Военкор
Шрифт:
Закончив, я посмотрел на Самиру, она смотрела на порт с надеждой и всё понимала.
— Пойдёмте, — негромко позвал я девушку и ребёнка.
Мы свернули вглубь порта, где стояли суда под советским флагом. Наш корабль ждал у причала № 4.
На кормовом флагштоке красиво развевался флаг Советского Союза, а на сером борту красовалась надпись, нанесённая белой краской: «Капитан Мещеряков». Это было судно Министерства морского флота СССР.
Людей вокруг было настолько много, что я бы не взялся говорить точное число. Здесь присутствовали как советские граждане, так и граждане Ливана, учившиеся в
Преимущественно это были женщины с детьми. Мужчин почти не было. Только редкие сопровождающие в лице врачей, сотрудников дипмиссий или охранников.
Я показал документы советскому офицеру у трапа. Он взял и тут же передал человеку в панаме с рацией, что-то коротко шепнув тому на ухо. Второй офицер сверился с длинным списком.
— Надим Самира и Амир… вы? — он посмотрел на меня.
— Карелин Алексей Владимирович. Аккредитованный корреспондент газеты «Правда».
Я показал удостоверение и получил утвердительный кивок в ответ.
— Идите дальше. Там вас ещё раз проверят. Удачи! — сказал офицер, и мы продвинулись вперёд в очереди.
Процесс посадки шёл медленно. У подножия трапа собралось десятка два человек. Одна тучная женщина тщетно пыталась занести на борт чемодан, который был почти размером с неё. Я поднял чемодан и отнёс его ближе к трапу. Женщина только кивнула, опустив глаза, и её губы шевельнулись в беззвучном «спасибо». У трапа ей уже помогли советские моряки в белых рубашках с тёмными погонами.
Два фельдшера проверяли состояние прибывших. Проверяли не просто так. На фоне стресса и недоедания у некоторых детей поднялась температура. Так называемая стрессовая лихорадка.
Фамилии выкрикивали с бумажных списков. Иногда кто-то не отзывался, и офицер ставил пометку. Двое не прошли, у них не оказалось нужной визы или бумаги, подтверждающей их личность. Обоих увели в сторону.
Видел я и капитана корабля. Он стоял у поручня на верхней палубе, держа бинокль.
Уже у трапа нас остановил администратор пассажирской службы. После очередной проверки документов он спросил, почему у нас такой смешанный состав. Я показал своё удостоверение.
Администратор глянул, сверился со списком и задержал взгляд на мне.
— А чего с женщинами, а не с мужиками идёте, товарищ Карелин?
— По заданию. Редакция просила снять материал об эвакуации, — ответил я, показывая на «Зенит». — Самира — герой моей статьи.
— Ишь ты, с бабой, да с фотоаппаратом. Тоже служба… — тихо хмыкнул кто-то сбоку.
Я повернулся в сторону старшего бортпроводника и сурово посмотрел на него. Он осёкся и отвернулся.
— В чём дело? Что за задержка? — спустился к нам по трапу один из членов команды.
Думаю, что это один из помощников капитана. Он взял документы и начал слушать объяснение администратора.
— Да странно. Она и ребёнок — не наши, а он — наш. И документы в порядке…
— Тогда в чём проблема, если в порядке. Вы из газеты «Правда», Алексея Владимирович? Я помощник капитана по пассажирской части.
— Верно. У меня задание редакции осветить эвакуацию советских граждан. В частности, взять интервью у госпожи Надим и её сына.
Помощник капитана кивнул и протянул мне документы.
— Я в курсе вашей работы. Проходите, — ответил он и пропустил
на трап.Администратор назвал номера наших кают, и мы начали подниматься по трапу.
— А ты чего здесь? Где ты должен быть? — услышал я, как помощник капитана высказывает старшему бортпроводнику.
— При посадке и высадке пассажиров находиться на месте, указанном в расписании, — расстроено тот ответил ему.
— Вот и шуруй!
Женщин с детьми пропускали группами по шесть-восемь человек. В основном шли налегке, с небольшими сумками в руках, усталые и молчаливые. Почти все с детьми. На меня поглядывали с любопытством, внимание привлекала фотокамера.
Я достал «Зенит» и сделал пару кадров — как поднялась Самира, как Амир держал её за подол.
В объектив попадали и другие лица. Я сфотографировал девочку с пластмассовой куклой, женщину с грудным ребёнком и совершенно растерянного старика, прижимавшего к груди портфель в мужской половине.
На палубе отдавали последние команды, швартовщики держали канаты.
Мы прошли к каютам через узкий коридор с линолеумом. Стены здесь были выкрашены под светло-бежевую эмаль. Вдоль тянулись металлические двери кают, пронумерованные чёрной краской.
— Это сюда. А вам, товарищ Карелин, прямо по коридору. Пятая дверь по левой стороне, — показал нам один из бортпроводников, где наши каюты.
— Спасибо, — ответил я.
Мы вошли в каюту Самиры и Амира. Внутри были два узких спальных места, на которых лежали сложенные полотенца. Тут же столик, на стене закреплён светильник с матовым плафоном и над койками спасательные жилеты в пластиковых креплениях.
— Располагайтесь. Моя каюта в другом месте…
— Вы нас оставите? — спросила Самира, испуганно взглянув на меня.
— Мне выделили другую каюту. В Латакию плыть недолго, так что скоро увидимся. Я буду рядом.
— Не подумайте ничего плохого, но не могли бы вы остаться с нами. Мне будет спокойнее.
Я немного опешил от просьбы. Мне просто поручили их сопроводить. Не хватало потом участвовать в семейных разборках и объясняться с мужем Самиры, что это я делал в каюте с его женой.
Амир отпустил подол одежды Самиры и подошёл ко мне, взяв за руку. Мальчишка потянул меня к одному из спальных мест и начал усаживать.
— Хорошо. Присядем тогда.
Самира села ближе к иллюминатору и пока мы размещались, всё время смотрела в сторону берега.
Корабль дёрнулся с характерным вибрационным толчком от винтов и медленно начал отходить от причала. Самира прижала ладонь к стеклу. Глаза блестели, но она не плакала. Это был бы просто отличный снимок, но мне не захотелось лезть в личное пространство этой, без сомнения, волевой девушки.
Я так и не поднял «Зенит».
Амир, свернулся калачиком и уткнувшись в Чебурашку сразу уснул.
— Он на службе? — вдруг тихо спросила Самира, почти шёпотом.
Я понял, что Самира спрашивает о муже. Кроме того, что его зовут Камаль, мне ничего не известно.
— Вы о Камале? — всё же уточнил я.
Она медленно кивнула.
— Да. Сейчас сложная обстановка.
— Он уже несколько дней не выходил на связь. Я ждала до последнего, что он даст о себе знать. Перед уходом он сказал, что о нас позаботятся «руси мусташар», если у него не выйдет.