Ветчина бедняков
Шрифт:
— С чем для тебя ассоциируется словосочетание «малиновое варенье»?
— ты сходишь с ума?!
— нисколько! Давай просто поиграем. Пофантазируем, отвлечемся от реальности. Что бы ты подумал, если б я услышал слова «малиновое варенье»? Какие ассоциации возникли бы у тебя, если отбросить в сторону само варенье из малины?
— Тебе действительно это интересно?
— Очень! Итак, ты слышишь «малиновое варенье». Что приходит тебе на ум, о чем ты можешь подумать?
— Что ж, давай попробуем! Малиновое варенье? Май, лето, теплая погода, юг, сахар, духи, что-то из женской косметики (к примеру, губная помада), цвет ткани, дача, деревня, дом за городом, яркий цвет, горячее вино с пряностями, просто вино… Какой-то десерт в ресторане. Отпуск. Кафельная плитка в ванной. Краска для ремонта. Сервиз для чая. Мороженое. Алкогольный коктейль в баре возле моря. Прогулки на
— очень интересно! Ты даже не представляешь себе, как! Допивай свой кофе. Уже все остыло.
Она смотрела, как он допил до конца. Когда он упал на пол, она перевернула его на спину и расстегнула верхние пуговицы рубашки (чтобы не задохнулся). Потом быстро подхватила свою сумочку и пошла к выходу. Дождь закончился. Лавируя среди жилкой грязи, она уверенно шла к остановке автобуса в город. Ей надо было спешить. Она дала ему маленькую дозу снотворного (бросила в кофе. Когда он вышел). Действие снотворного должно было закончиться через четыре часа.
В городе тоже прошел дождь. На этот раз на приютском крыльце никого не было. Она уселась на ступеньки сама и принялась ждать. Катя появилась без четверти восемь вечера. Теперь в этой красотке нельзя было опознать то жалкое существо в разорванных чулках, которое привиделось в первый раз. Теперь это была модная девица с ярким макияжем и на высоченных каблуках, уверенная в себе, выглядяшая лет на 30. Она потопталась в дверях, глядя на лужи, и принялась вытаскивать из сумки мобильный телефон (очевидно, чтобы вызвать такси). Когда она перехватила ее руку, на лице Кати отразился такой ужас, словно она ударила ее ножом. Ей даже показалось, что Катя сейчас закричит, но в последний момент та все-таки сумела себя сдержать.
— Что вы делаете здесь снова?! — По лицу девицы пробегали страшные нервные гримасы, — меня убьют, если увидят с вами!
— Почему сразу убьют?
— Это же вы разгромили студию, верно? Во всем городе только и разговоров, что об этом! Все бригадные, как шавки, шпионят на углах, ищут, кто…. У них же была крутая крыша, они могли беспрепятственно тут работать… А вы… Вы сумасшедшая или…? Кто вы такая?!
— Давай отойдем в укромное место!
Нахмурившись, девица схватила ее за руку, втащила в дом, отворила какую-то дверь в коридоре, и они оказались в темном чулане, где пахло плесенью, сыростью, мышами и стояли какие-то ведра, щетки… Щелкнул выключатель, загорелась тусклая лампочка под потолком, вся в пыли. Катя тщательно заперла дверь на задвижку.
— Это кладовка. Здесь мы сможем спокойно поговорить. Но только не долго. Меня ждут!
— Я постараюсь быстро. Мне очень нужна твоя помощь. И ты должна мне помочь!
Катя облокотилась о какую-то полку и внимательно посмотрела на нее, прищурив глаза…
— Не знаю… Я вас боюсь!
— Боишься? — ее голос дрогнул, — но почему? Что такого я тебе сделала?
— Мне? Ничего. Но в вас есть что-то такое… То, что внушает страх. В вас есть нечто, внушающее страх всем, кто хоть немного разбирается в этом проклятом мире. Вы словно стержень, идущий наперекор, и его не согнешь. Вы похожи на острый осколок бутылочного стекла, застрявший посреди роскошного пола из керамической плитки… Вы неправильная. Мне сложно вас понять. Знаете, когда целую ночь барахтаешься на гостиничной койке с целым ворохом новоявленных бизнесменов, которые все, поголовно, строят из себя чистюль, а потом возвращаешься в приют обратно, начинаешь по — иному смотреть на мир. Ты видишь подводные камни, которые раньше были скрыты, а теперь они появились на самой поверхности. У тебя словно появляется второе зрение. От контрастов. И хватит мне втирать о какой-то помощи! Вы же отпетая! Вас следует бояться! Посмотрите только, что вы сделали с этими уродами, которых никто не смел даже тронуть пальцем! В вас есть что-то беспощадное, внушающее страх… Говорите прямо! Что вам надо?
На какую-то долю секнуды они встретились глазами. Слишком быстро, чтобы друг друга понять. Она открыла сумку и достала фотографию, которая уже немного пообтрепалась по краям. Фотографию Стасиков — в костюме на утреннике. Катя рассматривала снимок достаточно долго. Потом вернула ей.
— Это ваши дети?
— теперь мои. Я ищу их. Я должна их найти. Любой ценой. Любым способом. Они пропали несколько месяцев назад.
— Я знаю, что они пропали. Я видела их снимок. Мне показывал Дэвид. Это было пару месяцев назад. Однажды в разгар съемок к нему приехали какие-то крутые на двух
джипах. Дэвид быстро свернул все аппаратуру (Роббер уехал, он снимал один), запер нас в какой-то комнате, а сам вышел к ним. Они беседовали часа два, заперевшись наглухо. Когда они уехали, Дэвид был в таком нервном состоянии, что уже не мог снимать. Он так психовал, что у него тряслись руки. Нас всех оставили в доме на одну ночь. Ночью я добилась, что произошло (когда я работала, я всегда спала с ним). Дэвид показал мне этих детей, сказал, что они пропали, хотя не должны были пропасть, и теперь в городе шмон. А те крутые были менты и кто-то из прокуратуры. Я удивилась: все поднялись на уши из-за каких-то двух пропавших детей? А Дэвид сказал, что с ними какое-то особенное дело, но какое, он не знает, и еще сказал такую странную фразу… Он сказал: «Лучше бы они были мертвы!». Еще он сказал, что через их руки с Роббером эти дети не проходили, и что менты спрашивали именно об этом. Потом попросил, если вдруг в приюте я увижу их, рассказать ему. Вот и все. Да, еще: я разглядела этих крутых, когда они уезжали. Четверо бритых. В золотых цепях, и молодая женщина, темноволосая, элегантная, с модной короткой стрижкой и злым, нахмуренным лицом…. А примерно через две недели Дэвид вдруг сказал мне, что мать этих детей умерла, и все теперь успокоились. А их не нашли, и, скорей всего, все случилоськ лучшему: они мертвы.— Он обрадовался, узнав о смерти их матери?
— Да. Очень обрадовался! А почему, я так и не поняла. Это было так странно…. Он даже сказал, что это не упрощает дело, а полностью его закрывает, в смысле, ее смерть. Странно, правда? И эти фразы… Пропали, хотя не должны были пропасть… Почему не должны? Многие пропадают! Или о том, что лучше бы они умерли… Как такое вообще можно гвоорить? А про мать я запуталась… Но я и не пыталась во всем этом разобраться. Мне сразу стало страшно, и я предпочла в подробности не вникать. А тут появляетесь вы… — она испытывающее посмотрела на нее, — вы не их мать!
— Конечно, нет. Их мать была моей сестрой.
— Понятно. Зная Дэвида и всю помойку, могу сказать: помогли вашей сестре отправиться на тот свет! Когда начинаются такие дела, можете не сомневаться: ее убрали!
— Возможно. Но в первую очередь я ищу детей.
— Я понимаю. Но при чем тут я?
— Видишь ли, я прошла почти все… Никаких следов. Ничего нет! И единственный след, который у меня остался, это твои слова об исчезновениях. О том, что кто-то из детей, сбежавших из приютма, знает про исчезновения. Я хочу, чтобы ты помогла мне найти этих детей и поговорить с ними! Это единственное, что можно сделать для Стасиков!
— Стасиков?
— Да. Их зовут иначе: Анастасия и станислав. Но я всегда называла их стасиками. Помоги мне найти тех детей, которые сбежали из приюта!
— Это невозможно. Они же сбежали!
— Я никогда не поверю, что ты не знаешь, где их искать!
— Мне все равно, во что вы верите. Здесь сложная ситуация. Эти дети ни за что не должны вернуться в приют. Никогда! Там была одна девочка… Один из наших уродов — воспитателей хотел поступить с ней как со всеми девчонками здесь… Сначала — миньет, потом — трахнуть по полной программе. Но она была не такая! Мне вообще казалось, что на улицу она попала по ошибке. Тогда он каждый день принялся ее избивать. На ней не осталось живого места! Представляете, каждый день избивал ее солдатским ремнем! Мы сделали так, что она отсюда исчезла. Здесь всех детей бьют, но чтобы так….
— Я знаю. Однажды в подобном приюте явидела следы крови на простыне…
— Тогда вы понимаете. В любом приюте избиения — нормальная вещь. Меня тоже били — до тех пор, пока у меня не появились крутые друзья. Теперь меня все боятся. Если эта девочка или кто-то из тех детей вернутся вприют, они погибнут. Либо физически умрут, либо зарежут кого-то из воспитателей и тоже погибнут для нормальной жизни. Поэтому я и говорю, что все это слишком серьезно.
— Я клянусь тебе своей жизнью, что из-за меня они никогда не вернутся в приют! Я никогда не выдам, где они прячутся! Никто не узнает, клянусь своей жизнью и жизнями стасиков, если они живы! Все, что я хочу — просто поговорить.
— они не станут с вами разговаривать.
— для меня этот разговор — вопрос жизни и смерти. Я не думаю, чтобы они окончательно стали волками…. Что-то должно было остаться в душе.
— Не смешите меня с вашими разглагольствованиями!
— Не собираюсь! Ты поможешь мне?
— Не знаю… Не знаю, почему, но я вам верю! Я не чувствую, что вы лжете. Ладно. Я помогу вам. Но если вы меня обманите…
— Я не обману!
— Если вы меня обманите, вы за это поплатитесь! И поплатитесь жестоко!