Вернуть мужа. Стратегия и Тактика

Беру его лицо в свои руки, как только что делал он, и произношу отчетливо:

– Слова, которые ты услышал, относились к тебе, а не к Вовке. Я сказала это в ответ на его признание.

– Он признался?
– мне кажется, или голос Максима дрогнул?

– Да, - морщусь от фантомной боли.
– Признался, что давно любит, что боялся сказать, что сбежал.

– А ты?
– Максим тяжело дышит, закрыв глаза и наслаждаясь теплом моих рук на своем лице.

– А я люблю тебя, - шепчу я и вздрагиваю от неожиданности, когда Максим, резко открыв бешено счастливые глаза, хватает меня в охапку и начинает целовать лицо, шею, руки, плечи.

Тараканы начинают разбиваться на пары.

Уважаемые читатели! Если Вы прочли эту главу ДО наступления Нового года, то поздравляю Вас с наступающим! Если ПОСЛЕ, то с наступившим! СПАСИБО за верность книге и ее героям, комментарии и награды! Осталось три главы.

Глава без номера. Бонусная. Новый год. Десять лет назад.

– Это водка?
– слабо спросила Маргарита.

Кот подпрыгнул на стуле от обиды.

– Помилуйте, королева, - прохрипел он, -

 разве я позволил бы себе налить даме водки?

Это чистый спирт!

Михаил Булгаков "Мастер и Маргарита"

– Бог мой, Миша! Какая красота!
– восклицает баба Лиза, глядя на изумительную фарфоровую статуэтку Снегурочки: белокожая красавица в белоснежной шубке с длиннющей русой косой, на шубке красные ягодки и зеленые еловые веточки, на ручках красные варежки, на ножках красные сапожки.

– Дулёвский фарфор. 1963 год, - гордо говорит довольный реакцией бабушки Михаил Аронович.
– С Новым годом, Лизонька!

– Спасибо, друг мой!
– бабушка подает соседу руку, которую тот так благоговейно целует, словно баба Лиза - императрица Елизавета, а он ее верноподданный.
– У меня для тебя, Миша, тоже сюрприз.

На столе, покрытом холщовой скатертью цвета крем-брюле, появляется... Дед Мороз. Он тоже абсолютно белый. Три ярких пятна на этом безупречном фоне: зеленый кушак, красный мешок с подарками и... красный нос. Как и положено!

– Минск. 1951 год, - ласково-насмешливо подражая другу, говорит баба Лиза.
– Надо же как! Мы с тобой не сговаривались!

Я с восхищением смотрю и на чудесные фигурки, и на любимых стариков. Какой красивой парой они могли бы быть! И как синхронно они думают, говорят, не договариваясь и не согласовывая друг с другом многое. Только баба Лиза собирается в магазин, еще и одеваться не начала, а Михаил Аронович уже под дверью с вопросом: "Не надо ли проводить за покупками?" Только сосед задумает пыль в шкафу с фигурками протирать - бабушка уже к нему с белой тряпочкой и предложением об уборке спешит. Только начинает давление у старого врача шалить, как Георгоша уже у нас с приказом осмотреть Елизавету Васильевну.

В гостиной у бабушки стоит искусственная елка 1970 года рождения. Производство ГДР. Она высокая - метр девяносто и очень пушистая. Разобранной годами хранится на антресолях. Мы всегда втроем - я, бабушка и Михаил Аронович - украшаем ее одними и теми же игрушками. Здесь есть и дореволюционный снегирь моей прапрабабушки Варвары, которого еще маленькая баба Лиза на руках у отца Василия сама пыталась повесить на елку, и столетний Щелкунчик со стертой краской, и пятидесятилетние грибочки. Бабушка признает только стеклянные елочные игрушки. Осторожно доставая каждую из большой коробки, старики рассказывают мне занимательную историю о ней. Это мое самое любимое время. Не новогодний праздник, а подготовка к нему.

Мы, второкурсники, отмечаем новогодний праздник у Вовки. Его родители с братьями уехали к родственникам в Белоруссию. Нам по девятнадцать, и мы никогда нашей компанией не встречали сам Новый год. В детстве то родители не разрешали, то Игорь улетал кататься на лыжах, то Сашка уезжала в зимний математический лагерь.

Смешно, но папа впервые отпускает меня всего лишь с получасовой инструкцией: не пить (чуть-чуть шампанского, чуть-чуть - это бокал), не есть много острого (в праздники все врачи нетрезвые, могут и не оказать своевременную профессиональную помощь, если я загнусь с животом - а я обязательно загнусь), не курить (самое простое требование - и не собиралась!), не спать в одной комнате с мальчиками (он, конечно, проверить не сможет, но совесть, Варвара, лучший предохранитель), не ходить в центр города (на массовых мероприятиях возможны эксцессы).

Накануне мы с девчонками составляем список продуктов и придумываем меню. За алкоголь отвечает Игорь. За мясо - Максим с Вовкой. За фрукты - Лерка. За сладкое - я. Сашка отвечает за всех нас.

– Главное, не делать много салатов!
– поучает нас Сашка, быстро перепроверяя список продуктов, который мы приготовили для мальчиков.
– А то горячее никто не будет!

– Я буду!
– убежденно уверяю я, прекрасно зная, что Максим с Вовкой, по моему заказу, будут готовить сациви из курицы с грецким орехом.

– Хватит?
– с сомнением спрашивает Игорь, когда двое крепких мужчин заносят в Вовкину квартиру коробки с бутылками.

– Коньяк, виски, водка, шампанское, ром, текила, - медленно перечисляет Лерка, пораженно рассматривая этикетки.
– Ты в своем уме? Вы до дурки допиться хотите?

– Да я не знал, что выбрать, - защищается Игорь.
– И не посоветоваться. Парни вне доступа почему-то.

– Они за елкой пошли. А советоваться надо со мной, - говорит Сашка, с опаской приближаясь к коробкам.

– В лес?
– удивляется Игорь.

– Почему в лес?
– Сашка садится на корточки и вытаскивает одну бутылку:

– О! Еще и ликер. Бейлис.

– Вдруг вы коктейли делать будете!
– находчиво объясняет Игорь.
– Обратно сейчас ничего не понесу. Если останется - потом вывезу.

– Не понесу...
– передразнивает Сашка.
– Можно подумать, сам нес.

– Не сам, - тут же соглашается Игорь.
– Охранники папы второго.

Богатый на родителей Игорь остроумно называл родного отца "папа первый", а второго мужа матери "папа второй".

– Вот только напейтесь!
– угрожает Сашка.
– Если вы нам Новый год испортите...

– Не испортим, - успокаивает Игорь.
– Ты нас по-настоящему пьяными хоть раз видела?

– Не видела, - ворчливо соглашается Сашка и тут же поучает.
– Но всё бывает в первый раз! Доступный алкоголь расслабляет и притупляет сознание, скажи, Лерка!

– И давно парни за елкой ушли?
– спрашивает Игорь с недоумением, посмотрев на часы.
– Вам же ее еще украшать, а времени десять вечера.