Вестники весны. Мифы двенадцати миров.

Девочка буркнула что-то на дикарском и, не глядя на меня, с грохотом, достойным обрушившейся лавины сковородок, начала забрасывать дрова в печь.

Я устало опустился на подушки рядом с бабулей.

– Как ваши дела? У нас проходил сеанс угольного омоложения лица и омовения в сугробах. Полезно для кожи, между прочим.

Девочка всё ещё злилась на меня, но всё же переводила:

– Не слыхала о таком. Что ж меня не позвали? Вам-то что омолаживать? Малы ещё, а я бы как раз морщины свои разгладила. – Бабуля заулыбалась, и дорожки складок собрались в гармошечки. – Глядишь, хоть помру красивая!

Лилёк пробовала на вкус одну из подушек.

– Плюнь, Соплежуйка, – окликнул я её, но у мелкой чесались зубы, и она продолжала вгрызаться в ткань.

Бабуля махнула рукой, мол, пусть грызёт, не жалко, и, блаженно прижмурившись, раскурила трубку.

А я сфокусировался на сушёной морковке, подвешенной около окошка в потолке. По ней неспешно ползла капля воды, просочившаяся из щели снаружи. Капля текла по верёвочке, устремляясь вниз по кожуре и, падая с морковки, разбивалась о землю. Я размышлял о том, как незаметно подвести разговор к амультаре так, чтобы ни Злая Девочка, ни бабуля не заподозрили лишнего.

– Алекс, о чём задумался? – спросила старушка.

– О еде, конечно, о чём мы вообще спрашиваем?! – Девочка не дала мне ответить и указала бабушке на морковку.

– Ох, она, поди, пересушенная. – Бабуля расстроилась.

– Нет, хотел спросить, почему у вас столько заброшенных жилищ?

– Мрёт потихоньку деревня наша, – сказала бабуля. – Молодёжь переселяется новые края. Вот и мельчают деревеньки. – Она покачала головой. – И почему им не сидится? Ведь от амультары уходят! Совсем страх потеряли.

– А что она делает, ваша амультара? – услышав заветное слово, я едва не выдал своё волнение и прикусил костяшки пальцев.

Не слишком ли странный вопрос?

Девочка прищурилась и вздёрнула верхнюю губу, обнажая клыки. Она не торопилась переводить, и я затараторил, чтобы оправдать своё невежество:

– У нас, у вещих, тоже есть такие кристаллы. Они даруют энергию для наших летучих кораблей.

Чтобы моё враньё звучало убедительно, я приправил его щепоткой правды. Девочка опустила плечи, отвела глаза и начала обсуждать с бабушкой мой вопрос.

– Это защита богов, – улыбнулась старушка.

– Эра даёт нам силу взамен на кровь, отданную амультаре, – с гордостью произнесла Девочка, вскочила и сделала знак руками, воздавая уважение божеству.

– Какую силу? От чего защита? – Я впился пальцами в обшивку подушки, на которой сидел.

– Амультара издревле защищает нас от пришельцев с той стороны, – сказала бабуля, понизив голос.

С той стороны…

Здесь два варианта. Либо имеется в виду мир мёртвых, некие тёмные силы, которых может бояться деревенское дурачьё. Этими пришельцами может быть любая неизвестная чушь, призраки, дикие звери или просто чужаки… Либо… Еще одна талая капля скатилась по морковке.

– Да съешь уже эту морковь! – Девочка, следившая за моими размышлениями, бросила в меня сушёнку.

Я схватил её на лету и покрутил в пальцах, пытаясь не потерять след уже готовой созреть идеи.

Либо… Пришельцы – это мы. Инопланетяне. И амультара – защита от просветов в другие десять миров.

Впервые о таком слышу.

Наши учёные умы должны были знать об этом. Наверняка они и знали, только отчего-то со мной не поделились.

Барьер, не допускающий чужаков к поселениям, – возможно ли это? Под силу амультаре таких размеров создать нечто подобное? Да, но ей нужна энергия. А ведь над амультарой как раз установлена чаша.

– Часто вы приносите жертвы богам?

– Отчего такой интерес, Задохлик?

– Просто скажи. Часто?

– По праздникам, – процедила Девочка.

Вернувшись домой, обнаружили, что нашу нору подтопило весенними водами, и отец дикарского семейства вместе с соседом латают щели в потолке и стенах. Я любовался этим зрелищем, перебирая зерно. Вода лилась со всех сторон, мгновенно размывая глину, которой они пытались замазать трещины, и их работа становилась столь же бесполезной, как и моя.

В монотонности просеивания зёрен нашлась своя прелесть, появилось время поразмыслить о недавней догадке.

Амультара даёт им какую-то «силу» и защищает от неведомого зла. Девочка сказала, по праздникам – значит, регулярно, в одно и то же время, запас энергии пополняется.

Предположим, что артефакт создаёт барьер от просветов над деревней. Тогда, если выключить амультару, то и барьер отключится, и просвет на Святую Землю откроется прямо из деревни. У меня даже сердце забилось быстрее от этой сумасшедшей надежды. Что если билет домой всё это время лежал у меня под носом? Может ли быть всё так просто?

***

– Ночное зрение: активация, – скомандовал я, когда обитатели норы затихли и погрузились в деревянный сон.

Лишь бы дурёха Лилёк не проснулась и не увязалась следом. Я проверил малявку, спящую у входа. Оцепенела. Значит, девчонка всё-таки местная.

– Тук-тук, – постучал ей по лбу, чтобы удостовериться наверняка.

Она не шелохнулась.

На выходе из преднорья я поскользнулся, проехался по заледеневшей дорожке и едва не разбил колени. Сбоку мелькнула чёрная тень. Я обернулся. Просто какой-то мелкий зверь. Поднялся с земли и, ссутулившись, поспешил в центр деревни.

Лица идолов зловеще подсвечивались снизу красным сиянием амультары.

Голоса, как назло, пробудились и высунули воздушные носики из недр сознания. Нужно сосредоточиться.

– Вас нет, – убеждал их я. – Я здесь главный, заткнитесь все.

Если я прав, сейчас решится моя судьба. На неверных ногах вошёл в круг божественных братьев, приблизился к амультаре. Сердце хотело сбить мой настрой, отдаваясь бешеным гулом в ушах. Я стянул варежки и попробовал поднять жертвенную чашу из рук близнецов. Она оказалась тяжелее, чем выглядела. Свет камня погас в то же мгновение, как я снял источник энергии.

Не выдержав тяжести чаши, я опустил её на колено.

Ничего не менялось. Не обрушился небесным водопадом неведомый барьер. Не хлынули орды тёмных тварей, прорвавшиеся сквозь защиту. Мир Живы спал.

Вдруг высоко-высоко в небе что-то заискрилось, и золотой просвет растянулся между облаками.

На миг я обрадовался. Неужели сработало? Но минуты капали в Бездну, а вокруг ничего не менялось.

Я застонал от досады. Один единственный просвет. Я вам птица что ли?

В надежде, что просветы откроются где-нибудь поближе к земле, я отчаянно вглядывался в темноту. Холодное остриё упёрлось мне в шею прямо под ухом.