Воронцов. Перезагрузка. Книга 2

— К оружию! — рявкнул он, и голос его прокатился над деревней, заставив вздрогнуть даже меня.

Другие служивые, повторяя его манёвр, буквально через несколько секунд тоже уже стояли с бердышами наготове. Их лица стали сосредоточенными, глаза сузились — больше не было весёлых работяг, были воины, готовые защищать деревню ценой собственных жизней.

— Бабам и детям в избы! — гаркнул Захар, перехватывая бердыш поудобнее. — Мужики, кто с топорами — за нами! Становимся клином!

Всё происходило с такой быстротой, что казалось, будто время сжалось. Женщины, побросав работу, хватали детей и бежали в избы, крестясь на ходу. Дети плакали, собаки лаяли — деревня пришла в движение, как растревоженный муравейник.

Ночка пронеслась мимо нас, пена клочьями срывалась с её боков. Степан побежал за ней, пытаясь поймать и успокоить, но кобыла, обезумев от страха, не разбирала дороги.

А медведь приближался всё ближе — огромный, страшный, как сама смерть. Я никогда не видел такого крупного зверя — бурая шерсть вздыблена, глаза горят бешеным огнём, пасть раскрыта, и видны жёлтые клыки, способные перекусить человеку шею одним движением.

Я с ужасом смотрел на решимость служивых взять такую махину на бердыши. Они выстроились полукругом, упёрли древки в землю и наклонили в сторону медведя, создавая живую изгородь из острых лезвий.

— Держать строй! — крикнул Захар, его голос звенел, как сталь. — Не дрогнуть!

Бабы голосили из окон, дети плакали, мужики стояли чуть поодаль, сжимая топоры так, что костяшки их побелели. Страх стоял в воздухе, густой, осязаемый.

Медведь, увидев перед собой людей, на мгновение замешкался — встал на задние лапы, заревел так, что кровь стыла в жилах. Его рёв прокатился над деревней.

Но колебался зверь лишь мгновение — а потом бросился вперёд, прямо на ощетинившиеся лезвия бердышей.

Звук был страшный — хрип, рёв, хруст костей и хлюпанье крови. Служивые выдержали натиск — они буквально насадили его на острые секиры, но зверь был силён, даже раненый, он продолжал рваться вперёд, пытаясь достать людей лапами с острыми когтями.

— Держать! — рычал Захар, его лицо было забрызгано кровью.

Медвежья лапа мелькнула у самого лица одного из служивых — тот отшатнулся, но строй не сломал. Другой же, изловчившись, ударил зверя прямо в горло — хлынула кровь, медведь захрипел.

Они быстро добили его — Захар сам нанёс последний удар. Медведь дёрнулся и рухнул на землю, подняв облако пыли.

Тишина повисла над деревней — такая, что слышно было, как жужжат мухи. Я стоял, не в силах пошевелиться, чувствуя, как колотится сердце где-то в горле.

— Хорошо, что вы тут оказались, — нервно сказал я, подходя к Захару. — Сейчас беды было бы точно не миновать.

Лицо моё было бледным, даже руки дрожали — впервые в жизни я видел такую схватку. Крестьяне выходили из изб — опасливо, недоверчиво, не веря, что всё закончилось так быстро. Женщины крестились, дети жались к матерям, некоторые плакали от пережитого страха.

— Бывает, — буднично ответил Захар, вытирая лезвие бердыша о траву. — Зверь, он что — голодный, вот и рыщет близ человеческого жилья. Нынче в лесу голодно, ягоды ещё не поспели, дичи мало.

Другие служивые тоже вытирали оружие, переговариваясь негромко. Они казались спокойными, будто не медведя сейчас завалили, а обычную работу сделали.

— Медведь-шатун в эту пору — не к добру, — пробормотал дедок, подходя ближе и опасливо косясь на тушу. — Видать, болезный был, раз к людям полез.

Захар внимательно осмотрел тушу, попинав её ногой.

— Разделаю медведя сам, — сказал он, поворачиваясь ко мне. — А вам, Егор Андреевич, будет шкура, которую Иван выделывает лучше, чем любой бортник в Туле.

Я кивнул, всё ещё не в силах говорить. В голове крутилась одна мысль: что было бы, не окажись тут служивых? Что было бы, ворвись этот зверь в деревню, полную женщин и детей?

— Спасибо, — наконец выдавил я из себя. — Век не забуду.

Захар усмехнулся, поклонившись:

— Да будет вам, барин. Наша служба такая — защищать. Сегодня от медведя, завтра от лихих людей.

Деревня постепенно приходила в себя — бабы утирали слёзы, дети переставали плакать, мужики обсуждали случившееся, приукрашивая каждый своё участие в событиях. Жизнь возвращалась в привычное русло, но я знал, что долго ещё будут помнить этот день, когда смерть прошла так близко от нас, но была остановлена отвагой и решимостью служивых.

Вместе с Захаром сходили к лесопилке узнать, всё ли там хорошо. А то мало ли, медведь туда изначально зашёл.

По дороге нашли поломанную телегу — сломалось колесо и ось. Телега накренилась набок, словно раненый зверь. Я подошёл ближе, осматривая повреждения.

— Нужно будет Семёна или Петра отправить, чтоб занялся ремонтом, — я выпрямился. — Жалко добро бросать. Хотя работы тут… и разгрузить и починить. Ничего — справятся.

— Петра лучше, — кивнул Захар. — У него с деревом хорошо выходит.

Мы двинулись дальше, туда, где стояла лесопилка.

— Эй, есть кто? — крикнул Захар, подходя ближе.

Из сторожки вышли трое мужиков, все с топорами в руках. Лица напряжённые, испуганные, но решительные.

— А, это вы, — с явным облегчением выдохнул Семён. — Мы уж думали, он.

— Так что, миновала вас беда? — спросил я, оглядываясь по сторонам. Всё выглядело нетронутым, разве что инструменты были разбросаны, да каретка работала в холостую.

— Миновала, видать, — кивнул Семён. — Митька прибежал, еле дух переводил, весь белый как полотно. Говорит, медведь чуть его с телегой не сожрал.

Я оглядел мужиков — все были напуганы, но все с топорами и, можно сказать, были готовы к встрече с хозяином леса. А Семён, видать пока в ангаре сидели, даже рогатину заточил из толстой жерди.

— Ну теперь можете не бояться, — сказал Захар. — Уложили мы его. Не придёт больше.

— Правда? — просиял Митяй. — Убили?

— А то, — с гордостью кивнул Захар. — На бердыши взяли.

Мужики заметно расслабились, заулыбались, стали хлопать друг друга по плечам.

— Ну, слава богу, — Семён перекрестился. — А то мы уж думали, придётся ночевать тут, на лесопилке. Жёны бы волновались.