Вернись и начни сначала
Шрифт:
— Мы с ним поговорили, но не сошлись во мнениях насчет будущего.
— Я так и знала, что вы с Элом не поймете друг друга. Недаром сама хотела допросить тебя, — Сара прошла через комнату и выглянула в окно. Сердце Ивана в страхе забилось – там, за окном, прячется Аня. Усилием воли он взял себя в руки и придал лицу равнодушный вид.
— Мы с Гилроем всегда находились по разные стороны баррикад. Он – преступник до мозга костей. Его деятельность в Трущобах причинила изгоям не меньше вреда, чем все патрульные Новаторов. Но ты, Сара, я не понимаю, зачем ты связалась с таким закоренелым преступником? Неужели только из-за денег?
Сара резко развернулась спиной к окну – Иван едва сдержал вздох облегчения.
—
Сара снова прошла по комнате. Каблуки ее сапог гулко стучали по цементному полу. Рыжие волосы блестели в электрическом свете.
— Мы должны отыскать машину, и как можно скорее. Буллсмит больше не намерен ждать и, если мы не справимся, отправит сюда других агентов. Они прочешут этот район мелким гребнем и, можешь представить, сколько при этом погибнет изгоев. Ты знаешь, мой босс при всех его достоинствах никогда не отличался человеколюбием. Для него главное — чтобы Новаторы оставались у власти как можно дольше.
— Раньше ты иначе относилась к жизни и смерти, — глухо сказал Иван, пораженный цинизмом слов той, которую он когда-то любил, – Мы с тобой сражались за мир и справедливость. Жизнь каждого гражданина была ценна и значима.
— И к чему это нас привело? Десять лет войны! Моя и твоя молодость, наши мечты, все пошло прахом. Нас изуродовали, вывернули наизнанку, уничтожили все лучшее, что было в наших душах.
Сара почти кричала. Ее лицо исказилось, пальцы сжались в кулаки. Иван беспокойно оглянулся на окно – ему послышался шорох.
— Еще не поздно измениться, Сара, — тихо сказал он.
— Слишком поздно, — ее лицо снова застыло. – Ты скажешь мне, где машина. Тебе придется. Я оставила послание твоей девке. Скоро она будет здесь, и у тебя не останется выбора. Ты же не желаешь причинить ей боль, правда, милый?
Сара приблизилась к нему, наклонилась – он брезгливо отстранился. От нее пахло духами. Резкими, сладкими. Этот запах казался ядом, одурманившим мозг Сары Прешис и превратившим ее в озлобленную стерву. Она заметила его неприязнь и выхватила пистолет. Глаза налились злобой.
— Ты уже не хочешь меня? Ты мог сказать мне, где машина, и мы вместе уехали бы отсюда. Если бы ты согласился! Я готова была прикончить всех людей Эла и его самого, лишь бы ты пошел со мной.
— Я больше никогда не буду с тобой. Я любил другую Сару, а эту презираю! – он открыл окровавленный рот и рассмеялся.
Она дернулась, приставила к его груди пистолет. И тут раздался испуганный крик.
Ивану казалось, что время замедлилось, почти остановилось. Сара шла к окну, где пряталась Аня. В ее руке блестел «кольт», лицо исказило бешенство. Он выхватил пистолет и выстрелил ей в спину, туда, где билось ее новое жестокое сердце.
Она обернулась, и на миг ему показалось, что ее лицо стало прежним — удивленным, прекрасным. Но потом ее глаза застыли, и она
рухнула на пол. Открылась дверь, вбежали охранники, его тело пронзили свинцовые пули. И наступила темнота.Глава девятнадцатая. Аня
Я видела, как Ивана изрешетили пули, он грузно упал и больше не шевелился. Я рухнула на землю и прижала руки ко рту, чтобы не заорать. Боль рвала на куски, раздирала в клочья, мир вокруг съежился до крошечного пятачка невыносимой муки. Ивана больше нет. Я лежала на мокром снегу, меня сотрясали рыдания, я не видела и не слышала ничего вокруг. Рядом со мной была только смерть. Димка, Жасмин, Иван. Я притягивала смерть, а сама трусливо пряталась, бежала от нее. Я сжалась в комок, закрыла глаза. Кажется, было темно, и снег перестал идти, и где-то вдалеке кричали люди. Иван умер, и я умерла вместе с ним…
Очнулась, когда стихли крики, в окнах фабрики погас свет, на крыше ярко горел прожектор. Его свет окружал фабрику белым кольцом, а дальше, за границей света, начиналась тьма. Я подняла голову и посмотрела в темноту. Мне нужно туда. Этот белый свет – чужой, враждебный. Своей белизной он прикрывает убийц, их грязные дела и помыслы. А тьма – она мне родная, близкая. Ведь и внутри меня теперь только холод и тьма. Те, кого я любила, мертвы. И у меня никого не осталось.
Я поднялась и медленно побрела в темноту. Моя одежда намокла, но тело не чувствовало холода. Боль согревала меня, влекла мои ноги вперед. Мысли путались, и перед глазами стояло растерянное лицо Ивана. Он убил Сару, чтобы та не убила меня, и погиб. Если бы я не пришла к нему, если бы сдержалась, не вскрикнула, он был бы жив. Тяжелый груз вины давил мне на плечи, прижимал к земле, не давал дышать. Я вновь погрузилась в кошмар, преследовавший меня со дня смерти Димки. Все мои поступки были сплошной чередой ошибок. И вели к смерти.
Я добрела до машины, которую оставила в паре кварталов от фабрики, забралась внутрь и включила дворники. Две черные полоски скрипели, скользили по ледяному стеклу, и с каждым движением стекло становилось чище, и в моей голове прояснялось. Я могу все изменить. Это возможно. Ведь у нас есть Машина. Я отправлюсь к Сэму и уговорю его вернуться на пару дней назад, спасу Жасмин и Ивана. Я завела машину и поехала на Конечную…
Когда я вошла и увидела тревожное лицо Кристи, то не выдержала и разрыдалась. Она сразу поняла. Ее лицо испуганно скривилось, она метнулась к двери. Я перехватила ее за руку, крепко прижала к себе. Мы обе любили Ивана, и, увидев, как горюет Кристи, я забыла о своей боли и утешала ее, как могла.
— Зачем он пошел с тобой? – кричала она сквозь слезы. – Если бы он остался, он бы не умер.
— Я знаю, что виновата. Ты доверила его мне, а я не уберегла.
Мы сидели на холодном полу и ревели, не в силах смириться с потерей. Меня раздирало чувство вины и жалости к Кристи. Сколько горя пришлось вынести этой девочке! Сначала родители, теперь Иван.
— Мы можем его спасти, — сказала я, когда иссякли слезы и мы притихли. – Я попрошу Сэма отправить меня на два дня назад, и ничего не случится. Иван останется на станции и будет жить.
Кристи вскинула голову, ее мокрое лицо озарилось надеждой.
— Он будет жить, — словно в трансе повторила она.
Когда мы рассказали Сэму, он с сожалением покачал головой:
— Мы не будем перенастраивать Машину на другое время. Это слишком рискованно. Программа установлена на скачок в две тысячи сто сорок пятый год. На корректировку могут уйти месяцы.
— Сэмюэль, ты что? Это же Иван! – возмутилась Кристи. – Мы хотим спасти Ивана.
— Мы его спасем. Если сделаем перенос на семь лет назад, как собирались, и устраним Буллсмита. Тогда Иван не окажется в Трущобах, и трагедии не случится.