Воронцов. Перезагрузка. Книга 2

— Всё ли ладно, Егор Андреевич? — спросил он, переминаясь с ноги на ногу. — Вы с утра ни крошки не съели, всё чертите что-то.

Я поднял на него глаза, не сразу возвращаясь из своих мыслей в реальность.

— А? Да, Семён, всё хорошо, — я отмахнулся. — Думаю просто. Задача сложная.

— Может, поесть принести? — он не унимался. — Машка ваша вон сколько снеди собрала утром еще, а вы и не притронулись.

— Нет, — я покачал головой. — Мне нужно решить одну загвоздку. Потом поем.

Семён пожал плечами и пошёл дальше, бросив через плечо:

— Глядите, барин, как бы дума не доконала. Голодный ум — не самый острый.

Я невольно улыбнулся — народная мудрость, как всегда, проста и точна. Но аппетита всё равно не было — слишком уж был поглощён размышлениями.

Нарисовав в очередной раз схему на песке, я наконец кивнул сам себе — да, так должно получиться! Теперь пора было действовать.

Сначала нужно было подготовить реторту — специальный глиняный горшок для нашего эксперимента. Я поднялся и направился к куче красной глины, которую насобирали мужики. Выбрал самую жирную, без песка — такая не должна трескаться при обжиге.

— Петро! — позвал я, заметив его неподалёку. — Найди-ка мне немного соломы и навоза конского, свежего.

Петр удивлённо вскинул брови, но перечить не стал — привык уже к моим странным просьбам. Через четверть часа он вернулся с тем, что я просил.

— Зачем вам навоз-то, барин? — не выдержал он наконец.

— Глину армировать, — ответил я, начиная месить глину с навозом и соломой. — Чтоб горшок крепче был, не лопнул при нагревании.

Я взялся за дело с таким рвением, будто всю жизнь только тем и занимался, что лепил горшки. Начал с большого комка глины, смешанной с соломой и навозом, и постепенно стал придавать ему форму. Горшок должен был быть большим — примерно в полметра диаметром, с толстыми стенками, чтобы выдержать жар печи.

Работа спорилась — глина была податливой, легко принимала нужную форму. Я лепил стенки, постепенно наращивая их высоту, следя за тем, чтобы они были одинаковой толщины. Мужики, заметив моё необычное занятие, собрались вокруг, с интересом наблюдая.

— Никак кашник лепите, Егор Андреевич? — спросил кто-то из них.

— Не кашник, а реторту, — ответил я, не отрываясь от работы. — Сосуд особый, для химических опытов.

— Для каких-таких опытов? — поинтересовался другой, но я только отмахнулся:

— Увидите, когда время придёт.

Закончив с основной частью горшка, я принялся за крышку. Она должна была быть особенной — плотно прилегающей к горшку, но с отверстием посередине для отвода газов. Я долго возился, придавая ей нужную форму, делая бортики, которые должны были плотно садиться на горшок.

— А отверстие-то зачем? — спросил Петр, когда я пальцем проделал в крышке круглую дыру.

— Чтоб пар выходил, — пояснил я. — Иначе горшок взорвётся от давления.

Мужики переглянулись с некоторым беспокойством — слово «взорвётся» им явно не понравилось. Но я успокоил их:

— Не бойтесь, если всё правильно сделаем, ничего не взорвётся.

Закончив с крышкой, я взялся за самую сложную часть — нужно было сделать глиняную трубку, через которую газ будет проходить в ёмкость с глиной. Я скатал длинный жгут из глины и аккуратно проделал в нём канал, используя тонкую палочку. Трубка получилась не очень ровной, но для наших целей должна была подойти.

— Теперь всё это нужно обжечь, — сказал я, оглядывая своё творение. — Причём до красно-оранжевого каления. Печь нужна горячая.

— У Ильи печь хорошая — в прошлом году только сложили, — подсказал Семён. — Он иногда сам горшки лепит, когда время есть.

— Пошли к нему, — я бережно поднял ещё сырую реторту, мужики помогли поставить ее на вагонетку, а на другом берегу перегрузить на телегу.

Илья встретил нас на крыше будущего дома Фомы с некоторым удивлением, но, выслушав мою просьбу, согласился помочь. Его печь была небольшой, но жар давала хороший — как раз то, что нам было нужно.

— Только сушить сначала надо, — предупредил он, осматривая мои изделия. — Иначе растрескается при обжиге.

— Сколько времени на сушку? — спросил я с нетерпением.

— День-два, не меньше, — ответил Илья. — Торопиться нельзя.

Я вздохнул, но делать было нечего — природу не обманешь. Пришлось оставить реторту, крышку и трубку у Ильи для просушки.

Пока изделия сохли, я занялся следующим этапом плана — получением поташа из золы. Тут нам повезло — золы у нас накопилось немало, лиственной, самой подходящей для нашей цели.

Я взял большую деревянную бочку, в дне которой были проделаны небольшие отверстия, прикрытые слоем соломы. В эту бочку я насыпал золу и залил её водой в пропорции примерно одна часть золы на три части воды.

— Теперь перемешиваем, — сказал я Петру, который помогал мне. — Хорошенько, чтоб вся зола с водой контактировала.

Мы долго мешали эту серую жижу длинными палками, пока руки не устали. Потом я велел оставить смесь на несколько часов, чтобы зола хорошенько выщелочилась.

К вечеру я вернулся к бочке. Жидкость над золой стала мутно-желтоватой — это был щёлок, который нам и нужен был. Я подставил под отверстия в дне бочки другую ёмкость и открыл их, позволяя щёлоку стекать. Процесс шёл медленно, жидкость фильтровалась через слой соломы, оставляя в бочке твёрдые частицы золы.

— А теперь самое сложное, — сказал я, когда щёлок был собран. — Нужно его выпарить до получения сухого поташа.

— Выпарить? — переспросил Петр. — Как соль из рассола?

— Именно так, — кивнул я. — Только осторожно, чтобы не сгорело.

Я взял глиняный горшок поменьше, который решил использовать временно, пока наша реторта сохнет, и перелил в него щёлок. Поставив горшок на небольшой костерок, я стал медленно выпаривать жидкость, постоянно помешивая, чтобы она не пригорала.

Процесс занял несколько часов. Петр сидел рядом, подбрасывая дрова в костёр и с интересом наблюдая, как мутная жидкость постепенно выпаривается, становясь всё более концентрированной. Наконец на дне горшка начали появляться белые кристаллы — это был поташ, карбонат калия, важнейший компонент нашего плана.

— Вот он, поташ, — я показал Петру кристаллы на дне. — Из него и мыло делают, и стекло.

— И всё это из обычной золы? — удивился Петр.

— Всё из неё, родимой, — кивнул я. — Зола — богатая кладовая, если знать, как ею пользоваться.

Наконец горшок с поташом был готов. Теперь оставалось дождаться, пока высохнет и обожжётся наша реторта, и мы сможем перейти к следующему этапу — получению светильного газа.

Два дня тянулись как вечность. Я не находил себе места, по несколько раз в день наведываясь к Илье, чтобы проверить, как сохнут мои изделия. Наконец он сказал, что они достаточно просохли и готовы к обжигу.