Вестник Силейз

– Суки! – вдруг кричит Сэра вконец ошарашенным долийцам и по-детски закусывает губу. Эльфы бормочут что-то в ответ, но их никто не слушает.

Украдкой подмечая выражения лиц спутников, Варрик видит, что притихли и побледнели все – кажется, даже мадам де Фер. Но сильнее всех потрясен Солас: он будто даже немного выпал из реальности. Блэкволл суетится вокруг Золотко, но губы его сурово сжаты, он побледнел и, в отличие от Кассандры, не может смотреть Инквизитору в глаза. У самой же Искательницы немного дрожат руки.

У мастера Тетраса начинает неприятно пощипывать в глазах.

«Какая была бы великолепная драматическая сцена для книги», – думает он.

И понимает: он окажет Золотко самую большую услугу, какую может – он никому и никогда не расскажет об этом.

Комментарий к Варрик

Вся часть придумалась под этот саундтрек, которым вполне может сопровождаться:

https://www.youtube.com/watch?v=Q9xk_A9bUcI

========== Confianza ==========

Этот бал Жозефина нескоро забудет. Инквизиция не только решила судьбу Орлесианской империи, но и сделала это с таким тактом и блеском, что завистникам осталось только диву даваться. Все получилось так ловко и изящно, что пришлось по нраву всем без исключения – даже Каллену, который весь вечер был хмур из-за обилия досаждавших ему поклонников. Селина торжественно провозгласила Орлей вечным союзником Инквизиции, произнесла уместную случаю пафосную речь и ушла «наслаждаться праздником», предположительно в обществе Бриалы. Спутники Инквизитора наконец вздохнули свободно и воздали должное стараниям халамширальских поваров.

Жозефина, однако, не может думать о еде – даже несмотря на обещанные в качестве десерта карастианские сладости. У нее все не идет из головы танец Фареля и Флорианны, тогда еще великой герцогини. С каким изяществом он вел ее под руку, исполнял фигуры танца… а уж когда Флорианна откинулась назад, а он держал ее за талию… Все ахнули – и, наверное, громче всех антиванка.

«Зависть – плохое чувство» – без конца повторяет про себя леди Монтилье, но выбросить из головы этот танец не может.

Инквизитор с долийской татуировкой на лице стал подлинной звездой вечера. Он улыбался, поддерживал относительно непринужденную беседу с аристократами, произвел впечатление даже на придирчивую леди Мантильон, не говоря уж о Селине, которой он спас жизнь… И Жозефина – да и Лелиана с Калленом тоже – гордилась им, лидером Инквизиции, сумевшим продемонстрировать Орлею и светский такт, и умение почерпнуть нужную информацию в тенях, и силу тела и духа. Все получилось так прекрасно, что большего нельзя было желать.

И тем не менее Фарель куда-то исчез, не став выслушивать однообразные комплименты гостей и не менее однообразные тосты. Леди Монтилье обходит залы, всматривается во все уголки – и находит Инквизитора на балконе в гордом одиночестве.

Нет, сразу понимает Жозефина – не в гордом. В немыслимом одиночестве.

Она осторожно подходит к эльфу, сжимая пальцы ладоней (где перо и пюпитр, когда они так нужны?), и становится рядом с ним. Обращает на себя внимание громким дыханием, чтобы не напугать его звуком своего голоса. Фарель поворачивается к ней, и антиванке становится не по себе. Привычное озабоченно-вежливое выражение лица Инквизитора выглядит явно вымученным. Он устал. Кто угодно устал бы.

– С вами все в порядке, Фарель? – с беспокойством спрашивает леди Монтилье. – Вас не слишком… измучил этот вечер?

– Это так заметно? – вздыхает он.

– Нет, не очень… но вы можете расслабиться. Все позади. Мы… вы произвели настоящий фурор. Селина и весь Орлей в долгу перед вами.

Фарель слабо улыбается и неопределенно поводит плечами. Жозефина вдруг вспоминает, что они находятся в Халамширале, а для эльфов это название кое-что значит… и что вряд ли похвала антиванки имеет для Инквизитора хоть какое-то значение.

«Мы ведь еще и в Долах находимся. Это… страшное издевательство для него, должно быть – ублажать орлесианскую знать в Халамширале. Ну почему все так…»

Эльф снова отворачивается, и леди Монтилье непроизвольно закусывает губу. Она надеялась, что они спасут жизнь Селины и заручатся поддержкой Орлея – но никак не меньше она надеялась, что Фарель пригласит ее на танец. Он ведь научился прекрасно танцевать, продемонстрировал это всему орлесианскому двору… Жозефина понимает, что Инквизитор устал, что он предпочел бы сейчас оказаться как можно дальше отсюда, что он все еще не оправился от страшного потрясения… она все это понимает. И все-таки до одури завидует герцогине де Шалон, потому что та исхитрилась потанцевать с Инквизитором, а антиванка – нет.

Леди Монтилье касается его предплечья – мягко и осторожно, словно эльф сделан из стекла.

– Вам что-нибудь принести? – спрашивает она. – Может, выпьете?

Фарель еле заметно качает головой. Жозефина убирает руку.

«Ты ему мешаешь, - мысленно корит себя антиванка. – Он наверняка не просто так тоскует здесь. Захотел бы – обратился бы к кому-нибудь из… да ведь только он вряд ли захочет».

– Мы отправимся в Скайхолд, как только вы будете готовы, - вздыхает она, понимая, что говорит очередную глупость.

Инквизитор недавно «освежил» убранство своих покоев. Леди Монтилье, зайдя туда, почти перепугалась: огромная комната, раньше расписанная долийскими мотивами, теперь выглядела пустой и голой, как тюремная камера. Ни одного украшения, ни единой безделушки, ничего, что могло бы напомнить об эльфах. Если бы Жозефине предложили ночевать в таких покоях, она, наверное, предпочла бы уснуть прямо на столе в ставке командования: та и то казалась более обжитой. Конечно, украшения и безделушки были проданы по хорошей цене: эльф предпочел заработать на своем прошлом денег для Инквизиции. От этой мысли леди Монтилье становилось неловко.

«Все равно что предложить вернуться из одной тюрьмы в другую… как глупо, Жозефина, как глупо!»

Дуясь на себя, антиванка отворачивается и хочет было уйти, но ее останавливает легкое прикосновение и тихий голос:

– Не уходи, пожалуйста.

Жозефина застывает на месте. Фарель еще никогда не обращался к ней на «ты». Она оборачивается и видит его необыкновенные глаза.

Антиванка прочла множество романов, в которых герой смотрел на героиню так, что «сердце замирало в груди». Теперь, кажется, она понимает, что это означает. Потому что так – с нежностью, надеждой и затаенным страхом отказа – на нее не смотрел никто.

Инквизитор мягко прикасается к ее руке – и вдруг, отдернув ладонь, снимает перчатку с правой руки, затем с левой. Затем придвигается чуть ближе и нежно касается пальцами шеи леди Монтилье, пряди ее волос, очерчивает линию ее лица…

И вдруг сжимает ее в объятиях – несильно, но с искренним порывом.

– Спасибо, - шепчет он.

Жозефина тихо ахает, но не может не ответить на объятие. Касаясь ладонями спины эльфа, антиванка жалеет, что не может стащить перчатки с рук у него за спиной: они действительно мешают, делая прикосновение каким-то неестественным. Но все же, чувствуя тепло его тела, его дыхание, леди Монтилье счастлива. На миг ей кажется, что терзающая Инквизитора боль отступает.