Во всем виновата месть
Шрифт:
Выбрасывая из головы ненужные мысли, я говорю себе, что в первую очередь должна думать о себе. Плевать, кто и что будет говорить. Если Кэшу нравится обижаться на меня ни за что, то пусть делает это. Я устала чувствовать себя виноватой и не понимать, что происходит. Он всегда говорил, что мы будем вместе, но ни разу не преступил черту дружбы. Он ни разу не намекнул на чувства. Почему я должна чувствовать себя виноватой? Мы ведь не встречаемся. Или всё случилось по умолчанию, а я пока не поняла этого?
Спускаюсь.
Мама уже поит мажора чаем, ласково спрашивает, как у него дела.
— Ты, кажется, опаздывал на тренировку?
— Да-а… Прости. Тренировку отменили, а я понял, что оставил сценарий в сквере, когда ты упала. Пошёл, чтобы забрать его, но кто-то сделал это за меня, поэтому мне подумалось, что ты можешь сделать копию своего. Мне необязательно бумажный, можно просто сфотографировать всё на телефон.
— Копию…
Щурюсь, глядя на Золотарёва. Ему действительно нужен сценарий или просто нашёл предлог, чтобы прийти ко мне?
Ладно… Мы с ним работаем над одним праздником, так что глупо делать вид, что у нас нет ничего общего.
— Конечно. Сейчас сделаю, а ты пока можешь допить чай.
— Я уже допил, — нагло улыбается мажор.
— Солнышко, пусть Максим пойдёт с тобой. Я сейчас всё равно уйду на рабочий созвон, а оставлять гостя одного — не дело. В конце концов, он помог тебе дойти до дома.
Я недовольно шиплю себе под нос. Да что мама понимает вообще? Она серьёзно хочет, чтобы дочь тащила к себе в комнату этого парня? И осталась с ним наедине?
— Я могу подождать.
— Максим, ну что ты ведёшь себя как неродной. Иди. Поможешь ей.
Я почти рычу себе под нос и закатываю глаза. Мама решила сыграть роль сводницы?
— Пойдём, спаситель!..
И что он сделал? Помог мне дойти до дома? Я бы и сама доковыляла… Но глубоко в душе понимаю, что в тот момент готова была разрыдаться от накопившегося в груди кома, а поддержка мажора удержала меня от этого.
— Прости, что пришлось приходить. Я пробовал позвонить Жанне Андреевне, но у неё телефон недоступен. Хотел уже сегодня заучить главные реплики.
— Хорошо, — сухо отвечаю я.
Мы входим в комнату. Мажор ухмыляется, глядя куда-то за моей спиной.
— Что? — недоумеваю я.
— Да нет… ничего, — пожимает плечами, но лукаво улыбается. — Парень не против?
— Не против чего? — повторяю свой вопрос.
— Твоей маленькой слабости к хамоватому мажору, у которого нет души? — Максим склоняется ко мне и хищно улыбается. Его дыхание обжигает.
Я совсем не понимаю, с чего он завёл такой разговор, пока не оборачиваюсь в ту сторону, куда обращён его и взгляд, и не вижу на стеллаже его фотографию в рамке-сердечке. Да она же маленькая! Вот ведь жучара! Как разглядел, а? Я столько дней провела в комнате и не видела эту стыдобу, а теперь готова провалиться на месте.
— Идиот! — шиплю я сквозь зубы, мчусь к фотографии, хватаю её и отправляю в мусорное ведро. — Я этого не ставила.
Осекаюсь.
А кто мог поставить его фото в моей комнате? Синицина, что ли? Моя сестра была очарована мажором, вот и коллекционировала его фоточки, пока не попробовала вкус жизни… но я же этого не делала! За что мне
теперь терпеть его насмешки?— Конечно. Понимаю. Это поставила твоя мама, потому что хочет, чтобы мы снова подружились. Без проблем. Именно так я и буду думать.
— Ты ничего не знаешь. Совсем ничего, поэтому оставь свои домыслы при себе. Если однажды перед тобой и раскроется хоть какая-то часть меня настоящей, тогда и будешь смотреть с торжествующим видом, а сейчас… просто возьми копию этого проклятого сценария и уходи.
Я скрещиваю руки на груди и кошусь на сумку, из которой торчат бумаги.
— Предлагаешь мне самому достать его из твоей сумочки?
— Прислуги здесь нет, как видишь.
— Но и твои личные вещи я трогать не хочу. А вот… на кровати посижу с удовольствием.
Он плюхается на край кровати, но быстро смелеет, откидывается и уже почти лежит, хоть ноги ещё стоят на полу. Выглядит это отвратительно. И я чертовски злюсь.
— Наслаждайся отдыхом, — пожимаю плечами я и сажусь в компьютерное кресло. Оно мягкое, приятно обнимает меня со всех сторон. Покачиваюсь и смотрю в недоумённый взгляд мажора. Его волосы, отливающие золотом, переливаются на свету. Они растрепались, и часть попала на глаза, но он не спешит отбросить их, смотрит на меня и молчит.
В моей комнате мажор…
Парень, которого я обещала себе потопить.
Он нагло валяется на моей кровати, а я вместо того, чтобы сунуть гордость в одно место и отдохнуть, жду, когда сам возьмёт сценарий и сделает его копию.
— Тебе приятна моя компания. Правда?
— Она мне не отвратительна. Этого достаточно?
— Вполне, — золотой мальчик улыбается. — Ты изменилась. До неузнаваемости. Порой мне кажется, что передо мной другой человек, которого я хочу узнавать лучше и лучше.
Он уже это говорил. Или мне кажется?
— Ты опоздал. Место парня занято. Друга — тоже.
— Тем, кто сбегает, поджав хвост, как только видит искры между нами?
Золотарёв садится и смотрит мне прямо в глаза.
— Глупо было бы отрицать, что ты сама этого не чувствуешь. С той дискотеки ты не покидаешь мои мысли. Это похоже на болезнь, больное влечение, которого никогда раньше не было. Я смотрел на тебя, как на недоразвитую младшую сестру. Ты и пары слов не связывала, общаясь со мной, а теперь ведёшь себя слишком дерзко. И мне нравится это. Лучше бы ты стала той простой серой мышкой… Лучше бы.
— Лучше бы ты перестал сотрясать воздух и сделал копию. Я планировала сесть за домашку, но перед этим принять душ. Если хочешь, могу позвать бабулю. Кажется, тебе понравилась её компания?
Мажор всё-таки переступает через себя: он встаёт, осторожно достаёт бумаги и приближается к тумбочке с МФУ. Удобно, когда можно делать копию сразу, не включая компьютера. Он делает копии, а сам смотрит на меня. Смотрит и молчит.
Лучше бы ты не говорил мне все эти слова сейчас мажор.
Я понимаю, что лучший способ закончить всё — стать той серой мышкой, о которой он говорит, перестать уже прекословить ему и не замечать. Превратиться в Аню, стать её тенью. Это ведь мажор, скинувший видео моей сестры, чтобы опозорить её. О чём тут думать можно вообще?