Восхождение

К вечеру инструктаж завершился практическими занятиями. Кандидаты учились пользоваться замаскированным оборудованием, проводить экспресс-анализы, составлять зашифрованные сообщения.

Мышкин наблюдал за тренировкой с каменным лицом, изредка делая пометки в блокноте.

— Что скажете о группе? — спросил я его, когда занятия закончились.

— Приемлемо, — лаконично ответил начальник безопасности. — Двоих придется заменить. Слишком нервничают при сложных вопросах.

— Кого рекомендуете вместо них?

— Перминов, инженер-геолог из Баку. Работал на персидской границе, знает фарси и тюркские языки. И Кравцова, геофизик, альпинистка, хладнокровна в критических ситуациях.

— Женщина? — удивился я. — В такой экспедиции?

— Именно, — бесстрастно ответил Мышкин. — Кто заподозрит молодую женщину-специалистку в секретной миссии? Идеальное прикрытие.

Я задумался. Идея звучала разумно, хоть и нетрадиционно.

Женщина в составе технической экспедиции могла привлечь внимание в консервативной Маньчжурии, но одновременно отвлечь подозрения от истинной цели миссии.

— Хорошо, утверждаю обоих, — согласился я. — Завтра продолжим тренировки.

В следующие дни работа над подготовкой экспедиции приобрела лихорадочный темп. В просторном зале Института геологии, увешанном картами Маньчжурии и Дальнего Востока, проходили ежедневные совещания по стратегическому планированию.

Полковник Александров, опытный разведчик с цепким взглядом и незапоминающимся лицом, оказался прекрасным стратегом. Он разработал детальные маршруты передвижения, определил безопасные точки для полевых исследований, наметил запасные пути эвакуации.

— Основная опасность — квантунская жандармерия, — пояснял он, указывая на карте районы повышенного риска. — Они контролируют все ключевые станции КВЖД, несмотря на формальное совместное управление дорогой. При малейшем подозрении проведут допрос и обыск.

Я внимательно изучал карту, мысленно сопоставляя ее с известными мне из будущего данными о местонахождении Дацинского месторождения:

— Эти участки наиболее перспективны, — указал я на несколько точек к востоку от Цицикара. — Необходимо провести там максимально детальное исследование.

— Именно эти районы находятся под особым наблюдением, — нахмурился Александров. — Крупный японский гарнизон, постоянное патрулирование.

— Тем важнее продумать легенду, — заметил я. — Что если искусственно создать проблему на железнодорожном полотне? Размыв грунта после дождей или деформация рельсов. Это даст основание для длительных технических работ.

Александров задумчиво погладил подбородок:

— Неплохая идея. Наши агенты могут организовать небольшую техническую неисправность. Естественного характера, разумеется.

В обсуждении маршрутов и методик разведки активное участие принимал Архангельский. Молодой геолог проявил себя не только как талантливый специалист, но и как превосходный организатор.

— Андрей Дмитриевич, у вас необычайное чутье на перспективные структуры, — заметил я, когда мы рассматривали геологическую карту района. — Вы отметили именно те участки, которые я считаю наиболее перспективными.

Архангельский смущенно улыбнулся:

— Я просто внимательно изучил все материалы и методики, Леонид Иванович. Особенно ваши заметки о признаках нефтеносности платформенных структур.

В процессе подготовки выявились и некоторые проблемы, требующие нестандартных решений. Общение с китайскими властями и представителями КВЖД требовало особых навыков, выходящих за рамки обычной дипломатии.

— Необходимо учитывать сложные взаимоотношения между китайскими чиновниками и японскими военными, — пояснял один из экспертов наркомата иностранных дел. — Официально они сотрудничают, но фактически существует глубокий антагонизм. Можно использовать это противоречие.

Мышкин согласно кивнул:

— Предлагаю ввести в состав группы Воронцова. Он служил в Харбине до 1928 года, имеет обширные связи среди китайских служащих КВЖД. Поможет с получением неофициальных разрешений на проведение работ в спорных районах.

Вечерами, после официальных совещаний, я уединялся в небольшом кабинете Губкина для личной подготовки. На столе лежали специально изготовленные карты Маньчжурии с максимально детальной топографической съемкой.

Я вглядывался в очертания рек, холмов, низин, пытаясь соотнести их с картами Дацинского месторождения, изученными мной еще в прошлой жизни. Расхождения неизбежны.

Точная геологическая съемка этого района появится только через десятилетия. Но основные структуры совпадали, что давало надежду на успех.

В один из таких вечеров ко мне заглянул Величковский. Профессор выглядел уставшим, но в его глазах горел огонь научного энтузиазма.

— Не помешаю, Леонид Иванович? — спросил он, останавливаясь в дверях.

— Нисколько, Николай Александрович, — я указал на свободный стул. — Как раз хотел посоветоваться с вами по геологическим структурам Маньчжурии.

Профессор опустился на стул, разглаживая седую бородку:

— Удивительно малоизученный регион. Всего несколько экспедиций в конце прошлого века, и те преимущественно ботанические и этнографические. Геология практически не исследована.

— Что скажете об этом районе? — указал я на окрестности Цицикара. — Есть ли геологические предпосылки для наличия нефти?

Величковский надел золотое пенсне и склонился над картой:

— Интересно, очень интересно… Структура напоминает некоторые участки Ромашкинского месторождения. Обширная синеклиза с вероятными нефтяными ловушками на периферии. Но без бурения сказать определенно невозможно.

— А если использовать ваш метод микроанализа структур? — спросил я, вспомнив о недавних разработках профессора.

Глаза Величковского загорелись:

— Возможно, возможно! Я как раз завершил новую методику экспресс-анализа. Потребуются специальные реактивы и портативное оборудование… — Он начал лихорадочно делать заметки в блокноте. — К завтрашнему утру подготовлю все необходимое.

— Николай Александрович, вы не хотели бы лично принять участие в экспедиции? — неожиданно предложил я. — Ваши знания и опыт были бы бесценны.