Внешняя беговая

— Ни с чем несравнимый запах. Это запах степи — горький и терпкий. Я никак не думала, что она здесь растет. Вот, понюхайте, — она поднесла охапку цветов к самому лицу Валерия Васильевича.

— Действительно, запах очень горький, — неприятно удивился он, досадуя, на торопыжку-адъютанта, притащившего, черт знает что, в порыве служебного рвения. «Уж лучше бы он ничего не приносил, чем так позориться» — промелькнула у него запоздалая мысль

— Это запах настоящей жизни — вольной и в тоже время горькой. Но вы правы, она так и называется «полынь горькая», — произнесла она и глаза ее зеленые, как-то сразу потемнели, будто припомнили все горькие моменты жизни одновременно.

— Вы меня то на «ты», то на «вы» зовете, — кривовато усмехнулся он. — Уж определитесь, как-нибудь.

— А как бы хотелось? — в глазах женщины опять промелькнула лукавинка, вернувшая ее в действительность из пропасти воспоминаний.

— Лучше, конечно, на «ты», чтобы я не чувствовал себя окончательным стариком рядом с вами, то есть с тобой, — поправился он в конце.

— Хорошо, — не стала она возражать. — На «ты», так на «ты».

— А эту траву выбрось. Ну, ее к бесу. Я подарю тебе другой букет в следующий раз, — тут он немного запнулся, но быстро справился, — если ты, конечно, дашь мне возможность еще увидеться.

— Зачем же выбрасывать такую ценную в хозяйстве вещь? — нарочно не ответила она на вторую часть его предложения. — Я девочка уже большая и хозяйственная, а потому знаю, где ее можно применить.

— Где? — удивился генерал.

— Горькая полынь — очень хорошее средство от платяной моли.

— Хмм, — сделал бровки домиком Афанасьев, — оказывается и от старых генералов иногда бывает польза. А значит, у меня еще сохраняется надежда на…, — он опять запнулся, в поисках подходящей формулировки.

— На что? — прищурилась она, словно снайпер перед выстрелом.

— На ваше, то есть на твое, — быстро поправился он, — неравнодушное отношение ко мне, — выпалил он и потупил взгляд, как провинившийся школьник перед завучем.

— А разве можно равнодушно относиться к главе государства?! — с горькой ухмылкой задала она риторический вопрос.

— Я не имел в виду свое нынешнее положение, — начал он оправдываться. — Просто, как человек…

— Да, ладно, — оборвала она его невежливо, — я давно уже не девочка, а ты тем более не курсант-выпускник. Мы оба прекрасно понимаем, что ты имел в виду и зачем приехал ко мне. К чему ходить вокруг, да около?

— Тогда я готов выслушать свой окончательный приговор, — робко поднял он на нее свой взор.

— Эх, вы, мужики! Подавай вам сразу приговор! До седых волос доживаете, а в толк все никак не возьмете, что прежде чем выносить приговор, надо сначала провести следственный эксперимент! — улыбнулась молодая (молодая ли?) женщина.

— Да?! — сразу просветлел он лицом. — Тогда я готов к экспериментам! Прошу располагать мной и казенным автомобилем, предоставленным мне государством, — он повернулся к машине, открыл заднюю дверь и сделал приглашающий жест.

Керженцева не стала ломаться, как первокурсница, а без лишних слов воспользовалась приглашением.

— Куда путь держим? — весело спросил Кондратьич, обернувшись на пассажиров.

Афанасьев опять в растерянности задумался, а Вероника начала рассуждать вслух:

— На танцульки ехать — мы уже не в том возрасте, да и закрыты они почти все, в связи с карантином.

Валерий Васильевич кинул на нее взгляд, полный невысказанной благодарности, потому что не без оснований опасался посещения мест, где обычно тусуется молодежь и где бы он наверняка чувствовал себя крайне неловко.

— В ресторан — тоже не выход, — со знанием дела продолжала она, — по той же самой причине. Да и не пристало главе государства шляться по ресторациям в сложный для страны период. К тому же появление в людных местах не будет способствовать соблюдению правил безопасности в условиях отсутствия охраны, — она оглянулась назад, как бы ища глазами спрятавшихся в кустах телохранителей.

Кондратьич слушал ее разумные речи внимательно и кивал головой в знак одобрения. А Афанасьев смотрел на нее с немым обожанием, но она, кажется, к счастью, не замечала этого.

— Остаются два варианта. Или к тебе, или ко мне, — вполне здраво рассуждала она опять.

Валерий Васильевич, закивал головой:

— Правильно, поедем ко мне. Мы никому не помешаем, и нам тоже никто не сможет помешать.

— Прости, но к тебе я тоже не поеду, — резко оборвала она его. — Не хочу создавать лишние сплетни. И домашних твоих пугать не хочу заранее. Еще неизвестно, как у нас все сложится, а они и так еще не отошли от твоего развода.

— Откуда ты знаешь про развод? — удивился диктатор.

— Читала заметку в «Вечерке», — махнула она рукой неопределенно. — Да и на раздаче, чего только не наслушаешься.

От последних ее слов Афанасьев густо зарделся краской, воочию представляя, как перемывают ему кости в специальных государственных учреждениях, типа той же СВР.

— Поэтому, если не будет особых возражений, то поедем ко мне. Так будет лучше со всех сторон. И я буду чувствовать себя спокойней, находясь у себя дома.

— Идет, — тут же согласился Афанасьев.

— Идет-то идет, да не сказали куда, — вклинился Кондратьич. — Адрес-то, каков будет?

Вероника вопросительно глянула на сидящего рядом Валерия Васильевича. Тот правильно расценил ее вопрошающий взгляд, поэтому, скривив уголок губ, произнес:

— Кожевническая, дом 1Б.

Сардоническая улыбка появилась на лице у Кожевниковой, как только он произнес нужный адрес.

— Кожевническая, это та, что в Замоскворечье? — принялся уточнять водитель.

— Она самая, — подтвердила Вероника.

— Ладно-кось. Тогда пристегните ремни, самолет пошел на взлет.

«Аурус» плавно, но довольно быстро стал набирать скорость. Машина сопровождения, которую Сан Саныч, за-ради пущего бережения оставил невдалеке, не торопилась следовать за ними. Радио-маячок в «Аурусе» давал четкий сигнал на принимающий дисплей. Поэтому в случае непредвиденного развития ситуации, экстренная помощь со стороны скрытого сопровождения, могла появиться в месте событий максимум через одну минуту.

— Видимо, ты хорошо изучил все бумаги, связанные со мной, — равнодушным голосом произнесла она глядя, как мимо проносится пейзаж московских улиц.

— Прости, но я должен был знать о тебе хоть что-то, прежде чем завязывать знакомство, — виновато шмыгнул он носом.

— Жарковато сегодня, хоть и сентябрь уже на дворе, — опять подал голос со своего места Кондратьич. — Я бы кондиционер включил, да боюсь, как бы нашу барышню не продуло.

— Не продует, — возразила Вероника.

— Вот и я о том же, — проигнорировал он ее возражения. — Вы бы это… того… подняли бы перегородку что ли?