Воробьиная сила

— Мирена, прости! — сказал я тихо.

Та посмотрела на меня своими прекрасными чистыми серо-зелёными глазами и ответила, вполне правдоподобно демонстрируя удивление:

— За что?

— Ты знаешь за что, — ещё тише пробормотал я.

— Ну, ты был слишком напористым, — сказала она, нацепив на лицо улыбку. — Честно говоря, ты мне казался мужчиной того типа, который подобной импульсивности не подвержен.

Мирена, похоже, пыталась свести всё к шутке, пощадить моё самолюбие, всячески преуменьшить тяжесть моего проступка. Она до сих пор считала мне обязанной за исцеление, так что делала всё возможное, чтобы я не чувствовал себя настолько плохо.

— Не знаю, что на меня нашло, — сказал я. — Но каковыми бы причины ни были, это не оправдание!

— Ули, — мягко ответила Мирена, — ты только отошёл от сложнейшего ритуала, получил новое юное тело. Причём, твой геном не до конца человеческий. Привыкнуть к новой эндокринной системе ещё не успел, так что всё закономерно. Из старика ты превратился в подростка, а кому как не мне знать, насколько это бьёт по мозгам?

Моя тёща — святая женщина, я просто недостоин находиться с ней в одной комнате. Хотя, возможно, это просто какая-то разновидность стокгольмского синдрома, механизм психологической защиты, включившийся, чтобы не позволить картине мира Мирены разбиться после ужасных действий человека, которому она доверяла.

— Не скажу, что мне не понравилось, — продолжала она, — но я предпочла бы меньше напора и больше нежности. В таком, конечно, тоже есть своё очарование, но твой размер… Он больше, чем я ожидала.

Несмотря на могильную серьёзность ситуации, я почувствовал, как мои губы искривляются в самодовольной улыбке. Мысленно отхлестав себя по щекам, собрался вернуться предмету нашего неприятного разговора.

— Я знаю Ули гораздо лучше, чем кто-либо на свете, — сказала Кенира. — И либо меня подводит память, либо же с ним произошли большие перемены.

Обе женщины повернули ко мне головы и уставились подозрительным взглядом. Мне мгновенно стало неловко, я решил увести разговор со щекотливой темы, вернув его к своему ужасному проступку.

— Миру, я не принимал во внимание твои чувства! Лишил тебя девственности!

— О да! — согласилась она. — Мои чувства ты игнорировал очень, очень долго. Что касается девственности, с этим-то проблем нет. Это был, можно сказать, первый раз для нас обоих.

И вновь Мирена оказалась права. Не по поводу девственности, конечно — пусть в моём теле не осталось ни одной старой клетки, но первым разом я это не считал. С тех пор как на меня нашло затмение, я не обращал никакого внимания на их с Кенирой желания, думая только о своём удовлетворении. И происходило это непозволительно долго, хотя в подобных вещах даже мгновение — слишком много.

Хуже всего, несмотря на терзающее меня чувство вины, что-то внутри меня ни о чём не жалело. Меня привлекала Мирена и продолжала привлекать, так что хотелось повторения, желательно как можно более регулярного. Она была красивой, весёлой и умной, обладала всеми качествами моего идеала женщины. Да, близости душ, как та, что связывала меня с Кенирой, между нами не было, но в этой вселенной таким похвастаться могла лишь госпожа Ирулин.

Но теперь, разумеется, всё закончено. Все призрачные шансы на близость с тёщей исчезли навсегда. Теперь я подонок и насильник, и никакая сила в мире не может этого изменить.

Я вновь поднял глаза на Мирену. Она всё это время не сводила с меня взгляда, на её лице играла улыбка, которая в другое время мне показалась бы милой и приветливой. Но теперь-то я прекрасно понимал, что она значит на самом деле.

Мне хотелось что-то сделать, хоть как-то искупить вину, но я прекрасно знал, что это невозможно. Что свершилось — то уже свершилось, и единственное, что я мог бы сделать — разобраться в произошедшем, чтобы избежать повторения в будущем. Я закрыл глаза и начал перебирать весь день после пробуждения, выискивая странности и несоответствия. Сделать это оказалось не очень легко — в новом теле всё казалось таким же новым и необычным. С самого начала моё поведение было очень раскованным, я позволял себе немало лишнего, вот только за грань не переходил. Однако событие, после которого всё пошло наперекосяк, выявить оказалось нетрудно. Разум отказал сразу или почти сразу после того, как я выпил свою чашку кофе. С самим напитком всё было нормально — его пил не только я, но и обе женщины. Конечно, мой новый организм мог по-другому отреагировать на кофеин, но имелось объяснение попроще.

— Мне кажется, я понял, что произошло, — сказал я.

Вытянув руку, я сплёл потоки элир, и банка, из которой я единственный брал сахар, скользнула в руку. Сняв крышку, я зачерпнул магией немного песка и поднял перед собой в воздух. Теперь, когда я перестал списывать странности на последствия ритуала, было нетрудно заметить, что каждый кристаллик сахара был действительно больше обычного, а голубой оттенок на просвет проступал гораздо отчётливей. Маленькие искорки элир, роившиеся внутри этого вещества, которое точно не являлось сахаром, не выглядели упорядоченной магической структурой, но и случайными теперь тоже не казались. Так что под пристальными взглядами двух женщин я создал чары глубокого сканирования, призванные исследовать артефакты и эликсиры.

Для обычного человека исследование артефакта являлось очень сложной вещью. Всегда мешали материалы, наслоения энергетических структур и изменения магических метрик. Регулярными были также случаи, когда маги намеренно усложняли схемы, чтобы затруднить их изучение. Если применить земные аналоги, то это походило на попытку скопировать сложный электронный прибор, типа компьютера. Причём, препарировать все эти микрочипы приходилось во время работы устройства.

Но, благодаря обновлённому разуму, я справился с лёгкостью, которая удивила даже меня самого. Меняя режимы и физический угол сканирования, я умудрился построить неплохую модель содержащихся в веществе магических схем, а потом выделить отдельные структурные участки. Кто бы ни создавал этот «сахар», он был одновременно безумным и гениальным. Странные иллогичные переплетения потоков в каждой «сахаринке» сами по себе являлись ошмётками чего-то большего. Но стоило растворить носитель в жидкости, использовав количество, превышающее некую минимальную критическую границу, как фрагменты чар объединялись, рекомбинировались и группировались в несколько автономных плетений, привязанных ко всё тому же химическому веществу, пусть и сменившему агрегатное состояние. И в таком виде чары становились пероральным эликсиром, служившим мощным афродизиаком и одновременно изменяющим сознание, снижая критичность мышления и убирая моральные запреты. И те две ложки, которые я добавил в кофе, это самое критическое количество превышали многократно.

Эти магические структуры не совпадали ни с одной из известных систем и школ мира Итшес. Они имели вид, который я за неимением лучшего слова назвал бы органическим и инопланетным. И именно эта инопланетность давала превосходный намёк, кто же стоял за их созданием. Это мог быть только я сам — вернее, моё тело, движимое приступами воробьиного безумия.

— Не могу до конца понять, что делает эта штука, — сказала Кенира. — Всё настолько странное и дикое.

— Смотри сама, — ответил я, создавая иллюзию с отдельными элементами структурных групп. — По сути это эликсир. Вот эти четыре блока отвечают за интеграцию с магией жертвы, подпитываются от её элир. Вот тут идёт атака на внутренние железы, усиливается выработка отдельных гормонов. А вот тут — работа с разумом. Смотри, в самих чарах нет никаких поведенческих программ, они убирают лишь моральные запреты.

— То есть ты всё сделал из-за этого порошка? — мрачно спросила Мирена. — И без него бы ничего не было?

— Совершенно верно, — подтвердил я. — Но, конечно, это меня никак не оправдывает.

Лицо Мирены скривилось в гримасе злости. Воздух загустел, в помещении стало темнее, а на плечи навалилась неподъёмная тяжесть.

— Я ждала, — почти прошипела Мирена. — Не только делала тысячи намёков, но и несколько раз говорила почти в открытую. Я разве что не садилась тебе на лицо или не ложилась, раздвинув ноги. Мне казалось, что тебе нравлюсь, но ты меня всё равно отвергал. Я думала, что, возможно, я не совсем в твоём вкусе, может тебя отвращает то, через что мне пришлось пройти, и ты испытываешь брезгливость. Возможно, тебя пугает собственный возраст, и ты почему-то считаешь себя недостойным. Когда ты завершил ритуал, когда почти в открытую выразил желание, у меня появилась надежда. А потом ты сделал то, что сделал, и мне показалось, что ты просто проявил толику решимости. И пусть всё вышло очень неожиданно и немного резковато, как на мой вкус, но мне было очень хорошо. Намного лучше, чем когда-либо в моей жизни, хотя, конечно, примеры для сравнения у меня ещё те. И ты хочешь сказать, что всё дело в каком-то сраном порошке, что без пригоршни наркотика ты бы продолжал меня игнорировать и дальше? В чём дело, Ули? Что же со мной не так? Я так сильно тебе не нравлюсь?

Давление магии Мирены настолько возросло, что мне стало тяжело дышать.

— Ты прекрасна, Мирена, — ответив я твёрдо. — Прекрасна и желанна. Твои лицо и фигура сводят меня с ума с того момента, как я впервые увидел тебя после исцеления. Проклятье, ты настолько красива, что способна соблазнить хоть мужчину, хоть женщину, хоть каменную статую!

— Но не тебя, — опустила голову она. — Значит, дело в моём характере?

— О, с этим у тебя тоже более чем в порядке! — горячо возразил я. — Ты смелая, сильная, весёлая, умная и упорная. Тебя не сломили такие испытания, которые сокрушили бы любого сильного духом человека. Если бы мне предложили назвать идеальную женщину, ты бы шла сразу после госпожи Ирулин и твоей дочери, которые в моей душе делят первое место.