Вошь на гребешке

– А...

– Ненавидит, сочтя свое изгнание ошибкой Тэры. Полвека назад в горячке он подался на юг, там ему напекло голову еще сильнее после истории с чером. Дальше - хуже... У Тэры из-за чудачеств Тоха отношения с тремя большими замками юга натянуты аж до звона.

Бэл лежал, ожидая очередного 'звяк!', сжавшись и заранее морщась. Вместо рывка и спазма боли пришло облегчение: лицо протерли холодным. Щекотка капель побежала по шее, скулам. Сделалось возможно дышать глубоко и уверенно, свет пробился под сомкнутые веки. Еще несколько мгновений - и удалось открыть глаза, пусть лишь узкими смотровыми щелями. Старый анг как раз склонился и ждал: первым, что уловил Бэл, оказался именно его взгляд, изучающий и немного виноватый.

– Жив? Хорошо... и даже в уме. Ты научись, малыш, себя понимать как-то понадежнее, - просительно буркнул анг.
– Зови сразу, едва очнешься неурочно, а не после, когда и времени нет, и заходит все слишком далеко. Себя не жалеешь, хоть Вроста пощади.

– Давно...

– Солнышко только лес принялось будить, ни единого дня ты не упустил, - обнадежил анг.
– Я понимаю, боль велика, но дать тебе отдыха не мог, уж прости. Что бы ни достигло нас ночью, оно не приживется здесь без дозволения Файена. Твой первый анг мог бы посодействовать воплощению, однако он пока что неопытен, а мое право не признано в северных лесах. Ну и Тэра далековато - в духе.

– Что звякало?
– чувствуя себя нелепым, спросил Бэл, тратя время на малозначительное.

– Плеть пэрнов надо принимать на клинок, обязательно, - нахмурился анг.
– Пэрны - они не воины в самом общем смысле, они вроде вас, вальзов. Но, как ты знаешь, мы - люди - черпаем из себя и себя же развиваем. Они черпают извне и копят прозапас. Каждое звено плети - заемная сила, свитая с мертвым проклятым железом, жаждущим прорасти в плоть. Запомни, ладно? Ты позволил плети охватить руку. Подставился и дал себя убить, вот так... Хорошо хоть, буг твой умен, к лесу метнулся, упрятал тебя в корни. Мы успели, застали еще живым и сделали, что могли. Малыш, больше не лезь в анги. Меня заменить в нынешнюю зиму посильно. Тебе в замке нет замены, вот так...

Анг грустно растянул губы, не осилив ободряющую улыбку. Бэл в ответ виновато вздохнул. Как сказать, что ты вдруг перестал быть толковым вальзом? Жаловаться не время, да и нет у него права лишать людей надежды, пусть малой и ложной.

– Все с тобой хорошо, - понял невысказанное анг.
– Переболеешь и выправишься. Мы ведь черпаем из себя, а твой колодец сделался много глубже по вине Ружаны, вынудившей тебя прежде срока и с болью осознать свою силу. Ты вырос, мальчик. Колодец дара углубился, для тебя это ново, ты не привык к себе такому. Но поверь моему опыту: прежний Бэл, даже и с ногами, даже при поддержке двух ангов, не одолел бы пэрна. А прорицать... оно тебе надо? Вот посуди, есть ли польза в смутных видениях? Лес гневается, тьма копится, по тропам идут воины, королева точит зубы... или что там у неё ядовитое? Я знаю наперед все байки, какие может высказать наилучший прорицатель. Толку в них чуть, одни сомнения и страхи. Не опирайся на пустоту, малыш. Опирайся на людей и лес. Держи рукоять клинка и не забывай баловать буга, в нем твоя радость... Простые пути иногда воистину короче умных обходных, поверь.

Бэл улыбнулся, теперь совсем тепло и даже почти беззаботно. С души свалился тяжеленный камень: не надо скрывать исчерпание дара, не надо ночами вслушиваться в невнятный гомон леса и грызть себя, мысленно именуя бездарем.

Тень заслонила проем дальней арки, но приближение буга узналось за миг до того. Две половинки, некоторое время составлявшие бугадь, и теперь не разделились окончательно, помнили и привечали друг друга. Игрун замер, дал себя рассмотреть - и взрыкнул.

– Красивее всех, - охотно подтвердил Бэл.

– Урр-м, - принял похвалу буг, лязгнул когтями по стене, извернулся, танцуя на месте и приглашая рассмотреть себя снова, внимательнее.

– Несравненный, как и та, кто тебя приручил, - серьезно добавил Бэл.

Буг в два прыжка оказался рядом, приник к больному плечу, вчуялся, шершавым языком лизнул обнаженную кожу. Мелко задрожал кончиками ушей, слушая смех приятеля: щекотно... и подставил спину.

– В чем неотложное дело?
– забормотал Бэл сквозь зубы, самостоятельно вползая на буга и мысленно благодаря ангов, не сунувшихся с помощью, похожей на опеку над младенцем.
– Вы твердили о праве в северном лесу и Файене. Я не понял.

– Пойди и глянь, все равно, сколько ни объясняй, кроме тебя и живого огня никто дела не уладит, - вздохнул первый анг. Покосился на старого и по молчаливому согласию того продолжил пояснения.
– Признаю, я попробовал его укрепить в мире, но не справился. Может, он важный гость. Только бесхребетные нам, принадлежащим силе, не близки. Надо крепко понимать пользу и всей душою принимать то, что и такие нужны миру... я понимаю, но совладать не могу. Ни единой в нем косточки, ни малейшего стержня. И серебра в нынешней луне ни на ноготь. Не справляюсь.

Младший сокрушенно вздохнул, и сделалось окончательно понятно: он пробовал решить непосильное со всей горячностью, которая помогала ему в поединках держаться даже против Черны. Но мягкости и снисходительности к чужим слабостям анг пока не осилил, не нашел в душе.

– Видом - чисто слизняк, - подтвердил старый анг, не желая увеличивать и без того осознанную вину своего нынешнего ученика, вслух именуемого 'первым'.
– Трудное дело, для среброточивого... Вот мы обсудили и решили: наспех вытаскивать тебя из целебного сна. Долго он в Нитле не удержится. Бескостность иной раз настигает и сносных людей при входе в наш мир. Обычно это означает, что гостю он не родной. Но тут, чую, особенный случай. Издали гость явился, а только лесу он - не чужой.

Бэл утвердился в привычном положении и прижмурился, радуясь болезненному, но желанному сплетению с Игруном. Полноценного бугадя на сей раз не возникло, однако дурашливость юного буга так и бурлила в душе, из-под когтей мелкими искорками сыпалась крошка камня, хвост сек сухое узорное дерево прикрытых дверей - и не возникало намерения одернуть зверя, убедить не портить камней и досок. Бэл блаженно улыбался, а неукрощенный указаниями буг приплясывал, то распуская усы и стращая несуществующего врага - то плотно оплетая горло узором миролюбия.

Анги двигались, отставая на полшага, так, чтобы быть рядом с Бэлом и оставлять впереди лапы и морду Игруна. Дорогу показывал младший. Старший теребил ус и ворчал: неплохо бы Бэлу потрудиться самому или кого попросить, чтобы приладить крепление для клинка на спину, оно бьет буга по боку и ярит, и доводит настроение до звонкой лихости. Бэл слушал, прекрасно понимал, что ему советуют уняться и утихомирить буга - и делал вид, что отменно глух... Стоит ли угасшая радость нескольких сбереженных камней? Вряд ли. Вот и старый анг сменил тему: вещает о подготовке к зиме и налаживании удобных троп к ближним поселкам. О проверке надежности стен и пополнении запаса продовольствия. Слушая и иногда кивая вовремя, Бэл продолжал улыбаться, гладить Игруна по шее, вороша мягкое серебро ворота и отмечая: уже линяет в зиму, вон как мех уплотняется, да и подпушек знатный, сквозь него до кожи не пробраться. Занятые каждый своим, анги и Бэл спустились во двор, миновали его и нырнули в прохладу травного подвала, того самого, где Черна срасталась с краповым доспехом.

Игрун первым приспособился к сумраку, заурчал, здороваясь со знакомым. Бэл тоже кивнул, распознав Вроста сперва чутьем буга, а чуть позже и собственными глазами. Парнишка сидел у края каменной чаши, нагнувшись к поверхности воды. Щурился, всматривался в глубину.

– Кувшинник я запустил, приживается, - не оборачиваясь, сообщил Врост.
– Большего не сделаю, оно сразу юркнуло в соцветие и там хоронится. То ли страха в нем много, то ли жизненной силы не уцелело ни капельки... не понимаю. Не лесное оно, моему дару не открывается и не отзывается.