Вкус свинца
Шрифт:
– А, уже готово. Ну, спускай штаны!
От такого зычного голоса мне кажется, что я опять попал в армию. Как дисциплинированный солдат, недолго думая, выполняю распоряжение, даже не покраснев. Она осматривает обработанное место, пока я смотрю в окно.
– Хорошо постарался, – похвалы от нее я не ожидал. Сестра берет со стола коричневую баночку и протягивает мне. – Вот, помажь, чтобы не было воспаления.
Начинаю скручивать крышку баночки, чтобы помазать чувствительные места, но она меня останавливает.
– Иди-ка ты куда-нибудь, мне уже надоело смотреть на ваши краники. За мазью зайду потом, в палату.
Ха! Так и подмывало крикнуть: «Да за то, что вы пялитесь на краники, вам деньги платят!», но взял себя в руки, натянул штаны и ушел.
На следующее утро – операция. В области бедер – наркотическая нечувствительность, зато
В какой-то момент засыпаю, ничего не помню, а просыпаюсь уже в кровати. Однако, болит! Один из моих соседей по палате, который явно разбирается что к чему, выходит в коридор и зовет – он проснулся! Приходит сестричка, куда симпатичнее той первой, и всаживает мне укол.
– Это обезболивающее, – сообщает она и уходит.
Освободившись от маленькой и мешающей полоски кожи, чувствую себя как-то странно. Душевный подъем и смущение одновременно. Я все тот же, но какой-то другой. Заживая, побаливает, но это уже мелочь.
Проходит месяц, а я уже и не помню, что когда-то меня было чуточку больше. Ну, девушки, держитесь…
Не умеет вести себя на улице
X. Добелис с улицы Тикло 22, будучи пьяным, дерзил на улице солдатам Советской Армии. Для отрезвления он помещен в изолятор префектуры.
Непрошенного гостя усмирили охотничьим ружьем
В селе Цауни Варкавской волости на торжество к Юрису Упениексу без приглашения заявился сосед Язеп Вилцанс со своим двоюродным братом Эдуардом Вилцансом. Язеп Вилцанс перебрал пива и принялся буянить, поэтому хозяин выгнал его из дома. Непрошенный гость стал неуправляемым и принялся ломиться обратно в комнату. Тогда Упениекс схватил охотничье ружье и выстрелил в сторону Язепа Вилцанса. Две дробинки ранили Вилцанса в грудь, а остальные – в руки. Пострадавший доставлен в больницу Красного креста в Даугавпилсе.
Добровольное общество пожарных Лиепаи, осн. в 1871 г.,
приглашает на ежегодный
МАСКАРАД
по случаю наступающего Нового года
31 декабря 1939 года, площадь Пожарных, 2
(в помещении бывш. Лиепайского Латышского общества)
Шляпки, серпантины, национальные кушанья
Играет штабной оркестр 15-го Лиепайского полка айзеаргов
Иллюминация и прожектор
Начало в 20 часов, окончание в 2 часа
Контрамарки выдаваться не будут. Плата за вход 1 лат с человека.
Комитет по развлечениям
Ничего не могу поделать с глазами, они безотчетно впиваются практически в каждую молодую женщину, идущую навстречу. К сожалению, зимой трудно высмотреть что-то стоящее. Дни короткие, сумрачные, а девушки, укутанные в толстые пальто, поспешно разбегаются во все стороны и прячутся в теплых уголках. Они в основном смотрят под ноги, чтобы не поскользнуться на неровной ледышке; моего взгляда не замечают, а, если какая-нибудь и заметит, то тут же опускает глаза и продолжает изучать тротуар. Хочется подойти и заговорить, но смелости не хватает. А вдруг грубо отошьет, что тогда, от стыда сквозь землю провалиться? Нет, лучше не рисковать, пока ясно не почувствую – да, и я ее интересую.
По вечерам читаю Чака [14] :
Он только сошел с корабля,до блеска начищены туфли,в нем плещет как в полном бассейнежажда женского тела.Как я его понимаю! Может, начать с улицы Марияс [15] , пока я еще ни с кем не познакомился,? Нет, все-таки – нет. Да, моряк Чака наверняка с презрением высмеял бы меня. У него бассейн чувств и море по колено, а я… неужели я трусливый слюнтяй? Нет, скорее робкий романтик, который мечтает о чем-то возвышенном, неизведанном, о прекрасном создании…
я чувствую, что готов влюбиться в любую секунду. По- настоящему, так, чтобы ликующая нежность переполняла сердце, а не только бушевала там, ниже пояса. Улица Марияс мне не нужна. Не хочу так. Во мне бушует целый океан чувств, а там только туда-сюда да еще и триппер можно подцепить. Лучше уж проводить долгие зимние вечера дома с книгой и дожидаться весны.14
Александр Чак (Чакс, Aleksandrs Caks, настоящая фамилия Чадарайнис, (1901–1950) – латышский писатель и поэт.
15
Улица Марияс – улица Риги, на которой в предвоенные годы можно было получить услуги проституток.
Весной девичьи глаза засверкают ярче и взгляды станут сердечнее. Успокаиваюсь тем, что удержу себя в руках, и еще уповаю на судьбу. Ничего… никуда они не денутся.
Коля с того самого вечера в доме Плудониса ходит какой-то притихший, ни полслова о европейских политических бурях. То ли газеты перестал читать, то ли на солнце пятна исчезли? Или, может, до него дошло, что в тревогах о завтрашнем дне повинны бесы его собственного прошлого? Ну, в самом деле, уже давно пора прогнать их с божьей помощью. Вот если опять начнет впадать в панику, так и скажу – пора, Коля, тесать осиновый кол и гнать прочь эту нечисть.
После третьего Адвента [16] идем работать в Детскую больницу. Благодаря Колиным знакомствам и благосклонности предпринимателя Рейнбаха мы обеспечены работой надолго. По крайней мере, до марта, а то и до апреля. На территории больницы, отмечающей в этом году четырнадцатилетний юбилей, шум и грохот – кипят строительные работы. Главное – строительство двадцати четырех новых изоляторов, но это еще не все. И старым помещениям требуется ремонт. Палаты для маленьких пациентов, процедурные и другие помещения – работенка для нас. Стирая слои старой краски, конечно, поднимаем тучи пыли. Врачи морщат лбы, сестры милосердия – носики, и все вместе пытаются заслониться от нашего вторжения белыми простынями. Как же иначе, понятное дело, но иногда, выходя наружу, когда я неожиданно встречаю существо в сине-белом облачении, вдруг чувствую себя, словно грешник, случайно затесавшийся в царство ангелов. До работы в больнице гордился, что мои портки, вконец заляпанные краской, стали такими жесткими, что, если их поставить, они так и будут стоять – сложить нельзя, только сломать можно. А вот теперь, рядом с накрахмаленной белизной, уже не чувствую себя столь уверенно. То, что недавно вызывало гордость в собственных глазах, теперь пробуждало чуть ли не стыд. Более того, теперь, чтобы пройти несколько шагов от дома до больницы, надеваю приличную одежду, а в маляра переодеваюсь, лишь когда оказываюсь среди банок краски и мешков мела. Коля усмехается над моими переодеваниями.
16
В Латвии отмечают 4 предрождественских воскресенья (Адвенты). Одной из традиций является «венок Адвента» – венок из еловых веток, в который вставлены четыре свечи. В первое воскресенье зажигается одна свеча, во второе – две и так далее, то есть становится с каждой неделей всё светлей.
– Ну, ты вырядился прямо как на прием к китайскому императору. Стал стыдиться спецовки маляра? Может, и самого ремесла тоже?
– Прекрати, что тебе взбрело в голову? – так я и думал. Разве Коля обойдется без своих шпилек? – А тебя что – досада берет, что я хожу по улице нормально одетым? Для работы-то я переодеваюсь, не во фраке же крашу.
– Ха-ха, во фраке. Ну, насмешил, – Коля улыбается дружелюбно. – Да я тебя понимаю. Самому по молодости нравилось прифрантиться. Ясен перец, в грязных обносках красивую девчонку не подцепишь.
– Ну, не поэтому.
– Поэтому, поэтому…Скажи, как на духу, Матис, ты чем занимаешься по вечерам? Книжки читаешь?
– Ну, читаю… и что?
– Ничего, ничего, молодец. Мне только кажется, что тебе нужно чаще бывать на людях. При полном параде.
– И где это?
– Да где угодно. Сидеть дома в твои года… какой смысл?
Вдруг такие странные вопросы. Не понимаю, к чему он клонит.
– Ну, и что мне нужно делать? Теперь, зимой?
– Ну… у меня тут нарисовалась одна идейка. А что если нам в новогодний вечер посетить мероприятие Торнякалнского общества помощи латышам? То есть, бал.