Вернуть мужа. Стратегия и Тактика

– Давно, - пугаюсь я, мгновенно нарисовав в воображении страшные картины: вот Вовка и Максим лежат, придавленные могучей елкой кремлевского размера, или вот они, избитые и ограбленные, стоят одни в темном зимнем лесу.

Увидев мое вытянувшееся от страха лицо, Сашка поспешно говорит:

– Даже не думай фантазировать! Что с ними случится на елочном базаре в центре города?

Сашкина бодрость меня не успокаивает, а наоборот, тревожит еще больше:

– А что с их телефонами?

– Вне доступа уже больше часа, - докладывает Игорь.
– Пойти искать?

– Да!
– хором говорит наше трио, и Игорь спешно уходит.

В течение часа ничего не происходит и никто не возвращается.

– Вот! Было три мужика, теперь ни одного!
– пытается шутить Сашка, гладя наши пижамы. Мы, наконец, проводим завтра пижамную вечеринку, которую так давно, еще со школьного детства, просит организовать Сашка.

– Не нервируй, - шиплю я, в десятый раз набирая телефоны мальчишек. Ни один не отвечает. Вовка и Максим до сих пор недоступны, а Игорь почему-то не берет трубку.

– Десять негритят какие-то...
– недоумевает встревоженная Сашка, совершая резкие движения утюгом и начиная знаменитую английскую считалочку:

Десять негритят отправились обедать,

Один поперхнулся, и их осталось девять...

– Может, в полицию обратимся?
– хлюпая носом, спрашиваю я, внезапно замерзнув от страха в теплой Вовкиной квартире.

– Ага! Дорогие полицейские! Наши юноши три часа назад ушли за елкой на базар и потерялись?
– ерничает Сашка, с остервенением разглаживая воротник своей чудесной шелковой пижамы кораллового цвета.
– Да, забыли сказать, мальчикам по девятнадцать лет!

– Да, бред, - тихо соглашается расстроенная Лерка, вешая на плечики свою умопомрачительно красивую черно-белую итальянскую пижаму, подаренную отцом.

– Где твоя пижама, Варька?
– торопит меня Сашка.
– Давай, поглажу! Завтра времени не будет.

– Максим должен принести, - рассказываю я.
– Мы договорились, что ее выберет он.

– Ого!
– дразнит меня Сашка, пытаясь отвлечь от тревожных мыслей.
– Секретики?

– Видимо, - шепотом сообщаю я, точно Максим может меня услышать и расстроится, что я выдала наш с ним секрет. Но какая будет пижама - секрет и для меня самой.

Вовка живет с родителями и братьями в трехкомнатной квартире. Его неугомонные, шустрые братья-погодки девяти и восьми лет сами украсили пластмассовую елку разноцветными носками, оставшимися без пары. Вы же знаете, как в семьях с существенным мужским перевесом в численности исчезают вторые носки? Мгновенно и навсегда!

Наша шестерка решила: раз впервые в жизни мы встречаем праздник вместе именно в двенадцать часов, то и елка у нас должна быть настоящей. И послали мальчишек за елкой! Уж послали, так послали, как говорится в известном мультфильме.

– Кошмар какой-то!
– ругается Лерка.
– Нам с Вовкой завтра еще полдня работать.

Вовка с Леркой, медики-второкурсники, в последний день года волонтёрили по детским домам: Вовка Дедом Морозом, а Лерка, естественно, Снегурочкой.

– Нам в девять часов утра выезжать на грим!
– нервничает Лерка.
– Еще выспаться надо! Игорь почему трубку не берет? Вообще не понимаю.

Звонок входной двери подбрасывает нас в радостно ликующем порыве. Сашка бросается открывать дверь: в квартиру заходит... Сергей-Филипп. Лерка бледнеет и роняет свою поглаженную пижаму. Шум. Топот. Смех мальчишек. Максим и Игорь, запуская морозный воздух из подъезда, вносят Вовку с забинтованной эластичным бинтом ногой.

– Спокойно!
– командует Вовка, сразу найдя мои глаза своими веселыми глазами.
– Во всем виноват я! Бандитская пуля!

– Что случилось?
– бросается к Вовке Сашка.
– Какая пуля?!

– Дурацкая шутка, - нервно говорит Лерка и спрашивает у Вовки.
– Растяжение или перелом?

– Растяжение, - морщится он.
– Связок голеностопа. Случайность.

– Как же так?
– сочувственно спрашиваю я, присев на корточки возле посаженного на диван Вовки.
– Очень больно, если голеностопа? Их там много, этих связок?

– Очень! Много!
– отвечает за Вовку Лерка.
– В составе голеностопа три кости, они закрепляются связками. Связок три группы.

– Три?
– глупо переспрашиваю я, вглядываясь в бледное Вовкино лицо.

– Тебе интересно?
– говорит Лерка, садясь рядом с Вовкой на диван.
– Задняя таранно-малоберцовая, пяточно-малоберцовая, передняя таранно-малоберцовая.

– Я тоже могу лекцию прочесть, - ворчит расстроенный Вовка, протянув руку к мои волосам и убирая один из локонов за ухо.
– Если проще, то у каждого сустава собственный предельный показатель амплитуды движения. Амплитуда выходит за рамки нормы - и связка травмируется.

Глядя на наши испуганные лица, Вовка успокаивающе смеется:

– Не паникуйте! У меня легкая степень растяжения. Симптоматика слабая. Так... поболит пару дней и пройдет. Эх, девчонки! Пропали ваши танцы. Такой танцор из строя вышел!

– До свадьбы заживет!
– говорю я и осторожно кладу ладонь на Вовкину забинтованную ногу.

– До чьей свадьбы?
– тихо спрашивает он меня, а глаза его почему-то становятся какими-то пустыми, наверное, устал от боли.

– Надо бы сказать до твоей, - смеется Максим, поднимая меня с пола и прижимая к себе. Он холодный, пахнущий снегом и елкой.
– Но, думаю, до нашей с Варей.

Оборачиваюсь на Вовку. Он откинул голову назад и закрыл глаза.

– Так больно?!
– вырываюсь я из объятий Максима и кидаюсь к другу.

– Всё!
– на моем пути встает Игорь.
– Раскудахтались! Вам же сказали - легкое растяжение!

– Трубку почему не брали?
– допрашивает с пристрастием Сашка, строго глядя на мальчишек.

– У меня разрядился, - глухо отозвался с дивана Вовка.

– У меня вообще глюкнул - отключился и не включается, - сообщил Максим, снимая куртку.

– Травмпункт в каком-то подвале, - возмутился Игорь, на которого мы с девчонками одновременно перевели вопрошающие глаза.
– Звонок проходит - но ничего не слышно.

– Да что случилось-то?
– спрашиваю я у Вовки, подсесть к которому мне не дает Максим, нежно поглаживая холодной ладонью мою спину. Меня тут же клинит на этом прикосновении. Все и всё уходит на второй план: и Вовка, сидящий на диване и положивший больную ногу на подставленный детский стульчик, и все остальные, что-то говорящие, зачем-то передвигающиеся по комнате. Есть только моя спина и его ладонь.