Ветер перемен. Книга четвертая
Шрифт:
– Ой, она поёт нашу песню!
– воскликнула Габи, когда Гелена Великанова запела знаменитые "Ландыши".
– Это не наша песня, солнышко, - улыбнулся я.
– Я же тебе говорил, что это старая песня, а мы просто её осовременили, ну и текст на немецком ты написала. И как тебе её исполнение?
Габи состроила гримаску и посмотрела нам меня как бы извиняясь.
– Не нравится?
– рассмеялся я.
– Как-то она поёт не так! По- старому, что ли?...
– попыталась объяснить Габи.
– И на месте стоит, как памятник. А это же веселая песня!
– А вот мы им всем и покажем, как
– А вы тоже исполняете эту песню?
– спросила Мондрус. Оказывается она всё слышала.
– Да, только мы её адаптировали под немецкую публику и Габи написала текст на немецком.
– Саша, следующие мы!
– подошёл ко мне Магомаев.
– " Синяя вечность".
– Моя любимая!
– кивнул я.
– Вы пойте, как обычно, а как закончите - продолжу я.
– Ну, смотри!
– Муслим недоверчиво покрутил головой.
– Музыкантов хоть предупреди!
– Обязательно, Муслим Магометович, не беспокойтесь!
– беспечно улыбнулся я.
– Тут такие профи сидят, что для них это семечки!
– Семечки? Ну-ну...
Зыкина закончила петь свою неизменную и самую, наверное знаменитую песню " Течёт река Волга", раскланялась под довольно громкие аплодисменты и с достоинством неся свою мощную фигуру, уплыла со сцены. Музыканты стали открывать ноты новой песни, а я подошёл к уже знакомому ударнику:
– Жорж, как только певец закончит и дирижёр даст отмашку оркестру, ты делаешь длинный брек по всей своей установке и я вступаю на гитаре в долю.
– Не проблема, Алекс!
– улыбнулся в бороду Жорж.
– С тобой интересно играть, всегда что-то новое придумаешь! А то я бы уже сдох здесь от скуки от некоторых "шедевров"!
– Потерпи немного, скоро мы выйдем!
– подмигнул я ему и пошёл к дирижёру предупредить об изменениях.
Муслим запел и у меня мурашки побежали от макушки до самых пяток! Такой голосище! Я вспомнил, что после его смерти, читал что-то об уникальности его тембра. Даже не идеальные записи, которые мы слушали в юности, никого не могли оставить равнодушным, а тут - живое выступление и вот он - всего в шаге от меня! Песня была просто замечательная, но очень короткая и я решил слегка это дело поправить. Когда Муслим дошёл до финала и отгремел последний аккорд, я повернулся к Жоржу и после его длинного прохода по всем барабанам взрывным, "Гарри муровским" звуком на Гибсоне начал соло, сначала просто повторив мелодию песни, а дальше полез в дебри импровизации. Всласть отыграв соло, я неожиданно для всех запел третий, несуществующий куплет:
Вслед за звездою, в синюю вечность,
Сердце готово сорваться в полёт.
Сердце так верит, в радость и встречу,
Верит, что море любит и ждёт.
Краем глаза я увидел широко открытые в изумлении глаза Магомаева и с трудом подавил в себе желание исполнить припев в его первоначальном виде, который нравился Муслиму, но из-за опасения цензуры был им изменён. А были там такие слова:
О, море, море, грудью о скалы,
Ты разбиваешь и горе и боль.
Море, возьми меня в дальние страны,
В дальние страны, к любимой Ассоль!
На мой взгляд ничего здесь провокационного или, тем более, антисоветского не было, но всё -таки Магомаев выбрал более нейтральный вариант:
О море,
море, преданным скаламТы ненадолго подаришь прибой.
Море, возьми меня, в дальние дали
Парусом алым, вместе с собой!
Ну да, советскому артисту негоже мечтать о дальних странах. Мечтай только о наших далях, вон они у нас какие - до самой Колымы!
Снова небольшое соло и ещё один, четвертый куплет:
Звучным призывом песня над морем.
Ей откликается пенный прибой.
Песню уносит, с чайками споря,
В синюю вечность, голос живой!
Пел я конечно совсем не так как Магомаев, но упорные занятия с Ключным и набирающий мощь голос был тоже не плох, хоть и совсем в другом диапазоне.
– Ну, Александр удивил ты меня!
– Муслим не мог прийти в себя после того, как мы оказались за кулисами.
– Соло, конечно отличное, но добавить два куплета вот так играючи к песне, над которой мы долго бились, это просто невероятно! Что я тебе говорил, Лариса!?
– повернулся он к Мондрус.
– Да, мне понравилось!
– улыбнулась Лариса.
– И манера игры на гитаре!...
– она закатила глаза.
– Ничего подобного не слышала!
– Да это что!
– отмахнулся Муслим.
– Это только разминка для него. Вот послушаешь их песни, сама себе не поверишь!
– Муслим Магометович, ну я же не сейчас эти два куплета сочинил, - возразил я.
– Мне ваша песня ещё со школьных лет нравилась, но очень уж она короткая! Вот я мучился-мучился и дописал кое-что.
Магомаев только покрутил головой.
Когда подошла наша очередь, уже совсем стемнело и публики явно прибавилось. Как только мы вышли на сцену сразу раздались аплодисменты и радостные крики - видимо успех нашего вчерашнего выступления успел распространиться среди жителей Бонна. Вопреки моим ожиданиям пришло больше не только молодёжи, но и старшего поколения тоже.
– Начнём с "Поворота"?
– Виталий подошёл ко мне.
– Заведём сразу публику!
Сегодня от вчерашнего волнения у парней не осталось и следа, теперь они видели, что нравятся публике и на фоне таких знаменитых артистов из Союза как Зыкина, Великанова или Мондрус смотрятся уж точно не хуже!
– Поехали!
– я дал отмашку грифом гитары и мощный ритм " Поворота" сразу же сорвал с места всю молодежь в парке! Мы и сами не стояли столбами рядом с грациозно танцующей Габриэль. А вот за кулисами застыли в изумлении все советские певцы. Я их прекрасно понимал: ничего подобного на советской эстраде того времени представить было невозможно! Даже, если бы они и дошли до такой манеры исполнения, никто им подобного "морального разложения" не позволил бы.
Позади крутой поворот
Позади обманчивый лёд
Позади холод в груди
Позади
Ожидаемые овации, свист и радостные крики публики...
Я подхватил аккордеон и подмигнул Габриэль:
– Ну-ка, покажем как нужно петь "Ландыши"!
Габи в ответ задорно улыбнулась:
– Ты только мне во-время плечо подставь!
– Я весь в твоём распоряжении!
– Это потом!
Габи запела на немецком и буквально со второй строчки сотни голосов подхватили:
Shone Blumen in der Nacht.
А когда мы дошли до припева, тут уж весь парк в тысячи глоток запел: