Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

Так или иначе, здесь тоже не понимали, что делать с Лаксом. Не помогало и то, что он, откровенно говоря, занимался не совсем чистой гаткой. Дело в том, что искусство обращения с древнейшим и самым распространенным оружием, именуемым палкой, с незапамятных времен зачаровывало не одних лишь жителей Пенджаба. Лакс, выросший в Ричмонде, имел доступ к филиппинским и малайзийским школам боевых искусств — и в Ванкувере, и через границу, в Сиэтле. Так что к традиционным движениям гатки, которыми владел очень хорошо, он примешивал чужеродные элементы. Улучшал ее — или портил, смотря с какой стороны посмотреть. Делал то, что в пенджабской акхаре казалось непостижимым или просто неверным.

Движения классической гатки легки и изящны. Воин вертится и подпрыгивает так, что жители Запада порой ошибочно принимают это искусство за боевой танец, артистическое представление, давным-давно оторвавшееся от практики боя. На самом деле эти движения имеют прямой практический смысл, когда сражаешься, стоя на неровной земле, окруженный врагами со всех сторон, — ситуация, с которой сикхи на протяжении своей истории сталкивались постоянно. Не только македонцы Александра, но и персы, афганцы, патаны, балуджи, моголы, гуркхи, раджпуты, мараты и британцы — все они пытались завладеть пенджабской Житницей. Список пыток и казней, которым подвергали пленников, долог и отличается невероятной изобретательностью. Так что здесь имел смысл принцип, который во многих боевых искусствах осуждается: постоянно двигайся — и не забывай о том, что у тебя за спиной.

Пока все стройно и логично. Но Лакс добавлял к этой системе дополнительные приемы, направленные на нанесение мощных ударов без большой амплитуды движений и крутых поворотов. Быть может, более подходящие не для свалки, где отбиваешься от пятерых сразу, а для боя один на один. Приемы, позволяющие бойцу любого роста и веса увеличить возможности, данные ему природой. Но, используя эти приемы на тренировках в Амритсаре, Лакс замечал на лицах у «старших» особое выражение, которому в то время очень радовался, и лишь задним числом понял: именно в это время они придумывали, как бы выставить из своей акхары этого чокнутого заокеанского верзилу.

Новая акхара работала по закону. Имела юрлицо и логотип. Из-за истории с визой они не могли нанять Лакса к себе — да он и сам не хотел здесь зарабатывать, по этическим соображениям. Даже разгружая мешки с картошкой в лангаре, он отнимает эту работу у тех, кто гораздо больше в ней нуждается. Что уж говорить о ситуации, когда, легально устроившись и начав получать зарплату, подставит под удар своих нанимателей! Браслет у Лакса на запястье служил постоянным напоминанием: он не должен творить зла — ни своей мощной правой рукой, ни, если уж на то пошло, любыми другими частями тела. Дядя Дхармендер однажды — на случай, если Лакс сам не сообразил, — прямо ему сказал, что к члену это тоже относится. Так что в Индии Лакс хранил целомудрие: и из-за того памятного разговора (состоявшегося, пока дядя Дхармендер менял тормозные колодки у «субару»), и потому, что связь с местной девушкой грозила непредсказуемыми — и по большей части дурными — последствиями.

Так что Лаксу позволяли проводить в акхаре целые дни, работать там — но все же он оставался здесь чужим всем, кроме Ранджита, «старого мастера» (ему было лет пятьдесят пять), который согласился его учить. Они вдвоем уходили в соседний спорткомплекс, выбирали какую-нибудь неприметную лужайку подальше от посторонних глаз и тренировались там.

Вроде бы ничего предосудительного в этом не было, но все же разочаровывало — особенно когда пару недель спустя Ранджит объявил, что не знает каких-то особенных приемов, которые превратили бы Лакса в великого мастера. В сущности, таких приемов вообще нет.

— Это как с бегом, — сказал он. — Можно выучить пару трюков, которые помогут бежать быстрее. Но главное, что тебе нужно, — просто тренироваться, бегать и бегать, изо дня в день.

Дальше Ранджит сказал: Лакс знает уже достаточно, чтобы, вернувшись домой, открыть в Ричмонде или в любом другом месте, где есть значительная сикхская диаспора, школу боевых искусств и этим зарабатывать на жизнь. Этого он хотел? Ради этого проделал весь этот путь? Что ж, дело сделано.

Откровенно говоря, такая мысль не приходила Лаксу в голову, и ему требовалось об этом подумать. Но, должно быть, по его лицу Ранджит уже понял: школа боевых искусств в Канаде — не то, о чем он грезит по ночам.

Ранджит это понял, и на лице его проступила та особая задумчивость, с которой Лакс, кажется, уже пару раз сталкивался в Амритсаре. Он догадался, о чем думает инструктор.

Лакс родился в Канаде, но покинул тучный Ванкувер и вернулся в Пенджаб, чтобы прикоснуться к своим корням. Хорошо, допустим. Просрочил визу. Неприятно, но можно списать на юношеский энтузиазм. А теперь отказывается возвратиться домой с победой и начать успешную карьеру. Так что же ему нужно, этому гостю из-за океана?

Несколько десятков лет назад в Ванкувере действовала ячейка сикхских сепаратистов, мечтавших освободить Восточный и Западный Пенджаб из-под власти Индии и Пакистана и объединить в единое независимое государство под названием Халистан. Задолго до рождения Лакса они собрали в лесу за городом часовую бомбу, а потом взорвали «Боинг-747» с пассажирами на борту. После этого группировка канула в безвестность: ее поддержка в общине (если она вообще была) истощилась, антитеррористические службы Индии и многих других стран гнались за ней по пятам. Русские подбросили индийскому правительству дезинформацию и сумели убедить, что террористов поддерживает Пакистан и ЦРУ… Словом, времена были недобрые.

В наши дни такого рода экстремизм почти угас. Слишком ясно было, что на этом пути не достичь успеха. Лакс вспомнил один разговор с дядей Дхармендером, в задней комнате автозаправки в Камлупсе, где дядя объяснил ему геополитические расклады на пальцах — точнее, на шахматной доске и банках машинного масла.

— Вот это мы, — говорил дядя Дхармендер, вытащив из коробки шахматную фигуру — это оказался белый слон — и поставив на середину доски. Рядом с ней он шлепнул кварту «10W-40». — А это Индия. Вторая по численности страна в мире. С ракетами и ядерными бомбами. — С другой стороны грохнул о доску галлоном антифриза. — Китай. Первый по численности. С водородными бомбами. — Еще одна банка масла: теперь злосчастный слон оказался в центре равнобедренного треугольника. — Это сам знаешь кто. Пятые по численности. Плутониевые бомбы и шизики у руля. — Он поднял глаза на Лакса. — И как тебе кажется, какое будущее ждет… — тут он поднял слона и повертел им у Лакса перед глазами, — так называемое независимое государство сикхов в такой компании?

Нет, что-что, а сепаратистских фантазий Лакс точно не питал! Но Ранджита это беспокоило, и не без оснований. Судя по всему, что он знал, Лакс вполне мог оказаться сепаратистом. Возможно, эмиссаром какой-нибудь новой радикальной группировки, о которой пока никто не слышал. Или еще хуже (и еще вероятнее): агентом спецслужб, проверяющим сикхскую общину — не поддерживают ли они таких радикалов? Так что Лаксу следовало объясниться, и побыстрее. Вот почему он выпалил нечто такое, о чем прежде, честно говоря, не думал вовсе — и лишь теперь, произнеся вслух, понял, что сказал правду:

— Если честно, Ранджит, в будущем я хотел бы пойти в армию и поставить все, что умею, на службу своей стране. — И, чтобы избежать сомнений, добавил: — Канаде.

Ранджит кивнул.

— Тем, кто позволяет тебе носить «пять К» [552] . — Он имел в виду браслет, тюрбан и другие религиозные символы, обязательные для благочестивого сикха.

— Да. Я думал подать на индийское гражданство, но…

Ранджит уже качал головой. Оба они знали, что двойное гражданство в Индии запрещено. Чтобы стать индийским гражданином, ему придется сдать канадский паспорт.

552

В «пять К» входят: кеш, канга, кара, качера и кирпан — длинные волосы, деревянный гребень, стальной браслет, хлопковое нижнее белье на завязках и кинжал.