Во имя Абартона

Реджинальд обернулся резче, чем следовало. Мэб стояла на противоположной стороне улицы, двумя руками стиснув ручку своего саквояжа, прямая, как струна. Он не видел с такого расстояния выражение ее лица, но отчего-то не сомневался, что женщина зла. Что-то такое было в ее фигуре.

– Как необычно, - улыбнулась профессор Оуэн.
– Леди Мэб терпеть не может Кингемор.

Мэб перешла улицу, мало обращая внимание на проносящиеся автомобили. У Реджинальда сердце ёкнуло, когда один успел затормозить всего в паре шагов от женщины. Она, кажется, ничего не заметила. Подойдя к столику, Мэб уронила саквояж на землю и сухо поздоровалась.

– Профессор Оуэн, профессор Эншо, какая встреча.

* * *

Реджинальд сидел, расслабленный, спокойный, умиротворенный, и внимательно слушал Дженезе Оуэн. Мэб не видела его лица, но во всем теле чувствовалась улыбка. Настоящий дар — вот так улыбаться всем своим существом. Мэб это взбесило. Еще больше взбесила ее улыбочка на лице Дженезе Оуэн, фальшивой черноглазой куклы. Насквозь фальшивой. Мэб прекрасно знала, что никакая она не блондинка, и этого эффекта — светлых волосы при черных глазах — добивается при помощи мастеров лучшего в столице косметического салона. Чтобы произвести впечатление.

У Мэб было немало недостатков, и часть она сама признавала, но она никогда не пыталась произвести дешевое впечатление на мужчин, зачаровать их. Запугать. Дженезе занималась именно этим. Охотница. Кошка.

Сейчас, это было видно по блеску в глазах, объектом ее охоты стал Реджинальд Эншо. Ему предназначались глубокие, жаркие взгляды и томные сладкие улыбки, и смех, рассыпающийся фальшивым серебром по улице. А Мэб хотелось подойти, вцепиться в волосы этой лживой куклы и вырвать их по одному. Это не будет сложно, ведь в конце концов такое количество косметических заклинаний к добру не приводит.

Ее заметили. Сперва в ее сторону посмотрела Дженезе Оуэн, вызывая неприятный холодок — так всегда бывает, когда на тебя смотрит мастер проклятий пусть даже с самыми добрыми намерениями — а затем и Реджинальд повернул голову.

Мэб быстро, не разбирая дороги, перешла улицу и встала возле стола.

– Профессор Оуэн, профессор Эншо, какая встреча.

Какого черта вы здесь делаете вдвоем?
– вот что хотела спросить Мэб.

А потом пришло понимание, и оно горчило на языке. Это ревность. Ненастоящая ревность, ведь что ей за дело до Реджинальда Эншо? Пусть он уделяет свое драгоценное внимание Дженезе Оуэн, пусть спит с ней, да пусть бы чары связали их двоих по рукам и ногами! Наколдованная ревность, но оттого не менее острая и болезненная. Мэб медленно разжала кулаки.

– Присаживайтесь, - галантный, черт бы его побрал!, Эншо выдвинул ей стул, и Мэб села, продолжая рассматривать Дженезе Оуэн. Стоило немалого труда отвести взгляд.
– Я тоже…

– Я выяснила то, что нам нужно, Реджи, - сказала Мэб раньше, чем прикусила язык, даже раньше, чем сообразила, что несет.
– Мы можем ехать.

«Реджи»?! Она назвала его «Реджи»?! Вот так запросто, фамильярно, точно они старые приятели или, хуже того, любовники? О, проклятье! И проклятье, что профессор Оуэн улыбнулась так понимающе.

– Честно говоря, дорогая леди Дерован, я не ожидала увидеть вас здесь с…

– Это деловая поездка, - поспешно отрезала Мэб и, боже, теперь любой бы заподозрил, что ей есть, что скрывать.
– Мы готовим совместные лекции.

– Наконец-то!
– заливисто рассмеялась Дженезе Оуэн, и все же до чего фальшиво звучал ее смех.
– Думаю, ректор обрадуется.

– Вот уж не уверен, - в ответ рассмеялся Реджинальд.
– Его главное развлечение — наши с профессором Дерован склоки. Что он станет делать, коли мы поладили?

– Он найдет, кого стравить, - проворчала Мэб, борясь с тошнотой.

– Идемте, Реджинальд.

– Извините, профессор Оуэн, - Реджинальд послал этой драной кошке очаровательную улыбку.
– До встречи на балу.

– Всего доброго, профессор Эншо, леди Дерован, - ответная улыбка Дженезе Оуэн была сладка, как мёд. Фальшивый мёд или отравленный, Мэб не решила.

Подхватив свой саквояж она направилась к зданию вокзала. Реджинальду при его росте и длинных ногах не составило труда нагнать ее за несколько шагов. Пальцы крепко сжали локоть.

– Мэб, что за муха вас укусила?

– Идите к черту!
– огрызнулась Мэб.

До чего же гадко она ощущала себя. Гадко и глупо. Почему проклятые «Грёзы» не могли ограничиться физическим влечением, зачем им воздействовать, и так разрушительно, на эмоции? Зачем заставлять нервы плавится в этом котле?

Мэб поспешно стерла горячие злые слезы, брызнувшие из глаз.

– Леди Мэб, - прикосновение к щеке заставило ее содрогнуться и отшатнуться. И она упала бы, не поймай ее Реджинальд в объятья.
– Что с вами?

– Ничего. Просто ложь. Иллюзия. И я… вы ведь понимаете, нам лучше оказаться дома как можно скорее.

О, это Реджинальд понимал, судя по блеску в глазах, по тому, как неохотно он отнял руку. Желание было уже так близко, оно поднималось от кончиков пальцев на ногах, дрожью отзывалось во всем теле. Все труднее было контролировать свои порывы. Мэб мутило, тошнило, в горле образовался вязкий тугой комок. Уже начали путаться мысли. Еще немного, и все, о чем она сможет думать — этот мужчина.

– Отпустите меня, - Мэб выпуталась из объятий.
– Не будем провоцировать проблемы.

– Как пожелаете, - сухо кивнул Эншо.
– Идите, леди Мэб. Я куплю билеты.

Глава двадцатая, в Мэб действует вопреки себе, а Реджинальд не поступает, как ему хочется

В купе, казалось, стало еще теснее, должно быть, оттого, что Мэб распирало от противоречивых чувств. Здесь была и ревность, и злость — на себя и на Эншо, и уж конечно на Дженезе Оуэн; здесь была тревога, ощущение чего-то дурного; была похоть, отдающая ломотой в костях; и снова ревность. И была досада на свой позор и на все эти чувства разом. Мэб не могла усидеть на месте, все вертелась, смотря при этом в одну точку за окном. Там было темно, поезд уже покинул город, пригороды, и ехал теперь через поля, черные, спящие, без малейшего признака жилья, без единого огонька. Взгляду не за что было зацепиться, но Мэб запретила себе поворачивать голову и смотреть на Эншо.

– Леди Мэб, что происходит?

Оттенок тревоги в его голосе, мягкость тона, волнующий тембр ударили по нервам. Они были уже достаточно оголены. Растравлены — точно кислотой. Мэб, плохо соображая, что делает, поднялась — взгляд не отрывается от темноты за окном — сделала короткий шаг, рукой резко опуская столик. Послышавшийся щелчок хлестнул по нервам, точно кнут. Мэб подобрала юбку, неудобно узкую, скомкала на бедрах, мало заботясь о сохранности ткани, села, широко расставляя ноги, на колени Реджинальда и принялась медленно, по одной расстегивать пуговицы на его жилете и рубашке. Он застыл, не помогая, не поощряя и не сопротивляясь, только пальцы крепче стиснули край диванчика. Как ему удается бороться с этой похотью, сжигающим желанием взять и насовершать глупостей? Как вообще можно бороться с жаждой обладания, от которой все крутит и ломает, точно в самой тяжелой болезни?