Вернуться в сказку
Шрифт:
— Он мне не отец! — со злостью выплёвывает мисс Леманн. — И он заслужил куда более мучительную и позорную смерть, нежели повешение!
Сказав это, девушка быстро делает книксен, будто торопясь, и уходит. Так, будто своим замечанием герцог мог обидеть её. Вампир смотрит ей вслед, ему кажется, что он сказал что-то из того, чего говорить не следовало, но он не понимает, что именно. Возможно, конечно, стоило лучше избежать человеческие обычаи, но раньше герцогу казалось, что обычаи вампиров и людей в чём-то схожи, хоть и различаются в некоторых вещах. Вероятно, тут они тоже как-то различались, хоть Грацеда и не совсем понимал, в чём именно. Вроде бы всё было так, как нужно, но почему тогда София Леманн так зло на него смотрела? Нет, она, конечно, всегда смотрела на него несколько раздражённо, но в её взгляде
В своём кабинете девушка чувствует себя куда спокойнее, нежели рядом с отчимом. Тот превращал её жизнь в ад на протяжении долгих десяти лет, а когда она посмела выступить против него, обещал уничтожить. Девушка куда больше хотела бы жить с отцом: тот, хоть и бедствовал и иногда выпивал, был, во всяком случае, родным, да и вряд ли он был настолько жестоким, как господин Леманн. Мама взяла его фамилию и настояла на том, чтобы дочь тоже носила фамилию ненавистного девочке человека. А что она могла сделать тогда? Ей было всего десять лет, и по закону она ещё не имела права выбирать… тогда. София была уверена, что сменит фамилию на отцовскую, как только достигнет подходящего возраста. Но не сейчас. Сейчас она думает о том, что, если оставит фамилию отчима, сможет отомстить ему за все те страдания куда более изощрённо.
В соседнем помещении слышна музыка. Кто-то играет на рояле. Девушка усмехается, вспоминая о том, как её отец, не слишком популярный композитор, пытался научить её играть на фортепиано… Счастливые были времена! София обязательно найдёт его, как только сможет разобраться с ненавистным мистером Леманном. Девушка поднимается и идёт в соседнюю комнату, ей хочется увидеть, кто это играет, хочется просто посидеть рядом, как она делала когда-то в детстве…
Человек сидит спиной к ней, и его лица она не видит. Одет он в ту же тёмно-серую форму, что и все люди в организации, занимающее положение более значимое, нежели «медсестра». София осторожно присаживается, стараясь не отвлекать этого человека от игры. Она не хочет, чтобы он останавливался сейчас. Человек играет что-то быстрое, но не слишком бурное, и сама мелодия кажется девушке чем-то очень знакомым, но вспомнить, что это, она не может. Произведение заканчивается, и София уже думает, как бы ей оправдать себя в том, что она зашла, не постучавшись, и слышала то, что не было предназначено для её ушей, но начинает звучать другая мелодия. Музыка эта уже менее быстрая, хоть назвать её медленной тоже нельзя, и… София не знает, можно ли назвать эту мелодию спокойной…
Она не помнит, сколько сидит, хотя, наверное, совсем недолго, но ей хватает этих нескольких минут, чтобы немного успокоиться, забыть о том разговоре с отчимом, от которого она до сих пор не могла отойти… Человек заканчивает играть и поворачивается к незваной гостье, лица его девушка не видит — она не может заставить себя смотреть этому человеку в глаза — и до сих пор не знает, кто это.
— Иоганн Себастьян Бах. Прелюдия и фуга, до минор, — произносит человек тихо, словно ставя точку в своём выступлении. — Понравилось, Софи?
Девушка вздрагивает от неожиданности: она прекрасно знает, кому именно принадлежит этот голос, удивлённо смотрит на человека, который только что играл на фортепиано, и, сама от себя этого не ожидая, вдруг вскакивает и выбегает из комнаты. Под смех пианиста, которому, кажется, эта ситуация только нравится. София уже не слышит этого, она просто бежит по коридору. Девушка впервые в жизни чувствует себя настолько неловко, что ей хочется провалиться сквозь землю, только чтобы никогда не услышать очередной шутки этого человека, а, учитывая всю неловкость этой ситуации, почву для шутки она дала сама, просто не подумав о том, чем может обернуться эта её сентиментальность и невнимательность.
София готова разреветься из-за такой глупости со своей стороны, но позволить себе ещё и этого она не может точно. Кримхилд Нойман, проходящая мимо, замечает странное поведение коллеги, но не произносит ни слова, только едва заметно усмехается, из-за чего мисс Леманн становится ещё обиднее.
Леон вздрагивает от неожиданности, когда чья-то рука ложится ему на плечо, и он слышит раздражённый голос человека, которого хотел бы убить только за то, что тот стал
мужем его сестры. Как она могла выбрать себе в мужья такого подлеца? Леон зол на неё за это. Парень не слышит, что говорит ему Хоффман, да и не хочет он этого слышать. Что может сказать ему этот человек? Да ничего нового! Граф, кажется, понимает, что брат его жены слушать его не собирается, и решает поступить по-другому. Леон чувствует, как его резко разворачивают, чувствует, как ударяется он спиной о стену… Георг Хоффман смотрит ему прямо в глаза, и, нужно сказать, Леон уже немного жалеет, что не слушал его минутой ранее. Граф зол. Видимо, ему так нужен человек в Палате лордов, что он готов силой затащить туда брата своей жены. Что же… Парень никогда не доставит ему этого удовольствия. Он скорее умрёт, чем отступится от своих принципов.Хоффман будто видит его мысли, он хищно щурится и, Леон не ожидал этого, усмехается. Что он мог придумать для того, чтобы его заставить? Парень ещё не знает, но почему-то ему кажется, что та угроза, которую произнесёт сейчас граф, будет не пустым звуком.
— Ты любишь свою сестрёнку, не так ли? — спрашивает Георг, внимательно наблюдая за реакцией собеседника.
Леон чувствует, как ему становится дурно. Не будет же граф делать разменной монетой жизнь своей супруги? Ведь не будет? Как раньше казалось молодому человеку, Георгу Хоффману было важно то, как о нём думали в обществе, во всяком случае, ничего из того, что могло бы дискредитировать его в глазах общества, он никогда не совершал, не было так же ни одного скандала, связанного с ним. Неужели он подвергнет опасности всю репутацию, которую он выстроил?
— Вы не убьёте её… — выдыхает Леон, едва ли способный говорить от ужаса. — Она ваша жена…
Хоффман кивает головой, и молодой человек не знает, что ему и думать, впервые он боится кого-то настолько сильно, впервые в голове бьётся только одна мысль: «Анна! Она в опасности!», и эта мысль словно парализовала его, его разум и волю, он впервые чувствовал, что целиком находится в чьей-то власти. Граф внимательно наблюдал за ним и ждал. Ждал ответа. Ждал, когда Леон, наконец, согласится стать членом Палаты лордов, что по праву считалась одной из самых двуличных организаций в мире, когда, наконец, плюнет на свои принципы. Парень не знал, что ему делать. Его сестра могла погибнуть из-за одного решения, а он не сможет жить дальше, если примет другое… Леон умоляюще смотрел на графа, но тот даже не шевелился. Ему было безразлично будущее своей супруги и её брата, парень видел это. И от этого становилось только страшнее.
— Нет… — произносит мужчина задумчиво. — Не убью. Но, знаешь, в моей власти сделать так, чтобы она тебя возненавидела…
Леон удивлённо смотрит на графа. Этого он никак не ожидал. Да и разве может Анна его возненавидеть? Это глупейшая мысль! Хоффман смотрит слишком уверенно, и Леон краснеет от гнева, переполняющего его в этот момент, он ненавидит этого человека, он не хотел, чтобы его дорогая сестра выходила замуж за него, он считает графа чудовищем, недостойным жизни. И парень считает, что он прав.
— Она моя сестра! — усмехается молодой человек. — Она меня не возненавидит!
Хоффман тоже усмехается, и Леону становится не по себе — что понимает этот человек про него и Анну? Граф смотрит слишком уверенно, как смотрит человек, прекрасно осознающий, что обязательно победит. Парень задумывается, почему так яро стоял против свадьбы Анны. Наверное, из-за самоуверенности Георга, из-за его презрительного отношения к тем, кто менее богат и влиятелен, чем он… Леон не хотел такого мужа для своей любимой сестры, но та всё равно вышла за Хоффмана замуж, не слушая ни отца, ни матери, ни сестёр, ни брата.
— Проверим? — спрашивает граф, и у Леона отпадает всякое желание проверять его слова.
А Хоффман смеётся и отходит в сторону, оставляя молодого человека думать над своим предложением. Совсем скоро в комнату приходит слуга и оповещает о том, что в поместье графа прибыл Томас Истнорд. Георг Хоффман жестом разрешает слуге пропустить этого человека. В комнату входит невысокий худой мужчина, он не слишком стар, но волосы на его голове уже седые, морщины на лице слишком глубокие для его возраста. Ещё только появившись на пороге комнаты, он согнулся в глубоком поклоне, пытаясь засвидетельствовать своё почтение графу.