Воспарить к небесам
Шрифт:
Больше я ничего не написала, ни того, что он хороший человек и что он найдет кого-нибудь, — вероятно, это не было бы тем, что бы он хотел прочитать от меня. Я также не написала ему, что не водила его за нос и не играла в игры, и что наши отношения с Микки сложные, что было правдой, но для него прозвучало бы банально, и это также было тем, что он бы не захотел прочитать. Я также не написала ему, что надеюсь, что он не думает обо мне плохо, потому что это было эгоистично и, вероятно, невозможно.
Я изложила все кратко и принесла свои извинения. Это было единственное, что я могла сделать.
Какое-то время я переживала
Поцеловал меня.
Я не знала, как это могло случиться. Я поцеловала его, а он отстранился, сказал, что я… «симпатичная», не выказал никаких признаков того, что я ему интересна, и фактически много чем показал, что я ему не очень нравлюсь.
Когда беспокойство по этому поводу начало меня одолевать, я позвонила Робин.
После этого звонка у меня оставалось еще несколько часов до того, как Микки появится у моей двери, возможно, чтобы снова поцеловать меня (это вызвало такое сильное возбуждение, что мне сразу же захотелось пойти к игрушке в ящике прикроватной тумбочки и воспользоваться ею). Он также, возможно, пригласит меня на свидание, что было откровенно непостижимо (или же так было, пока он не поцеловал меня).
Или, возможно, он придет ко мне, чтобы сказать, что то, что произошло в ресторане, было огромной ошибкой, и он решил, что нам лучше никогда больше не встречаться.
А это означало бы, что я потеряю Микки, хотя Микки у меня и не было, а когда я с ним была, то мы ссорились.
Но даже в этом случае сама мысль об этой потере была слишком тяжела, чтобы даже думать о ней.
Это также означало бы, что я потеряю Эшлинг и Киллиана.
А, может, и что-то еще, о чем еще не знала.
Когда эти мысли уже были готовы сбить меня с толку, я решила позвонить брату, который выслушал бы меня, а потом сказал бы все прямо. А поскольку он был мужчиной, то мог знать, что творится у Микки в голове.
При этом решении телефон в моей руке издал звуковой сигнал.
Я посмотрела на него, а затем быстро провела пальцем по экрану, чтобы добраться до текста.
Сообщение было от Робин и гласило: «Я в порядке. А еще я злюсь на тебя. Дай мне три дня, чтобы подуться, а потом я тебе позвоню. Но я оставляю за собой право на то, что обида продлится меньшее количество времени».
Пусть так и будет, но это принесло мне облегчение, заставило улыбнуться и немного удивило, так как трехдневная обида Робин была неслыханной — в данном случае, обида, которую она испытывала к своему бывшему, продолжалась пять лет без уменьшения градуса накала.
Прежде чем я успела отправить ответ, я получила от нее еще одно сообщение.
«А этому парню лучше быть горячим. Достаточно горячим, чтобы Конрад потерял рассудок и задумался о самоубийстве. Если будет что-то меньшее, МиМи, и буду в тебе очень разочарована».
Это заставило меня улыбнуться еще шире, потому что это было смешно, и потому что она бы очень одобрила Микки. Она могла бы жить ради мести своему изменщику бывшему мужу, но это не означало, что она не ценила, когда мужчина был усладой для глаз.
Я написала в ответ: «Хорошо, милая, и это последнее, что ты услышишь от меня, пока твоя обида не закончится. Но просто чтобы успокоить твои мысли, Микки определенно горячий».
Отправив это письмо, я позвонила брату.
— Привет, МиМи, — поздоровался он.
— Привет, Лори. Ты свободен?
— Я на работе, но для тебя я свободен всегда.
Я не удивилась, что он был на работе, зная, что так было и раньше, не говоря уже о том, что, поскольку оба его сына были достаточно взрослыми, чтобы водить машину, отправляясь по собственным делам, мой брат перестал работать постоянно и начал работать непрестанно, чтобы сбежать от своей жены.
Я также не была удивлена, что для меня он был свободен. В моей жизни, после того как я узнала, что Конрад меня не любит, Лор был единственным, кто любил меня открыто и безоговорочно.
— Слушай, — начала я. — Сегодня вечером звонил Конрад и попросил меня попросить тебя, перестать его преследовать.
Я услышала, как Лор хмыкнул, прежде чем ответил:
— Господи, да этот парень просто засранец. Я звонил ему дважды, МиМи. Первый звонок длился две минуты, прежде чем он повесил трубку. Второй был сразу после этого, когда он ответил, и прежде чем повесить трубку я сказал, что он вел себя как мудак. Это не преследование.
Он наверняка знает, что такое преследование. Он же адвокат.
— Я так и думала, — пробормотала я, а потом добавила уже конкретнее: — Он обвиняет меня, так что я ценю, что ты заступаешься за меня, но я бы предпочла, чтобы ты перестал это делать.
— Он упоминал о детях? — спросил Лор.
— Нет. А что? — спросила я в ответ, мышцы моей шеи напряглись.
— Им я тоже звонил.
Я уставилась на свое отражение в окне.
— Что, прости?
— Сказал им, чтобы они не были к тебе столь строги. Сказал твоему сыну, что у тебя никого нет с тех пор, как его отец разрушил вашу семью, поэтому он должен был защищать и заботиться о своей матери. Сказала твоей дочери, что в ее жизни есть прекрасный пример для подражания, а она собирается все испортить, если потеряет его.
Так вот почему они заговорили со мной. Потому что их дядя Лори, которого они оба любили, обожали и уважали, позвонил им и выложил все начистоту.
Господи, как же я любила своего брата!
— Надо было сделать это много лет назад, — пробормотал он.
— В последний свой приезд они вели себя намного лучше, — сказала я ему.
— Хорошо, — тихо ответил он.
— Немного шокирует, что ты в течение двадцати лет была занозой в заднице старшего брата, а когда тебе почти стукнуло пятьдесят, оказалась такой крутой.
— Заткнись, МиМи, — ответил он с улыбкой в голосе.
Я улыбнулась своему отражению и спросила:
— У тебя есть еще время?
— Ты ведь моя МиМи?
Господи, как же я любила своего брата!
— Да, — подтвердила я.
— Давай, милая, выкладывай, — предложил он.
Именно тогда я снова начала расхаживать по комнате. Я выложила ему все — абсолютно все — о Микки.
Это заняло некоторое время. Было очень много шагов. Я все еще была в своих босоножках, и намного позже я приду к счастливому осознанию того, что так много могу в них ходить, и мне по-прежнему будет удобно, даже если они новые, и я их никогда не носила.