Верные друзья

– Выступить?

– Ну да! Концерт дать.

Чижов, прищурившись, смотрит на моряка, и лицо его освещается необыкновенно лукавой усмешкой.

– Знаете что, - медленно и почти с восторгом говорит он, - я, вероятно, выступить не смогу. По состоянию здоровья. Но мои два друга выступят обязательно.

– Слово?

– Слово!
– твердо отвечает Чижов и протягивает моряку руку.

– Как объявить концерт?
– деловито осведомляется моряк. Чижов, секунду подумав, говорит:

– Объявите так: вечер русской песни.

Обувной отдел универсального магазина в Кошайске. Сверкающие глянцем туфли, ботинки, галоши.

– Вы только посмотрите товар, граждане!
– любезный продавец гнет туфлю, щелкает ногтем по подошве.
– Два года гарантия. Фасон прекрасный, удобный...

– Дорого, дорого, - решительно заявляет Нестратов.

– А нет ли на резине, - стыдливо спрашивает Лапин, - или на какой-нибудь там пластмассе, подешевле? Нам, знаете ли, для мальчика. Ужасно рвет. Каждый день ему покупай - не накупишься.

– Мальчику? Сорок второй номер?
– удивляется продавец.
– Какой же это мальчик? Это юноша, молодой человек. Ему ухаживать за девушками пора... Вот, порекомендую тогда ленинградский "Скороход", нет износу.

– Сколько?
– осторожно осведомляется Лапин.

– Сто тридцать семь. Выписывать?

– Не подойдет!
– решительно говорит Нестратов и, откашлявшись, спрашивает: - А нет ли у вас на деревянной подошве? Я как-то раз видел такие. И прочно, и, наверное, недорого.

– Что вы, - разводит руками продавец.
– Это же спецобувь. Ее производства прямо с баз получают.

Нестратов и Лапин грустно переглядываются. Помолчав, Лапин снова начинает:

– А нет ли у вас...

Вечереет.

Нестратов и Лапин, нагруженные незамысловатыми покупками, весело переговариваясь, спускаются с пригорка к плоту. Чижов лежит на спине, завернутый в одеяло.

– Распеленаем?
– шепотом спрашивает Лапин.

– Распеленаем!

Друзья, ухватив с двух концов одеяло, вытряхивают из него Чижова.

– Человек должен...
– наставительно говорит Лапин и внезапно умолкает, изумленный выражением лица Чижова, которое светится тихим счастьем.

– Здравствуйте, здравствуйте!
– улыбается он.
– Как прогулялись?

– Отлично, - осторожно отвечает Нестратов.
– А как ты?

– Лучше быть не может.

Чижов с сожалением оглядывает измятый костюм Нестратова.

– Здорово ты измялся, Василий. Беда! Нет в тебе прежнего лоска. Разве в таком костюме пойдешь на концерт... А как раз, понимаешь, нынче вечером тебе костюм очень понадобится.

– Зачем?
– встревоженно спрашивает Чижова Нестратов. Чижов, усаживаясь поудобнее и умильно улыбаясь, говорит:

– Дело в том, что сегодня вечером...

На стене небольшого белого здания два паренька в фуражках речного флота вывешивают плакат:

"Сегодня вечером, по случаю торжественного окончания планового года, бригада артистов-туристов дает концерт "ВЕЧЕР РУССКОЙ ПЕСНИ".

На плоту - кромешный ад.

Нестратов бушует как одержимый. Лапин рвет на себе бороду.

– Позор!
– кричит Нестратов.
– Ты не имел на это права!.. Это не шутка!.. Я не мальчишка!.. Мы взрослые люди!.. Пожалуйста!..

– Послушай, Борис, - от волнения Лапин заикается, - согласись, что ты позволил недопустимое...

– Друзья мои!
– Чижов умильно улыбается.
– Зачем пустые разговоры? Дело сделано, пути отрезаны, люди ждут. И какие люди! Прекрасные люди, которые закончили годовой план в полгода. Если вы хотите огорчить этих людей, - что ж, я умываю руки. Могу только прибавить: будь у меня возможность - я бы выступил на этом концерте с наслаждением.

– И выступишь, - злобно шипит Нестратов.

Чижов пожимает плечами:

– И рад бы! Но согласитесь, что выступать босым - значит проявить элементарное неуважение к аудитории.

И тут наступает его очередь встревожиться - по лицу Лапина медленно расплывается улыбка.

– Нет, нет, - торопливо говорит Чижов, - я в твоих ботинках не пойду, они жмут.

– Зачем же в моих?
– нежно говорит Лапин.
– Ты не ценишь своих друзей. Они купили тебе прекрасные матерчатые тапочки за восемнадцать целковых. На лакированные, к сожалению, денег не хватило. Так что готовься, мой друг, к выступлению.

Клуб речников.

Переполненный зрительный зал. Люди стоят в проходах, расположившись на подоконниках, толпятся в дверях.

В первых рядах, рядом с начальством, сидят жены речников и держат на коленях детей.

Несмотря на то, что занавес еще закрыт, на лицах ребятишек, облепивших окна с улицы, сияет полный восторг. Иногда из общего гула голосов вырываются отдельные реплики:

– У нас тоннаж превосходит.

– А это из Куйбышева артисты?

– И теперь грузы пойдут из Москвы водой...

Но вот наконец дернулся и открылся занавес.

Посредине ярко освещенной сцены стоят три стула. В центре сидит Чижов, Лапин и Нестратов, держась руками за спинки стульев, стоят по бокам и растерянно улыбаются. Гремят аплодисменты.

Нестратов делает шаг вперед, поднимает руку, судорожно глотает воздух и застывает.

– Давай!
– раздается сзади энергичный шепот Лапина.

– Дорогие товарищи!..
– от неловкости Нестратов говорит срывающимся голосом и заискивающе улыбается.
– Разрешите мне от всех нас поздравить вас...

Чижов хихикнул, и Лапин сердито ткнул его кулаком в бок.

– ...поздравить вас, - уже тверже продолжает Нестратов, - с вашими замечательными производственными успехами. Мы с огромным удовольствием выступим сегодня на вашем вечере, но мы должны вам признаться заранее произошла ошибка. Мы не артисты. Я, например, архитектор...

По залу прокатывается взрыв хохота. Какой-то веснушчатый матросик, прижав к груди фуражку, восторженно восклицает:

– Ох, дает! Вот это дает!

Нестратов, пожав плечами, продолжает: