Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

— Устроить евро-Дисней! — невесело усмехнулась Кьяра.

— Как Лондонский мост перевезли в Аризону [557] , — подсказала Саския.

— Может, там и для Моста вздохов найдется местечко!

— Как ни жаль, и в Венеции есть те, кто с этим согласны, — подхватил Микьель. — Но мы не из них. Мы здесь представляем тех венецианцев, для которых побережье Лагуны и есть вся их страна. Все остальное неважно. Наша родина — Венеция; если мы ее потеряем — останемся бездомными.

557

Лондонский мост через Темзу, построенный в 1831 году инженером Джоном Ренни, в 1962 году был продан частному лицу — Роберту П. Маккалоху из Аризоны, который установил мост на озере Хавасу, на принадлежащей ему пустующей земле, ради привлечения туристов. Мост демонтировали, пронумеровав все его облицовочные камни и другие детали, перевезли в США по частям и там собрали заново.

— А вы считаете свою страну частью Европы?

— Венеция никогда не была частью Европы! — вступил в разговор еще один голос, женский, звучный и властный.

Подняв глаза, Саския увидела в проходе новую гостью.

На вид ей можно было дать и пятьдесят, и очень моложавые семьдесят. В костюме гостья не делала уступок неформальному стилю Дикого Запада, царящему в этом поезде: на ней была длинная темная юбка, кашемировый свитер с высоким воротом и блейзер. Несколько тщательно подобранных украшений, и среди них крупная золотая булавка с изображением крылатого льва, символа Венеции. Саския с трудом подавила мгновенное нелепое желание пригнуться и проверить, какие на гостье туфли. Без сомнения, строгие, элегантные, скромные на вид — и стоят целое состояние.

При виде своей тетушки — это, очевидно, была она — Микьель поднялся с места, уже набрал воздуху в грудь, чтобы начать церемонию представления, но та его оборвала. Устремив прямо на Саскию взгляд больших угольно-черных глаз, она договорила так же спокойно и неторопливо:

— А когда мы совершили ошибку и доверились Европе, нас отымели.

Будь Саския помоложе, пожалуй, эта женщина ее бы напугала. Но она давно уже не девочка — и теперь прямота и жесткость венецианки вызвала у нее лишь уважение, не страх.

— Корнелия! — воскликнул Микьель, а затем повернулся к Саскии. — Ваше величество, позвольте представить мою тетушку…

— Вы говорите о Крестовых походах? — прервала его Саския, изумленная тем, что о делах столь далеких дней Корнелия говорит с такой экспрессией. Но что еще она могла иметь в виду?

— От корсиканца [558] мы тоже ничего хорошего не видели, но да, я о Крестовых походах. — Корнелия подошла ближе, протянула руку, и Саския, не вставая, ее пожала.

558

Имеется в виду Наполеон, положивший конец независимости Венеции.

Ни к кому больше новая гостья интереса не проявила. Кьяра, до того шумная, в присутствии тети как-то разом поблекла и притихла. Микьель вышел в проход и помог Корнелии сесть напротив Саскии, хотя, кажется, помощь ей вовсе не требовалась. Теперь молодые венецианцы стояли у стола и наблюдали за разговором, не то чтобы встревоженные, но явно готовые вмешаться.

Корнелия поставила локоть на стол, оперлась волевым подбородком о ладонь и запустила пальцы с кроваво-красными ногтями в волосы, черные, как воронье крыло, но кое-где подернутые серебряными нитями. На руке звякнули браслеты. Смотрела она прямо на Саскию. А Саския — прямо на нее; и то, что видела, с каждым мгновением все больше ее привлекало.

В сексуальном плане она почти не имела дела с женщинами, а немногие, очень давние случаи списывала на юношеские «поиски себя». Однако теперь настойчивый интерес дочери к ее личной жизни направил мысли Саскии в неожиданную сторону. В самом деле, ведь иногда, раз в десятилетие, ей встречались женщины, ради которых стоило сделать исключение! Вот и сейчас…

На миг ей показалось, что остальные догадываются, куда устремлены ее мысли. Ей самой это казалось до странности очевидным. И легкая усмешка в глазах Корнелии подсказывала, что как минимум один из присутствующих прекрасно ее понял. Но в следующий миг Корнелия отвела взгляд и со вздохом откинулась на спинку кресла.

— Нидерландам тоже известно, каково это — когда тебя предают. Когда ненавидят, потому что завидуют.

— Наверное, каждая страна это ощущает рано или поздно, — заметила Саския. — Так вырабатывается чувство национальной общности.

— Но иногда эти ощущения не лгут. Венецию ненавидят уже много столетий. В чем только не подозревают! Даже другие итальянцы — особенно они. Нет, мы — отдельная страна. И должны добиться независимости. Иначе нам не выжить.

— Если позволите… — начал Виллем. Корнелия повела взглядом в его сторону, и он добавил: — О, я здесь никто! — Полное равнодушие Корнелии к светским приличиям, похоже, не оскорбляло его, а забавляло. — Если позволите, подытожу все здесь сказанное. Весь город Венеция очень скоро окажется под водой. Возможно, он уязвим, как ни один другой город в мире. Из-за мелочных запретов и неуклюжей бюрократии ЕС, а также из-за коррупции в самой Италии провалился проект MOSE. И самое неприятное, что он не быстро провалился, а очень-очень медленно затонул.

Молодые венецианцы рассмеялись, и даже на лице у Корнелии впервые появилась улыбка.

— Если бы Венеция обладала свободой действий и могла принимать смелые решения, как в памятные времена ее золотого века, это бы…

— Да, это бы решило все наши проблемы, — подтвердила Корнелия.

— Но Венеция — часть Италии, а та, в свою очередь, часть ЕС, так что это невозможно вдвойне.

— Невозможно вдвойне… хорошо сказано! — печально покачав головой, согласилась Корнелия. — Европа! — добавила она вполголоса с таким презрением, с каким основатель ресторана с тремя мишленовскими звездами мог бы отзываться о «велвите» [559] .

559

«Велвита» — фирменный американский плавленый сырок, изготовленный из заменителя сыра; синоним дешевого, популярного, но не слишком качественного продукта.

— Так значит, вы… — здесь Виллем окинул взглядом и Микьеля, и Кьяру, — венецианские националисты.

— А вы нас сочли фашистами? — поморщился Микьель.

— Не беспокойтесь, — подхватила Корнелия, — этих идиотов мы терпеть не можем.

Микьель улыбнулся.

— Мы больше походим на олигархов, — заключила его тетушка.

Микьель покосился на Кьяру; та улыбнулась и успокаивающим жестом положила руку ему на плечо.

— И много в Венеции таких, как вы? — поинтересовался Виллем.

— Меньше, чем хотелось бы, — ответила Корнелия.

— Вы ведь думаете не только о том, чтобы устроить Векзит — выйти из ЕС…

— Мы хотим отделиться от Италии. Стать как они, — ответила Корнелия, кивнув в сторону Древесного вагона.

— Как Сингапур?

— Именно. А Италия послужит нам Малайзией [560] .

Произнесенные где-нибудь за столиком в венецианской кофейне, эти слова могли бы прозвучать смешно. Но здесь, в поезде, мчащемся по темнеющим равнинам Центрального Техаса, казалось возможным все что угодно.

560

Крупный торговый порт Сингапур в 1965 году вышел из состава Малайзии, где из-за этнических и религиозных различий, а также своей экономической самостоятельности испытывал серьезное давление, и стал городом-государством.

— Почему она не носит обручальное кольцо? — спросила Саския, улучив момент, когда вокруг были только свои — Виллем, Амелия и Фенна.

Все собрались в купе у Саскии в задней части Денежного вагона. Фенна трудилась над Лицом Номер Три, самым подходящим для ужина. Так что смотреть по сторонам Саския сейчас не могла — взгляд ей приходилось фиксировать на потолке, пока Фенна работала над ее нижними веками, — и все же она почувствовала, как Виллем и Амелия переглянулись.

— В чем дело? — поспешно добавила Саския. — Совершенно нормальный вопрос.