Винни Ковальский - гнус частного сыска

Он поднялся на третий этаж. Захватив в своей комнате бутылку мартини, он вышел на балкон.

– Джереми, мон шер, достаньте бокалы - у меня руки заняты. Не хотите после прогуляться до пляжа? Барышни уже отправились купаться.

– Опять флиртовали со студентками?
– засмеялся Солгрейв.
– Вы неисправимы!

– А с кем же мне ещё флиртовать?
– Ковальский комично сложил брови домиком.
– Может быть, с этой старой занудой, профессоршей Рипли? Нечего сказать, обожаю преподавательниц английской литературы из женского колледжа! Или, может, порекомендуете жирного экс-полковника колониальных войск? Больше на вилле никого нет, если не считать хозяйки, кухарки и чокнутого жида, который день и ночь жрёт бутерброды с маслом.

– Вы потише, Ковальский, - сказал Солгрейв, - в наше время с подобными выражениями следует быть осторожнее.

– Не вижу ничего противозаконного в слове "жрать", - возразил Ковальский. Солгрейв расхохотался. Оба откинулись в шезлонгах, потягивая мартини. Солнце уже опустилось низко в просвете между кипарисами, но всё ещё пригревало ощутимо.

– Знаете, - Солгрейв расстегнул ворот пижамы, - насчёт пляжа это дельная мысль. Я бы и правда искупался.

3.

В красно-жёлтой гавайке, бермудах и сандалиях на босу ногу, Солгрейв стоял в коридоре и стучал в дверь Ковальского.

– Скоро вы там? Долго я буду здесь торчать?
– прокричал он. Из-за двери послышался капризный голос:

– Джереми, душа моя, ну неужели так трудно чуточку подождать? Дайте мне одеться.

Солгрейв смирился. Минут через десять дверь номера распахнулась, и оттуда вышел Ковальский. На нём был белоснежный фланелевый костюм с лазурной шёлковой рубашкой, тёмно-синим узорчатым жилетом и канареечным галстуком-бабочкой. Голову он поверх шапочки прикрыл белой панамой. Ноги были обуты в столь же ослепительно белые парусиновые туфли. На левой руке у него висела нарядная кошёлка, а под мышкой правой он держал бамбуковую тросточку с янтарным набалдашником.

– Чёрт бы вас побрал!
– охнул Солгрейв, хотя это зрелище он видел не впервые.
– Вам ещё не надоело выделываться? Только не говорите, что под этим у вас ваш жуткий купальный костюм с лямочками.

– Вовсе нет, он тут, - Ковальский показал на кошёлку.
– Переоденусь в кабинке. У вас есть мелочь?

– Я сейчас умру, - сказал Солгрейв.
– Какой, по-вашему, год на дворе? Кто нынче ходит в таком виде на пляж?

– Я, - скромно ответил поляк.
– А год на дворе дивный и восхитительный.

Похоже, размышления об анахронизмах были благополучно забыты.

Оба спустились вниз по лестнице и вышли с виллы. Во дворе хозяйка, мадам Дюшан, развешивала выстиранное бельё. Ковальский поздоровался с ней по-французски самым изысканным образом.

– Вам того же, мсье Ковальский, - мадам Дюшан приподняла верхнюю губу, окаймлённую тёмными усиками.
– Неужто купаться собрались?

– Да, сегодня очень жарко, - ответил Ковальский, старательно выговаривая слова. Хозяйка сняла с сучка груши связку прищепок.

– Не опоздайте к ужину - в восемь часов!
– напомнила она. Ковальский заверил её, что ни в коем случае, и они с Солгрейвом двинулись к морю. Поскольку комнаты на вилле "Розмарин" сдавались по необременительным ценам, это влекло за собой кое-какие последствия - главным образом те, что путь до пляжа отнимал минут пятнадцать. Нужно было спуститься с холма по разбитой гравийной дороге, петлявшей между другими виллами и нырявшей в виноградник. Бывший полицейский инспектор шагал достаточно бодро, но Ковальскому то и дело приходилось замедлять шаг - его мучила невралгия. Оба изрядно вспотели и запыхались, когда наконец перед ними из-за каменной террасы более дорогого прибрежного отеля зажелтела полоса пляжа.

Ковальский ожил. Он сбежал по ступенькам на песок, купил билет у сторожа и тут же скрылся в кабинке. Солгрейв неспешно спустился вслед за ним, расстелил на песке полотенце и стал разоблачаться. Плавки он носил прямо под одеждой.

– А вот и мистер Солгрейв!
– раздался звонкий голос Лизы. Он внезапно обнаружил себя в компании обеих девушек. Анджелина прижимала к себе красный надувной мяч, которым они незадолго до того перебрасывались. Она была в слитном купальнике, Лиза - в раздельном, слегка смущавшем Солгрейва. Он учтиво пробормотал какое-то приветствие и продолжил бороться с завязками на бермудах.

– А где же Винни?
– спросила Анджелина. Солгрейв испытал лёгкий укол ревности - его по имени не называли. Правда, он был старше Ковальского на два года, но это вряд ли шло в счёт.

– Там, - он махнул рукой в сторону кабинки, и как раз в этот момент оттуда появился Ковальский.

– Мама дорогая!
– воскликнула Лиза. Семейство голландцев, загоравших поблизости, удивлённо вытаращило глаза. Винни Ковальский, скинувший свою фланелевую пару, был облачён в купальный костюм из шерстяного трикотажа в бело-синюю полоску, с нагрудником на лямках и штанинами до середины бедра. В лучшие годы хозяина костюм был обтягивающим, но сейчас болтался на нём довольно неаппетитно. На голове у Ковальского так и осталась чёрная шёлковая ермолка.

– Неужели в двадцатых мужчины в этом купались?
– изумилась Анджелина. Солгрейв вздохнул.

– Когда-то этот костюм считался нескромным. У меня был с рукавчиками и закрытой спиной.

– Я бы сказала, похоже на трико циркача, - заметила Лиза.

– Ах, душенька, - Ковальский томно закатил свои всё ещё синие глаза, - что наша жизнь, как не сплошной цирк?

Эта невинная фраза оказалась пророческой. Солнце уже приняло ярко-алый оттенок и повисло над морем, когда Ковальский и девушки, подплывая к берегу, вдруг увидели у кромки воды лысого толстяка, отчаянно машущего рукой. По застиранной серой рубахе и таким же шортам они мгновенно узнали полковника Кейна, соседа Лизы и Анджелины по этажу. За ним маячила фигура жандарма французской полиции.

– Мистер Ковальский... мисс Бэнкс... мисс Вуд! Быстрее сюда!
– сипел Кейн. По берегу к ним подбежал мокрый Солгрейв.

– В чём дело, полковник?

– Что у вас стряслось?
– Ковальский выбирался из воды, прихрамывая на камешках. Лицо Кейна было багровым.

– Лемке...

– Monsieur LИmkИ est tuИ, - сурово сказал жандарм. Солгрейв не был силён во французском, но что такое tuer, он знал.

– Давно пора было, - хмыкнул Ковальский, отжимая на себе купальный костюм. Солгрейв стиснул его костлявое плечо.

– Винни, боюсь, это не шутка.

– Какие уж тут шутки!
– горестно проговорил полковник Кейн.
– В доме полно полиции.

– Ч-чёрт...
– пробормотал Солгрейв и посмотрел на жандарма.
– Eh... bien?

– Habillez-vous, messieurs, - чеканя слова, произнёс жандарм.
– Et vous, mademoiselles. Allons !

4.

Комиссар полиции Клод Лакан стоял на выложенном каменной плиткой полу кухни и смотрел себе под ноги. Там, на полу, лежал Йозеф Лемке, состояние которого было очевидно и несомненно. На теле не было повреждений, кроме чёрно-лилового синяка на левом виске. "Прямо по писаному, - кисло подумал Лакан, - удар тупым предметом. Профессионально врезали, ничего не скажешь". Жильцы виллы испуганно перешёптывались по-английски. Хозяйка с кухаркой опасливо жались к стене.