Воронцов. Перезагрузка. Книга 2

— Возвращайтесь спокойно, с медведем служивые разобрались. Только колесо на ночь не забудьте из воды поднять.

К вечеру, когда Захар стал разделывать тушу медведя прямо там, где его уложили, собралась почти вся деревня. Кто советы давал, кто просто глазел, ребятишки носились вокруг, возбуждённые таким событием.

— Шкура хорошая, — приговаривал Захар, ловко орудуя ножом. — На ковёр пойдёт, большой выйдет.

Я стоял рядом, наблюдая за процессом. Захар работал аккуратно и, видно, что умело. Шкуру снимал бережно, стараясь не повредить.

И тут, когда он уже почти закончил с одним боком, я заметил что-то странное.

— Погоди-ка, — я наклонился ближе. — Что это?

Прямо под шкурой обнаружились белые уплотнения, похожие на небольшие узелки. Я на это сразу же указал, а Захар лишь покивал, будто ожидал нечто подобное.

— Да, болен был косолапый, — он выпрямился, вытирая руки о траву. — Мясо в еду не пойдёт, придётся закопать или сжечь.

Вокруг раздались разочарованные вздохи. Медвежатина — редкое угощение, многие уже предвкушали пир.

— А что за болезнь? — спросил кто-то из толпы.

— Лучше не гадать, — ответил Захар. — Но мясо точно не годится. Может, потому и к деревне вышел — совсем плох был, обезумел.

Он продолжил работу, но теперь уже без прежнего энтузиазма. Шкуру он снял профессионально и отдал Ивану, который обещал заняться выделкой.

— Хорошая будет шкура, — приговаривал тот, расправляя огромную медвежью шкуру.

Я вспомнил процесс вымачивания — долгий, трудоёмкий и, главное, зловонный. Шкуру нужно было держать в специальном растворе, от которого на всю округу разносился такой запах, что хоть из дома беги.

Я лишь крикнул ему вслед:

— Не вздумай этим заниматься возле деревни. В лучшем случае где-то возле лесопилки, но и там так, чтобы никто не задохнулся.

Иван только рассмеялся и махнул рукой:

— Не в первой! Знаю я своё дело. Там у реки местечко найду, никому мешать не будет.

Небо уже совсем потемнело, когда мы закончили. Тушу Захар приказал оттащить подальше от деревни, чтоб собаки случайно не нажрались, а уже утром закопать.

— Жаль добро переводить, — вздохнул Степан, глядя на горы мяса. — Столько еды пропадает.

— Лучше перевести, чем потом всей деревней болеть, — твёрдо ответил Захар. — Здоровье дороже.

Расходились уже в темноте, усталые, но удовлетворённые. Опасность миновала, зверь повержен, деревня может спать спокойно. Я шёл домой, размышляя о том, как хрупка бывает граница между нашим миром и лесным царством. Иногда достаточно одного больного зверя, чтобы нарушить привычный ход вещей.

Глава 22

За следующие несколько дней Пётр починил телегу, и не только починил колесо, но и ось укрепил, чтоб больше не ломалась под тяжестью досок.

Мужики же на двух оставшихся телегах продолжали таскать доски в ангар, складывая их аккуратными штабелями до самого потолка. Работа шла споро, без перерывов — знали, что дел невпроворот, а лето уже близится к середине.

В одной избе стены вывели уже под самую крышу, а во второй — до половины. С утра до вечера стучали топоры, скрипели пилы, да слышался тяжкий вздох мужиков, когда они поднимали очередное бревно на сруб. Из самых ровных и крепких досок стали делать стропила на крышу.

Илья было предложил сделать крышу односкатной, мол, так проще и быстрее.

— Егор Андреич, — говорил он, утирая пот с лица, — чего мудрить-то? Скатим в одну сторону, как на ангаре делали и дело с концом. И тёсу меньше пойдёт.

Но я покачал головой, осматривая строящийся сруб.

— Нет, Илья, так хорошо только на хозяйственной постройке, на сарае каком или вон на амбаре, — ответил я, проводя рукой по поверхности бревна. — А на жилой дом лучше делать традиционно двухскатные. И вид красивее, и снег зимой не так давит, да и дождь лучше стекает.

Илья почесал затылок, соглашаясь:

— Оно конечно так, барин. Ваша правда. Двухскатная крыша — она надёжнее.

— Да и людям привычнее, — добавил я. — Исстари ведь так строили, значит, был в том смысл.

Опоры через реку уже догнали с другого берега до середины и сейчас активно сшивали досками, стеля их поперёк. Вода журчала под новенькими досками, а на берегу суетились мужики, таскавшие бревна и доски. Видя, как растёт мост на глазах, я испытывал странное чувство — смесь гордости и удивления. Словно вчера ещё только задумал это всё, а сегодня уже почти готово.

— Ещё день, и мост должен быть готов, — сказал Семён, подходя ко мне, вытирая руки о штаны.

Я кивнул, внимательно осматривая конструкцию. Думал сделать ещё какие-то распорки для того, чтобы она держалась надёжнее, но мужики уверяли, что хорошо опоры закрепили.

— Видите, Егор Андреич, — Семён указал на то, как глубоко вбиты опоры в дно реки, — не шелохнутся. Хоть стадо коров гони — выдержит.

— То летом, — я прищурился, глядя на бурлящую воду. — А как весной? Я хотел бы ещё предусмотреть защиту для опор на весенний ледоход, чтоб лёд их не порвал.

Семён задумался, поглаживая бороду.

— Это дело правильное, — согласился он. — Можно заранее откосы сделать — брёвна по бокам вбить под углом, чтоб лёд на них раскалывался, а не на опоры шёл. А можно железом опоры оковать, да где ж столько железа взять?

— С откосами попробуем, — кивнул я. — Как мост закончим, сразу и займётесь.

Семён, всё-таки сделал вагонетку, причём практически в точности такую, как я рисовал ему прутиком на земле. Большой деревянный ящик на колёсах, в ширину как раз на локоть меньше ширины моста. Со стороны вагонетка казалась неуклюжей и громоздкой, но на деле оказалась довольно крепкой и устойчивой.

— Ну как, Егор Андреич? — с гордостью спросил Семён, когда я осматривал его творение. — По рисунку вашему делал. Чего может не так вышло?

Я обошёл вагонетку кругом, проверил крепления осей, потрогал рукой ящик — крепко сбит, не шелохнётся.

— Добротно сделано, Семён, — похвалил я. — Как мост доделаем, сразу и опробуем.

Мы же с Петром перешли по брошенным на опоры доскам на другой берег и ещё раз осмотрели место, где собирались ставить кузню. Высокий берег, сухое место, ветром хорошо продувается — самое то для такой постройки.