Верные друзья

– Вот он - доктор. Этот, - кивает на Нестратова, - знаменитейший архитектор, а я животноводством занимаюсь.

– Животновод?
– радостно переспрашивает колхозник.
– Так ведь и наш председатель, Семен Петрович Кузьмин, тоже по этому делу!
– Он высовывает голову в проход вагона: - Семен Петрович, товарищ Кузьмин! Давай-ка сюда!

Приходит Семен Петрович и с ним двое парней, степенных, немногословных, с темными, загорелыми лицами. Следом за ними заглядывает в купе огромный усатый дядя, которого колхозник представляет:

– Наш колхозный водяной! Мелиоратор то есть.

Воздух синеет от густого табачного дыма. Разговор становится общим.

– Еще два года назад, - рассказывает пожилой колхозник, - до объединения, мы о таких итогах и мечтать не мечтали! А нынче у нар один неделимый фонд до двух с лишним миллионов дотянул...

Лапин, постукивая кулаком по колену, втолковывает Кузьмину:

– Мы потому и добились некоторых успехов, что использован ценнейший опыт казахстанских животноводов - Бальмонта, Исенжулова, Большаковой...

– Стойте!
– Кузьмин неожиданно вскакивает.
– Стойте, товарищ, как ваша фамилия?

– Лапин.

– Александр Федорович?
– расплывается в счастливой улыбке Кузьмин.
– Ну как же это я сразу не догадался? Слышал про вас, Александр Федорович. И статьи ваши читал. И вообще, как говорится, следил за ростом. Очень приятно лично познакомиться!

Чижов разливает водку в пластмассовые стаканчики и предлагает:

– Ну, по последней?

– А что это товарищ архитектор такой невеселый? И водки даже с нами не пьет?
– осведомляется пожилой колхозник, и все, словно по команде, оборачиваются к Нестратову, который с обиженным видом одиноко сидит в углу купе.

– Ты, может, заболел, Василий?
– участливо спрашивает Лапин.

– Да, да, заболел!
– отрывисто отвечает Нестратов, еще глубже забиваясь в свой угол.

– Простыли, не иначе, - сочувственно качает головой пожилой колхозник.

– Лечь надо и укрыться потеплее!
– веско говорит усатый мелиоратор. Сейчас я кожух принесу. Тут первое дело - пропотеть!

И, грохоча сапогами, он убегает за кожухом.

– Вы ложитесь, товарищ дорогой, ложитесь!
– настойчиво уговаривает пожилой колхозник Нестратова.

– Да я не хочу! Мне не надо!
– пытается протестовать Нестратов, но Чижов обрывает его сердитым шепотом:

– Ложись, ложись! Назвался больным - так ложись. Люди о тебе заботятся, а ты...

И Нестратов покорно забирается на верхнюю полку и ложится.

Чьи-то заботливые руки накрывают его теплым кожухом. Кто-то решительно говорит:

– А ну, граждане, берите свои пожитки и пошли к нам. А то накурили дышать нечем. Тут и здоровый человек заболеет. Пошли.

Все поднимаются и осторожно, стараясь не потревожить "больного", уходят.

Только усатый мелиоратор, задержавшись, поправляет сползающий с Нестратова кожух и наставительно произносит:

– Первое дело - пропотеть!

Нестратов лежит неподвижно, с закрытыми глазами.

Гудит паровоз, стучат колеса.

Смеркается.

Внезапно слышится певучий голос:

– Граждане, имеются бутерброды с сыром, колбасой, икрой зернистой, печенье, пирожные... Кто желает, граждане, выпить и закусить?

Вдоль вагона с подносом, уставленным бутербродами, пачками с печеньем, бутылками с пивом и фруктовой водой, идет миловидная девушка в белой наколке и белом фартуке.

Нестратов, привскочив на койке, окликает ее громким шепотом:

– Девушка, побыстрее - сто... Нет, лучше полтораста. Два бутерброда с колбасой, два с сыром. Пожалуйста, скорей!

Он торопливо рассчитывается, поспешно опрокидывает стаканчик и с жадностью набрасывается на бутерброды.

– Больной сам себе назначил диету?!. Так!

Нестратов, поперхнувшись, испуганно смотрит вниз - в проходе стоят Чижов, Лапин и Кузьмин.

– Как тебе, Василий, полегче?
– серьезно спрашивает Чижов,

– Полегче, полегче, - с набитым ртом сердито бормочет Нестратов.

Гудит паровоз.

Мелькает за окном ярко освещенное здание железнодорожной станции, врывается на секунду нестройный гул голосов, переборы баяна.

Лапин неожиданно вскакивает:

– Грачевка! Честное слово, Грачевка!

– Она самая, - подтверждает Кузьмин.
– Знакомые места?

Лапин взволнованно и смущенно улыбается:

– Хорошо знакомые. В тридцатом году по путевке райкома комсомола я ездил сюда проводить коллективизацию.

– Вот что, - негромко произносит Кузьмин и оборачивается к Чижову. Вот вы сейчас, Борис Петрович, рассказывали нашим ребятам, как вы ездили Комсомольск строить. А я в Комсомольске не был, не довелось. Ну, конечно, коллективизацию - это и я хорошо помню... На Днепрострое два года работал, потом воевал, учился, а теперь вот в колхозе председательствую. Но, удивительное дело, как скажут при мне: Комсомольск, Магнитка, так меня прямо волнение охватывает. И не был я там, а как будто был. И вот я иногда думаю: а может ли быть где-нибудь еще, чтобы жизнь и судьба страны, такой огромной, такой разной, была жизнью и судьбой каждого живущего в ней человека?

Нестратов, свесившись вниз, внимательно слушает.

Ровно и неторопливо постукивают колеса.

Гудит паровоз.

И снова гудок.

Гудит стоящий у пристани большой красивый речной пароход с надписью на борту: "Ермак".

Идет погрузка.

Цепкие лапы могучих кранов легко несут по воздуху огромные тюки, ящики с сельскохозяйственным оборудованием и деталями машин. Отъезжают и подъезжают грузовики, бегают по скрипучим мосткам шумливые загорелые грузчики.

Десяток барж у причала возле "Ермака" дожидаются своей очереди.

Лапин, Чижов и Нестратов стоят на высоком обрывистом берегу городского сада.

Внизу широко и вольно течет река.

Чижов вдыхает полной грудью:

– Хорошо! Честное слово, хорошо! Хорошо, Василий, а?

С грохотом подъезжает к пристани колонна грузовиков.

– Ладно, отдыхайте, братцы, - говорит Лапин, - а я пойду добывать средства передвижения.

– Минутку!
– останавливает его Чижов.
– Сколько у тебя с собой денег?

– Тысячи две.

– Давай сюда. Все! В общий котел!
– решительно говорит Чижов, берет у Лапина пачку денег, пересчитывает, отмечает что-то карандашом в записной книжке и оборачивается к Нестратову: - Сколько у тебя, Василий?