Воин-Тигр

–  Невероятно, - прошептал он.
– Да у него крылья как у грифона. Смахивает на работу перса - или человека, который вдоволь насмотрелся на похожих каменных чудищ. Прадеш, насколько мне известно, вы давно увлекаетесь древнеиндийской скульптурой. Есть какие-нибудь соображения?

Капитан притронулся к камню.

–  Мне удалось убедить наставников в инженерной академии, что изучение скульптур полезно с точки зрения древних технологий обработки камня, но они привлекали меня и как произведения искусства.
– Он поглядел на демона.
– Образ довольно распространенный. Между индийским и персидским искусством немало общего. Но в этой скульптуре чувствуется определенность, типичность. Раньше мне таких видеть не приходилось. Наверное, вы правы. Ее мог высечь человек, знакомый с персидской монументальной скульптурой - возможно, парфянского периода.

Костас с опаской прикоснулся к глазастой личине, но тут же отдернул руку.

–  Неудивительно, что койя обходили это место стороной, - пробормотал он.

–  А теперь посмотрите-ка вот на эту сцену.

Джек сдвинул луч фонарика. Чуть правее хвоста демона обнаружилась еще одна скульптура. Хотя бороздки неглубоко вгрызались в камень, все контуры проступали четко. У Джека перехватило дыхание. В расположении многочисленных человеческих фигур прослеживался определенный сюжет. На шестах торчали отрубленные головы, немного ниже свисали ножи. К шестам были привязаны люди, а под их ногами вилась узкая красноватая полоса, исцещренная крапинками пиритов. Похоже, резчик выбирал место для работы не наугад - цвет прожилки наводил на мысли о лужах крови. Несомненно, человеческой.

–  Сцена жертвоприношения, - проговорил Джек.
– Мерия.

Прадеш кивнул:

–  Да, но мастер явно не из местных. У койя никогда не было традиции резьбы по камню. И присмотритесь-ка повнимательнее. Чуть ниже можно различить более древние петроглифы.

Под ритуальной сценой действительно виднелись следы резьбы. Чтобы как следует их разглядеть, Джеку пришлось поэкспериментировать с углом луча. Петроглиф представлял собой серию концентрических кругов около метра в диаметре. В центре была высечена фигура, похожая на грабли, - четыре параллельные черточки, отходящие от одной горизонтальной линии. Судя по всему, сверху когда-то располагалось ее симметричное отражение, но позднее на его месте резчик изобразил кровавый обряд. Прадеш внимательно осмотрел находку.

–  Символ лабиринта! Они встречаются в разных областях Индии и Центральной Азии, иногда в пещерах вроде этой. Самые древние относятся к эпохе неолита, им не менее пяти тысяч лет. У большинства в центре находится стилизованная фигура из прямых линий, но таких сложных я еще не видел.

Притронувшись к символу, Костас бросил на Джека пристальный взгляд.

–  Поправь меня, если я ошибаюсь.

–  Поразительно!
– прошептал Джек.
– Символ Атлантиды.

Еще вчера этот символ смотрел на него с обложки монографии, хранившейся в его каюте на "Сиквесте ІІ". Он стал водить лучом из стороны в сторону. Эффект плучался странноватый - лабиринт от исчезал, то появлялся, точно под кошмарной панрамой жертвоприношения вспыхивала голограмма. Джеку подумалось, что неведомые резчики, оставившие на камне древний символ первородной цивилизации, могли быть такими же чужаками в этих краях. Однажды пришел другой мастер и высек поверх священного знака образ жуткого действа, которому стал свидетелем. От символа мало что осталось, но благодаря этому наслоению он стал реальнее, ближе. Лабиринт, заполненный горячей человеческой кровью.

–  Тут еще много всего. Очень много.

Индиец, опасливо пригибаясь, прошел метров на пять вперед и присел на корточки. Джек и Костас поспешили к нему присоединиться. Пятно света скользило по стенам.

–  Стиль тот же самый, но здесь уже никакого сюжета нет, - пояснил Прадеш.
– Вот лингам - то есть фаллос, символ Шивы. На противоположной стене вы можете увидеть свернувшуюся кобру. Ее голова обращена ко входу, жало на виду. В данном случае речь тоже могла бы идти об индуистском символе, но змеевидные боги встречались и в отмерших культах доарийского периода. Помните, что случилось у могилы Бебби? Койя не зря боятся гирингара, змеиного духа джунглей. Изображение кобры повергло бы их в священный ужас. Думаю, эти две скульптуры стоят здесь вместо привратников, чтобы отвадить любопытных.

Продвинувшись еще на несколько метров, капитан опять остановился и стал осматривать потолок. Тот оказался выкрашенным в густо-синий цвет. Кое-где пигмент лежал толстым слоем, как эмаль, но местами сильно облупился.

–  Цвет Шивы, - напомнил Прадеш. В индуистской системе образов синий симовлизирует вечность.
– Привстав, он дотронулся до потолка и растер немного краски на пальцах.
– Лазурит. Чтобы получить синий пигмент, его измельчали до пастообразного состояния. В джунглях такого бесценного сокровища, как ляпис-лазурь из самого Афганистана, было днем с огнем не найти, так что резчик наверняка принес ее с собой.

По примеру капитана Джек приложил ладонь к потолку, выбрав нетронутый участок. Ему вспомнилось, что рассказывал дедушка о резной фигурке слона, хранившейся среди их фамильных реликвий. Теперь Прадеш повторил его слова. Ляпи-лазурь, цвет бессмертия…

Они тронулись дальше. В конце прохода обнаружился зал метрах восьми в поперечнике. Здесь резьба была повсюду - невообразимая мешанина из человеческих и животных фигур, странных символов и грозных чудовищ. Прадеш стал водить фонариком.

–  Некоторые мне знакомы. Вон там шагает Вишну, низвергающий демона. Вот Парвати, жена Шивы, известная своим зачарованным взглядом. Ее контуры обведены красным. А вот изогнулась Падмапани, "держащая лотос". Он нее должно исходить спокойствие и безмятежность.

–  Глядите, слон!
– взволнованно перебил его Костас, указывая на колонну, высеченную в виде хобота. Сверху к ней прилагались выпуклые глаза и солидных размеров уши.
– А вообще странно. Индийских слонов с такими ушами не бывает, больше похоже на африканского. С этим типом были лучше знакомы выходцы из античного Средиземноморья - некоторые могли их видеть в каком-нибудь древнеримском амфитеатре.

Кивнув, Прадеш указал на две сосоедние колонны:

–  Вот буддийские ступы, увенчанные фигурами быков. И еще одна, но тут уже колесо со спицами.³⁰ А теперь посмотрите на стену позади нас. На ней сплошь бодхисатвы, то есть просветленные, - в тюрбанах и драгоценностях, при усах. А вот те причудливые гномоподобные создания - это якши и якшини, то есть боги и богини из древних религий, зародившихся намного раньше индуизма. Того крепыша, напоминающего Будду, называют Куберой. Его почитали как бога богатства и хранителя кладов.

–  И все это высекла одна и та же рука, - сказал Джек, оглядевшись по сторонам.
– Стиль и техника не меняются.

–  Сами образы мне хорошо знакомы, но вот стиль… - пробормотал капитан.
– На юге Индии ничего подобного не встречал.

–  Напоминает искусство Гандхары - древнего царства, основанного преемниками Александра Македонского на территории Бактрии, или современного Афганистана, - вставил Джек.
– Оно объединяло индийский стиль с греческим.

–  В данном случае речь идет не столько о смешении стилей, - возразил Прадеш, - сколько о передаче распространенных индийских мотивов при помощи иноземного стиля. Такое впечатление, будто носитель принципиально иной художественной традиции пытается перекопировать увиденные в Индии и, возможно, Персии образы, но при этом использует привычные для себя приемы и правила.

Джек прошелся пальцами по каменному хоботу:

–  Работа довольно искусная, но ничего выдающегося. Если провести параллели с греко-римским миром, я бы сказал, что здесь мы имеем дело с мастеровым - скульптором, я бы сказал, что здесь мы имеем дело с мастеровым - скульптором, который высекал саркофаги, домашние алтари, надписи, простые архитектурные элементы. Скорее ремесленник, чем художник.

–  Есть во всем этом что-то неправильное, - проронил индиец, озираясь.

–  В смысле что это место никак не вяжется с джунглями?
– спросил Костас.
– Я тоже об этом думал. Вы ведь и сами говорили о лесных духах. Койя незачем воплощать своих богов в материальной форме. Они и так их видят.

–  Это одна сторона проблемы. Но даже если на миг допустить, что в этом храме действительно без разбору поклонялись индуистским, буддийским и анимистическим божествам, кое-что все равно не вяжется.

–  Слушаем вас, - проронил Джек.

–  Когда два года назад меня определили в Археологическую службу Индии, моим первым назначением стал пещерный комплекс в Бадами, километров за двести к западу отсюда. Поскольку диссертацию по инженерному делу я посвятил древним горнодобывающим технологиям, мне поручили оценку безопасности пещер. Они знамениты своими образцами скульптуры и росписи, в основном шестого века нашей эры. Там встречаются известные мифологические сюжеты вроде того же Вишну, шагающего через Вселенную. Но в Бадами одни мотивы перетекают в другие, и каждый из них - часть единого целого, продуманной иконографии с плавными переходами. Здесь же они разобщены, словно кто-то забыл перемешать ингредиенты. Скульптор из Бадами разбирался в мифологии и верил в нее. А тут перед нами туристический фотоальбом. В этих изображениях нет глубины, нет души. Индуизм по своей природе всеохватен. Даже прожорлив. Он готов принять в свое лоно любых богов. Но здесь мастер переборщил. Слишком все бессвязно. Я сам исповедую индуизм, так что поверьте моему слову: тут дело темное.