — сказала соленая капля, упав на лаву и мгновенно испарившись. «Тщщщ», — сказала алая капля, коснувшись смуглой кожи. Она впитывалась в поры, проникая в плоть, в кровь, в само естество, ломая его, мучая, низвергая в пучину нестерпимой боли. Но аловолосый мужчина лишь стиснул зубы и ухмыльнулся. Ведь здесь это ценится.

— Закуро, ты и правда Нечто, — протянула она, и подушечка белого пальца заскользила вверх по загорелой скуле. — Это мило. Демоническая кровь подчиняет временное тело грешных душ, руководит им, как ей нравится, мучает. Я впервые использую эту пытку на тебе, ты не привык к ней, но ты молчишь. Тебе так больно, так нестерпимо больно, но ты даришь мне усмешку. Мне пожалеть тебя?

— И не надейся, дура, — процедил Раб.

Хрусть. Кости выворачивало из суставов. Прямо там, в теле, иначе неинтересно. Тррр. Рвалась кожа, даря холодному воздуху новый металлический солоноватый аромат. Багровые капли бесшумно падали на застывшую лаву и с шипением испарялись, превращая соленый запах в жженый. Бах. Взрывались органы в сосуде под названием «мешок с костями». Никому не нужный. Греховный. Бесполезный. Но всё еще сильный.

— Милый Закуро, почему бы тебе не сдаться? — шептали багровые губы, а тонкие пальцы зарывались в алые волосы. — Может, ты дашь мне услышать свой голос? Стоны — это дивная музыка. Спой мне, мой грешник…

— Да пошла ты, дрянь… — голос хриплый. Дрожащий. Но не сломленный.

— Ты и впрямь Чудо. Мы вместе уже год, а ты всё так же меня поражаешь. Но у нас впереди вечность. Вечность из мук.

— Обойдешься. Реинкарнация…

— Нет-нет, — перебила мужчину демонесса, — неверно. Реинкарнация не отнимет тебя у меня, если ты не искупишь свои грехи. Не раскаешься в них. Ты ведь знаешь. А значит, эта пытка продлится до тех пор, пока ты не сдашься. Понимаешь?

Тишина. Пылавшие ненавистью, уверенностью и сарказмом алые глаза впивались в столь же прекрасного оттенка холодные, жестокие, в которых сквозило удивление и азарт. По смуглой коже градом бежали соленые прозрачные капли и исчезали в небытии, падая на раскаленную окаменевшую магму. Влажные алые пряди липли ко лбу, к шее, к вискам, и, подчиняясь притворно-ласковым, сладостным прикосновениям бледной ладони, следовали ее приказам. Тонкие пальцы перебирали послушные волосы Раба, а губы Госпожи искривляла довольная усмешка.

«Он мой», — стучало набатом в ее висках. Да, он ее Раб, ее грешник, тот, кого она будет пытать вечно. Потому что он никогда не сдастся. Она прежде не встречала таких смертных: только демоны могли вынести ее дикий нрав. Только они могли усмехнуться, когда она прикусывала их губы во время поцелуя до крови. Прокусывала насквозь. И наслаждалась их болью. Но этот смертный — он так похож на демона… Почему? Она не знала. Но хотела узнать, хотела понять. Ведь она хотела быть уверена, что он не уйдет…

— Закуро, скажи, — прошептали ее губы, и демонесса опустилась на колени. Тонкие руки обвили его шею, а губы коснулись бешено пульсирующего виска, — почему ты не сдаешься? Мне интересно. Скажи. А я никому не открою твой секрет…

— Лживая тварь, — усмехнулся Раб и резко откинул голову.

Удар. По пухлым алым губам побежала капля крови. Как сладко…

— Это было забавно! — рассмеялась женщина, стирая кровь с губ. — Но мы ведь не хотим, чтобы столь ценная влага, как моя отравленная Адом кровь, пропала даром, правда, мой дорогой?

Белые пальцы скользнули по смуглой груди, вживляя в тело Раба очередную порцию яда. Ладони, притворившись нежными, стирали бегущие по загорелой коже капли пота. Так возбуждающе… но только не в бассейне из магмы.

— А еще говоришь, что я тебе неинтересен, — прохрипел Закуро.

Боль. Адская, нестерпимая, ужасающая. Хруст костей, ломающихся и дробящихся. Бурление вскипающей крови. Рваное дыхание, опаляющее потрескавшиеся губы. Так чарующе…

— Нет, ты неправильно понял, глупый! — рассмеялась демонесса. — Ты мне очень интересен. Как подопытный кролик. Но ты смертный, а потому как мужчина ты меня интересовать не можешь. Ведь ты не демон.