Вопреки терзаниям

Я понял, что мы приблизились к тому самому месту, когда шаги Гриши стали замедляться, а затем он и вовсе остановился. Меня пробрал озноб при легком дуновении ветра, а возможно, и от волнения, что сдавливало горло невидимыми пальцами.

Нечеловеческими усилиями я приблизился к другу и вынудил себя перевести взгляд на серую могильную плиту, огражденную невысоким забором. Одинокая, пустая, невзрачная, почти и неухоженная. Всеми покинутая.

В груди будто что-то резко оборвалось. Пришлось сжать челюсти, чтобы не издать ни звука. Трудно описать эмоции, которые я испытал в эту самую минуту, меня словно бы лишили опоры под ногами. Как же я хотел хотя бы на миг вернуться в прошлое и попытаться все исправить. Поступить иначе, достучаться до Андреа, выслушать его и помочь справиться с болью утраты. Сделать хоть что-то, а не наблюдать со стороны за тем, как жизнь еще одного не чужого мне человека буквально разваливается на части.

Гриша положил на могилу друга букет черных роз и отступил на шаг, опустив голову. Никто из нас так не решался нарушить молчание. Не представляю, какие слова могли бы показаться правильными, учитывая обстоятельства. Не сделал бы я только хуже, рискни заговорить. Поэтому я отмалчивался, может быть, Гриша рассуждал так же.

Мне не приходилось бывать здесь раньше, хотя с самого начала я знал, где похоронили его . Уточнить место захоронения не хватало духу, да и реакция была вполне предсказуема. Но на днях я проснулся с одной лишь мыслью: прежде чем уехать и начать жизнь с чистого листа, необходимо встретиться лицом к лицу с прошлым, что навсегда изменило наши жизни. И понять, что я при этом буду испытывать: гнев или жалость, а может, и всепоглощающую ненависть.

На фотографии в траурной рамке счастливая улыбка Андреа освещала его безмятежное и бледное лицо. Здесь он не был похож на самого себя, каким я его запомнил с нашей последней встречи на Финском заливе. На фото парню около двадцати двух лет или меньше, но разница видна невооруженным глазом. В те годы он жил в Америке, ощущал свободу, всерьез был счастлив, реализовывая свои мечты, а затем все рухнуло в одночасье.

Что же случилось тогда на самом деле, мы уже вряд ли узнаем. Да и не имеет это теперь никакого значения. Главное, что в жизни парня был период, когда он жил в гармонии с самим собой, чувствовал себя уверенным и способным поставить мир на колени. Находясь вдали от тех, кто всячески внушал ему обратное, Андреа стал совершенно иным человеком.

Я отчетливо помнил свои чувства еще на Финском заливе, когда готов был столкнуть его с обрыва, но так и не признался в этом ни Сереге, ни самому себе. Тогда я был способен совершить любой отчаянный поступок, лишь бы Андреа исчез с нашего пути и не донимал Алмаза своей настойчивостью.

Но сейчас, стоя здесь и глядя на имя на могильной плите, на крест рядом и на комья земли, под которой погребено его тело, я осознавал, что не смог бы поступить так жестоко даже по отношению к нему. Несмотря ни на что. Несмотря на все разногласия в школе и после, невзирая на те драки, которые мы устраивали, словно бились не на жизнь, а на смерть.

И несмотря на то, что он сотворил с Алмазом, как сильно искалечил его жизнь, едва не сделав инвалидом, и как с легкостью разрушил наши с ним отношения. Я бы попросту не осмелился его погубить.

С моих плеч будто спал тяжелый груз, не дающий мне покоя целый год, когда я нагнулся к могиле и осторожно положил две гвоздики на рыхлую землю. Горло сжалось, предательские слезы подступили к глазам. Сквозь пелену я вгляделся в лицо Андреа, и губы невольно растянулись в грустной улыбке.

Он же не всегда был таким жестоким, были дни, когда я считал его действительно близким другом. Видимо, поддавшись влиянию Сереги и остальных парней, попросту забыл, что значит умение принимать людей такими, какие они есть.

Я помню тот год, когда Андреа перешел в нашу школу и постепенно узнавал одноклассников, начал сближаться с некоторыми. Он казался вполне адекватным человеком. И только после, подвергаясь частым нападкам, издевкам, его поведение стало меняться на глазах.

Он то замыкался в себе, демонстрируя независимость, всем видом показывая, что справится и без чьей-либо помощи, то в страхе бежал к Леше в надежде на искреннюю поддержку, которую мог получить в полной мере только от него.

Думаю, мы так до конца и не поняли, каким Андреа был на самом деле. Быть может, только Лешка видел его настоящим. Может, Андреа удавалось оставаться самим собой лишь наедине с другом, зная при этом, что тот никогда его не осудит, не оскорбит и не заставит почувствовать себя жалким ничтожеством. В общем, не станет делать все то, чем грешили мы с ребятами. Чем грешил я сам.

Мы никогда особо не вникали в жизнь Андреа, не предполагали даже, чем он занимается в свободное время, помимо рисования, как обстоят дела в семье. Нам было все равно, пока он сам не заводил об этом разговор. А случалось это довольно редко.

Для нас он был призраком, мы и терпеть-то его согласились только ради численного превосходства и, конечно же, по просьбе Лешки. Андреа всегда находился где-то там, в хвосте, и оборачиваться чаще всего не возникало желания.

Страшно представить, какие мысли одолевали парня в те минуты, когда мы так явно пренебрегали его обществом. И притом не стеснялись открыто демонстрировать презрение к новенькому, отчего наши поступки автоматически копировали и старшеклассники. Фактически изгоем сделали его мы . Нами был спущен курок.

Мало того, что нам нравилось над ним измываться, так он еще и намеренно подкидывал все больше поводов для издевательств. Своим странным вкусом в одежде, рисунками этими завораживающими и в то же время пугающими, своим жалким поведением, неумением постоять за себя в трудную минуту, привычкой постоянно сбегать и прятаться. Это лишь раззадоривало таких мерзких подростков, какими были мы когда-то.

Весь этот кошмар продолжался вплоть до выпускных классов, и только потом поведение Андреа вдруг резко переменилось. И по правде сказать, далеко не в лучшую сторону. Он перестал бояться, начал открыто давать отпор Сереге и всем остальным, кто цеплял его без какого-либо повода. Он по-настоящему озверел. То ли близящиеся выпускные экзамены и запланированный переезд за границу побудили его стать смелее, то ли он просто устал терпеть наши нападки.

Тогда и Лешке пришлось нелегко: он разрывался между двух огней, пытаясь и Серегу успокоить, и с Андреа сохранить дружеские отношения. Я только сейчас стал понимать, как паршиво он, наверное, себя чувствовал.

Теперь, оглядываясь назад и вспоминая все унижения, которым подвергался из-за нас Андреа, хотя он того и не заслуживал, я осознал, что Серега оказался в какой-то степени прав. Частично это наша вина, что он сошел с ума и обозлился на весь мир за свои промахи.

Может быть, после каждой неудачи он неосознанно вспоминал наши оскорбительные высказывания в свой адрес и мысленно соглашался с ними, все больше погружаясь в пучину жалости к самому себе и ненависти к нам и окружающему миру.

Боже мой, ведь мы сами , своими собственными руками создали это чудовище.

И мы же его погубили.

Глава 53

— Ты как? — спросил Гриша, когда мы направлялись обратно к его машине по своим же следам.

— Порядок.

Я старался не смотреть другу в глаза, зная, что по моему лицу он с легкостью прочтет все ответы. А мне бы не хотелось, чтобы он понял, о чем я думал на кладбище. Что испытывал чувство вины за то, каким человеком стал Андреа.

И пусть доставалось ему в основном от Сереги и старшеклассников, я же никогда их не останавливал и получал извращенное удовольствие, наблюдая за тем, как Андреа затравленно оглядывается по сторонам, быстрым шагом пересекая коридор на переменах с прижатым к груди блокнотом. Или за его тщетными попытками пройти незамеченным, когда занятия старшеклассников заканчивались в одно с нами время и они уже дожидались нашу компанию на крыльце здания, чтобы после выкурить пару сигарет в укромном месте за школой. И конечно же, они не упускали возможности выцепить и Андреа...