Винни Ковальский - гнус частного сыска

– Как видите, он существует, - холодно сказал дворецкий.
– Вас разрешили впустить.

Очевидно, телефонная система передавала болтовню Ковальского непосредственно в зал заседаний. На это он и рассчитывал со слов инспектора, но удостовериться не мешало. Не очень многих трудов стоило узнать о поездке Коули в Париж и его пристрастии к мятному ликёру. А глупый вид - лучшая рекомендация для иностранца в Лондоне, удовлетворённо подумал Ковальский.

Дворецкий повёл его вверх по лестнице, поднимавшейся на второй этаж. Клуб состоял всего из трёх небольших комнат: одна служила бильярдной, другая - курительной, третья - непосредственно залом заседаний. Отделаны они были более чем странно для места, где собираются солидные джентльмены, пусть и чудаковатые - знаток назвал бы их стиль футуристическим. Стены всех трёх были побелены и расписаны чёрными зигзагами, с потолка свисали непонятные металлические конструкции. Но особенно поражали кресла - обтянутые огненно-алым плюшем, гигантские, кубической формы с выемкой для сидения посредине. Винни Ковальский мог только поморщиться, взглянув на них. Он считал, что даже в дурном вкусе необходим артистизм.

Девять человек в тёмных костюмах уставились на жёлтый галстук и уродливую причёску Ковальского.

– Кхм, - развязно произнёс эмигрант, оттопырив бедро и поигрывая цепочкой часов.

– Сколько вы хотите?
– не выдержал седой моложавый джентльмен во главе стола.

– За что?
– нагло ухмыляясь, переспросил Ковальский.
– Это, знаете ли, милый мой, большая разница.

– Вышвырнуть поганца, - прошипел грубоватого вида молодец по правую руку от председателя (Ковальский уже понял, что седой джентльмен не кто иной, как Мэтьюрин Мэтьюз, председатель клуба "Федра"). Мэтьюз поморщился.

– Чтобы в "Фигаро" появилась заметка о том, как мы обращаемся с иностранными журналистами? Да ещё и в несуществующих подробностях? Бог знает что он про нас способен написать.

– Вы удивительно понятливы, друг мой, - проговорил Ковальский.

– Сэр, - бледнея, сказал Мэтьюз, - если бы вы не были иностранцем, да к тому же журналистом, я бы вообще не стал реагировать на разговор в подобном тоне. Но, поскольку говорить по-иному вы, очевидно, не умеете, то я не могу считать это за оскорбление. Видимо, мне придётся счесть это началом деловой беседы.

– Видимо, да, - осклабился Ковальский.

– Итак, сколько вы хотите за то, чтобы в "Фигаро" никогда не выходила статья о нашем клубе и за то, чтобы вы никому не говорили о ваших отношениях с покойным Дэниелом Коули?

– А я о них пока что никому и не говорил, - усмехнулся Ковальский, оправляя галстук.

– Сколько?
– пепельно-серый, повторил Мэтьюз.

– Не угодно ли выйти на балкон, мистер Мэтьюз?
– нежно произнёс Ковальский, показывая в сторону маленького балкончика, на который вела дверь из зала заседаний.
– Мы сможем обо всём договориться, я уверен...

– Хорошо, - буркнул председатель, вставая с футуристического кресла. Члены клуба тревожно следили за ним и Ковальским. Оба вышли на балкон. Ковальский задумчиво посмотрел вниз. Внизу ничего не было, кроме тесного переулка, куда спускалась ржавая пожарная лестница. Стена дома напротив была совершенно глухой.

– Вам наличными, или как?
– неожиданно грубо спросил Мэтьюз, выжидающе глядя на поляка. Вне зала заседаний, ледяная церемонность спала с него. Ковальский шмыгнул вздёрнутым носом и поднял на собеседника невиннейшие синие глаза.

– А почему, спрашивается, вас так волнует, чтобы сведения о клубе не попали в печать? Боитесь, что мир узнает, какие у вас чудовищные кресла?

– Прекратите, - сдавленно сказал Мэтьюз. Ковальский постучал пальцами по перилам.

– Или слухи не врут, и с клубом и впрямь не всё чисто? Уж не сами ли вы подсыпали моему несчастному другу яд в кофе?

Мэтьюз взял себя в руки и сухо произнёс:

– Вздор. Эти слухи исходят от таких, как вы. Я не желаю добавлять ещё порцию грязи к тому, что на нас уже вылили. Сколько вам надо?

– Вашу озабоченность этим вопросом, - с расстановкой проговорил Ковальский, - я оцениваю в пятьсот фунтов. Чеки не принимаются.

"Столько у него при себе нет", - уверенно решил сыщик.

– Вам они нужны сейчас или позже?
– механическим голосом спросил Мэтьюз. Ковальский захихикал.

– Конечно, всякий предпочёл бы иметь их сейчас. Но, если вы не в состоянии выплатить всю сумму сразу, я могу дать вам неделю. По-моему, это удобный срок.

"Не настолько же он низко пал, чтобы вынимать деньги из клубной кассы, - подумал Ковальский.
– Тем более что ему пришлось бы для этого пройти мимо заседающих, а кто захочет так позориться?".

Лицо Мэтьюза стянулось в маску. Он выудил из кармана бумажник и выгреб всё, что там находилось.

– Восемьдесят, - сказал он, протягивая деньги тому, кого он считал Огюстом Ланьером. Ковальский был неподражаем в искусстве строить брезгливые гримасы.

– Нежирный задаток.

– Остальное получите через неделю, - процедил Мэтьюз.
– И извольте придти в шестнадцать ноль-ноль, до начала заседания, чтобы не отравлять настроение членам клуба видом вашей физиономии.

– Думаю, они и без меня успешно отравятся, - засмеялся Ковальский, пряча деньги.

– Заткнитесь, негодяй, или я спущу вас с балкона, - Мэтьюз пихнул его в сторону пожарной лестницы.
– Надеюсь, у вас, журналюг, хватает ловкости?

– Вполне, - фыркнул Винни Ковальский.

– Тогда немедленно покиньте клуб этим путём. Много чести - ещё раз беспокоить из-за вас швейцара.

3.

Как бы удивился председатель клуба "Федра", если бы час спустя увидел вломившегося к нему мерзавца с подведёнными глазами в тихом и вполне респектабельном пабе неподалёку от Скотланд-Ярда, да ещё и в компании полицейского инспектора, который внимательно слушал рапорт Ковальского, облокотившись на край стола.

– Прикинуться шантажистом...
– Солгрейв поцокал языком.
– Да уж, такое может выкинуть только Винни Ковальский. А вообще-то нетривиальный ход! Но я не вижу, что мы можем из этого вытянуть. Страх попасть в газеты - ещё не доказательство виновности в убийствах. Может быть, они просто не хотят навлечь на себя негодование религиозных общин.

– Вы проверили то, о чём мы договорились?
– Ковальский поставил на стол пустой бокал из-под мартини. Пива он никогда не заказывал, потому что терпеть его не мог.

– Да, и здесь есть кое-что интригующее. За все четыре года существования клуба туда не был принят ни один холостяк. У всех погибших были наследники, которые получили немало.

– Вот и мотив, - весело произнёс Ковальский.

– Боюсь, нет. Связь между наследниками и клубом доказать невозможно. Единственное, что я могу сказать, - что с этим Мэтьюзом не всё гладко. Мы справились о его банковских счетах. Они не липовые, но денег у него намного меньше, чем требует официальный имущественный ценз на членство в клубе. У него просто не может быть ста тысяч годового дохода.