Вернуться в Антарктиду

– Я могу позвонить жене? – с вызовом спросил Громов.

– Сможете, но не прямо сейчас. Сначала вы дадите согласие на сотрудничество, потом пройдете тренинг и докажете нам свою эффективность. И только потом, когда мы полностью убедимся, что поставили на правильную лошадь…

– Я понял! Хотите вечно держать меня на крючке.

– У вас должен быть зримый стимул, но вы – умный человек, ученый, и умеете просчитывать варианты. Не так ли, Юра? Вы выберите правильную сторону.

– Сколько у меня времени?

– Сутки, - сказала Элен. – Послезавтра я вылетаю на ожидающий меня корабль. Вопрос на сегодняшний день звучит просто: вы летите со мной или остаетесь здесь, во власти Драго и его покровителя, который не питает к вам теплых чувств со времен вашей предыдущей антарктической эпопеи. В отличие от меня, заметьте, совершенно не связанной идеей мести.

– Кому же я внушил столь сильную нелюбовь?

– Вам будет несложно догадаться, если вы вспомните подробности вашего возвращения из Кратера. Кое-кто считает, что из ваших воспоминаний можно извлечь много полезной информации, но способ ее извлечения вам, скорей всего, не понравится.

– Угрожаете?

– Обрисовываю ваше положение, чтобы не осталось иллюзий. Я ваш единственный шанс уцелеть и увидеть сына, рождение которого вы пропустили.

В своем углу тихо заскулил Ильгиз, и Юра подумал, что альбинос, возможно, не растерял до конца способность воспринимать его истинные чувства и мысли. Несчастный наркоман мог и не понимать по-русски, но есть ли барьеры для телепатии? Ильгиз вполне мог работать на Элен – да хоть бы за лишнюю дозу! Элен говорила, что считает младшего близнеца отработанным материалом, но так ли это на самом деле? Не проверяет ли она его, Громова, тестируя на уникальном детекторе лжи?

– Увезите меня отсюда, - попросил Громов. – Я устал и вообще… думать полезно, когда никто не отвлекает.

Элен дала знак офицеру приблизиться (все это время он недвижной тенью стоял у входа), и тот взялся за ручки коляски.

В этот момент Ильгиз окончательно ожил. Заметив, что посетители уходят, оборванец кинулся к решетке, вцепился в нее как в прошлый раз и выкрикнул:

– Upozori je! (*боснийск.: Предупреди ее!)

Громов оглянулся через плечо. Ильгиз смотрел на него не отрываясь, и казалось, в его красных глазах сейчас не было и тени безумия. Только горечь.

– Что он говорит?

– Не обращайте внимания, Юра. Он часто несет бред.

– Dolazi! – не унимался несчастный. – Upozori je da dolazi! (*Он придет! Предупреди ее, что он придет!)

Голос его звучал требовательно и в то же время жалко. Он обращался к Громову. Юре даже на секунду показалось, что его сознания коснулось что-то мягкое, как ватный тампон, то касание тотчас и исчезло. Ильгиз взвыл и задергал прутья, стремясь их вырвать – безнадежная попытка.

– Может, ему что-то надо: воды, одежду новую?

– Одежду он на себе рвет сам. Я скажу дежурному, чтобы заглянул к нему. Тут где-то был переводчик с боснийского.

Коляску Громова вывезли в коридор. А в спину ему неслось:

– Kad se dogodi, ne'ce postedjeti nikoga! Svi 'cete umrijeti! (*Когда это произойдет, он никого не пощадит. Вы все умрёте!)

– Мне кажется, он сказал «умрете», - пробормотал Юра. – И «никого не пощадят». Такой странный язык...

– Что взять с наркомана? – презрительно заметила Элен. – Это животное только и способно угрожать.

Но у Громова сложилось иное впечатление. Ильгиз не грозил, в выкрикиваемых словах не было ненависти, но зато звучало нечто похожее на отчаяние, когда пытаются использовать последний шанс, но не верят, что их поймут правильно.

Собственно, так и случилось: Громов его не понял. Он решил, что Ильгиз говорил с ним об Элен. Юра тоже думал, что эта женщина лишь притворяется доброй союзницей, но в глубине души столь же безжалостна, как и Доберкур, на месть которого она намекала.

(Сноска.* Факт, что большие хищные лесные птицы способны устроить поджог, зафиксирован зоологами. В дикой природе три разновидности хищных птиц используют огонь для собственных нужд, это черный коршун, красный коршун и ястреб-беригора.Эта тактика является частью охоты: они ищут очаги огня (туристический костер, горящую траву или дерево, например, после удара молнии), аккуратно выхватывают из тлеющие ветки и переносят их на новые места. В результате область огня увеличивается, грызуны и мелкие птицы спасаются бегством, не обращая внимания на прочие опасности, и становятся легкой добычей. Также коршуны и ястребы питаются обгоревшими трупами. Данные факты прежде были известны со слов случайных свидетелей, но в 2016 году австралийские ученые Роберт Госфорд и Марк Бонта провели дополнительные наблюдения, изучив территорию размером 2500 на 1000 км и доказали, что «некоторые хищные птицы перемещают огонь через преграды, которые, в противном случае, могли бы препятствовать распространению пламени»)

27.3

27.3/7.3

С базы Альфа они собрались вылететь двенадцатого апреля. Отлет был назначен на раннее утро в пределах навигационного сумрака(*).

(Сноска. * Различают гражданские сумерки (зарю), навигационные (их еще 5азывают штурманскими) и астрономические. Во время гражданских сумерек солнце находится примерно на линии горизонта, и предметы хорошо различимы без искусственного освещения. Во время навигационных сумерек (они наступают на час раньше утром и на час позже вечером) солнце находится от 6 до 12 градусов ниже линии горизонта, наиболее яркие звезды на небе отчетливо видны. Во время астрономических сумерек (еще один час разницы) солнце находится от 12 до 18 градусов ниже линии горизонта. В районе Новолазаревской 12 апреля навигационные сумерки наступают в 7.28 и длятся до 8.40, когда занимается заря. По умолчанию в сумерках полярным пилотам допускается летать по дневным минимумам, в том числе садиться и взлетать с необорудованных площадок)

Громова усадили в инвалидное кресло, укутали в немыслимое количество пледов, показательно демонстрируя заботу о его здоровье, и вывезли наружу. Мелкие колесики тотчас застряли в снегу, хотя у входа снежный покров был неплохо утрамбован. Чертыхаясь, помощник Элен д'Орсэ, тот самый офицер Огюст, упорно толкал коляску вперед, к поджидавшему их вертолету.

Громов, обколотый успокоительным, никак на эти стенания не реагировал. Впервые за долгое время оказавшись снаружи, он просто дышал сухим холодным воздухом и апатично оглядывал окрестности. Собственно, смотреть было не на что. Небо, заполненное бледно-голубыми извивами полярного сияния, уже неторопливо гасло, теряя ночную глубину, и свет прожекторов, освещающих дорогу до примитивной посадочной площадки, размывался. Дальние подступы к ней тонули в сером цвете, как в войлоке.

Юрий заметил на площадке два вертолета, но первый улетел прежде, чем они добрались до цели. Громов равнодушно подумал, что сегодня, должно быть, день пересменки. Он слышал краем уха от врача и санитара, торопившихся сдать единственного пациента на руки Элен, что их ожидает скорая поездка в Новую Зеландию. Видимо, она ожидала не только их, потому что улетевший борт был вместительным, а у входа на базу царила возбужденная суета, странная для такого раннего часа: снегоходы с пассажирскими прицепами возвращались «в стойло» один за другим.

Вертолет, к которому подвезли Громова, был поменьше размерами, чем тот, улетевший, но все же и не игрушка для миллионеров. На его боку под двойной чертой вилась надпись по-французски, переводившаяся как «Черная пантера», и стоял бортовой номер. Рассмотреть подробности Громов не успел, но отчего-то (может, от общих хищных очертаний) решил, что это списанный военный борт.

– Вылезай! – скомандовал офицер и для верности похлопал Громова по плечу. – По трапу забирайтесь сами. Коляска остается здесь, она собственность базы «Альфа».