Воспарить к небесам

Я активировала его и прокрутила уведомления.

Плохие новости: еще один звонок от Бостона Стоуна.

Хорошие новости: мой адвокат из Калифорнии перезвонил мне.

Невероятно хорошая новость: мне написала Пиппа.

«Цветы очень красивые. Спасибо».

Улыбаясь как дурочка (внутренне, внешне, после истории с Микки, я все еще не могла этого сделать), я ткнула пальцем в экран и отправила сообщение дочери.

«Рада, что ты их получила. Выше нос, детка. Надеюсь, ты знаешь, как сильно мама любит тебя».

Я отправила сообщение, снова ткнула пальцем в экран и поднесла телефон к уху. Я выслушала гудки, попала на секретаря, и, учитывая мою фамилию, она сразу же соединила меня с моим адвокатом.

Только тогда я снова начала идти.

— Я получил сообщение, Амелия, — прошептал Престон Миддлтон мне на ухо. — Вы уверены в этой информации?

Я толкнула входную дверь.

— Не совсем, но я достаточно уверена, что хотела бы вложить деньги в то, чтобы быть абсолютно уверенной.

Я шла по тротуару к своей машине, глядя себе под ноги, а Престон ответил:

— Я могу поручить это частному детективу.

— Считайте, что у вас есть мое одобрение на это, — сказала я ему, поднимая глаза.

Мой шаг замедлился, когда я увидела прислонившегося к моей водительской двери Микки в сексуальной, пыльной после стройки, одежде.

Серьезно?

И что на этот раз?

Что еще он мог оставить про запас, чтобы использовать это и окончательно свести меня с ума?

Не сводя с него глаз, я направилась прямо к нему и остановилась у обочины рядом с бампером.

— У вас есть какие-то мысли, учитывая наличие подобной информации? — спросил Престон мне на ухо.

— Я хочу вернуть своих детей, — ответила я, глядя на Микки и видя, как от моих слов вспыхнули его глаза.

— Полная опека? — в голосе Престона звучал энтузиазм, и я представила, как он потирает руки, и не только из-за оплачиваемых часов, но и потому, что ему нравилось пускать зубы в хорошую драку.

— Я не буду жадничать, — ответила я. — Встречи каждую неделю. Дети любят своего отца, и я не хочу, чтобы они потеряли что-то, что они любят. Мне нужно время, чтобы уладить все с детьми, но когда я буду готова, то на этот раз я не собираюсь проигрывать. И мне все равно, сколько это будет стоить. Я хочу, чтобы с каждой женщиной, с которой он занимался сексом, пока мы были женаты, установили контакт и они были готовы дать показания, если Конрад доведет это до мерзкой ситуации.

Тело Микки слегка выпрямилось от фразы «занимался сексом», но в основном он по-прежнему опирался о мою машину, пристально глядя на меня.

— Я поговорю со своим детективом, — сказал Престон.

— Спасибо, — ответила я.

— У вас все хорошо? — спросил он.

— Да, но я кое-куда собралась. Не хочу быть грубой, но мне уже пора.

— Конечно, Амелия, я позвоню вам и сообщу последние новости.

— Спасибо, Престон.

Мы разъединились, и я тут же спросила Микки:

— Можешь отойти от моей машины?

— Ты борешься за своих детей? — спросил он в ответ.

Это было не его дело.

И после того, что он сделал со мной прошлой ночью, он думал, что может спрашивать?

— Моя лучшая подруга из Калифорнии только что узнала, что мой муж не только трахался, а потом влюбился, а потом надел обручальное кольцо на палец медсестры из больницы в Сан-Диего, но все то время, что мы были женаты, трахал других, — поделилась я. — Он трахался в больнице в Бостоне, в Лексингтоне, а может, и в Сан-Диего, и на него было подано по меньшей мере одно заявление о сексуальном домогательстве. Поскольку это новая информация, и я устала не видеть своих детей, если он не согласится на более справедливый график опеки, боюсь, мне придется бороться грязно.

— Это не грязно, Эми, это он грязный, — тихо сказал Микки.

— Спасибо за твое мнение, — язвительно ответила я. — А теперь отойди от моей машины.

Он выпрямился и повернулся ко мне.

Но не отступил ни на шаг.

— Нам надо поговорить, — сказал он мягким голосом, не сводя с меня глаз.

— Нет, видишь ли, ты ошибаешься, — ответила я. — Мы уже поговорили, и я обнаружила, что мне от этого не очень весело.

— Вчера вечером я переступил черту, — заявил он.

— Так и было, — согласилась я. — Это и есть твое извинение?

— Да, Эми, это мое извинение. — Его голос по-прежнему был нежным.

Это звучало потрясающе.

На меня это не подействовало, потому что, стоя и глядя на него, я все еще истекала кровью.

— Извинения приняты. А теперь отойди от машины.

Он покачал головой, не сводя с меня глаз.

— Я здесь и прошу тебя дать мне шанс объяснить то дерьмо, которое я изрыгал прошлой ночью.

— Я не слабоумная, Микки, — тут же сообщила я ему. — Вчера вечером ты довольно ясно все объяснил. У тебя была жена, которую ты любил, и которая вытворяла то, что ты не мог контролировать. Это стало предательством по отношению к тебе и твоим детям, так же, как если бы она переспала с целой армией. Будучи мужчиной, защитником, возможно, хорошим человеком, тебе было больно, что ты не мог дать ей то, в чем она нуждалась. Подозреваю, вы могли бы справиться с этим, но она причинила боль вашим детям и продолжает делать это. Теперь ты вынужден терпеть это, даже если это невыносимо. И будучи мужчиной, ты не собираешься ставить себя или своих детей в такое же положение с другой женщиной. Я правильно все поняла?

— Это примерное объяснение, — подтвердил он.

— Кажется, мы решили, что это то, на чем мы остановились прошлой ночью, так что, должна признаться, я немного смущена тем, зачем ты пришел сюда сегодня, — заметила я.

— Затем, что вчера вечером я облажался, — ответил он.

— Ты совершенно прав. Ты облажался. Дело сделано. Я все еще не понимаю, почему мы не двигаемся дальше… по отдельности.

Он сделал движение, будто хотел подойти ко мне, но остановился, увидев, что мое тело сжалось.

Выражение его лица стало таким же нежным, как и голос, а все вместе это было то еще зрелище.

На меня это тоже не подействовало.

— Я бы хотел все исправить, детка, — мягко сказал он.

— Нет, — твердо ответила я. — Видишь ли, всего за три месяца ты заставил меня почувствовать себя непривлекательной, нежеланной, ненужной, когда Конраду понадобилось на это два десятилетия. — Я отмахнулась от того, что он вздрогнул, он причинил мне такую боль, что я почувствовала ее прямо сердцем, и заключила: — Я не стремлюсь к большему, Микки. Так почему бы нам просто не позволить тому, что на самом деле было ничем, стать именно этим?

— Этого не случится, — заявил он.

— Почему?

— Потому что я не могу этого сделать.

— Почему? — рявкнула я.

— Потому что мы оба хотим большего.

— Хотели, — подтвердила я. — А теперь я не хочу.

— Между нами что-то есть, Эми, — ответил он.

— Ошибаешься, — возразила я. — Может, что-то и было, но теперь этого нет.

Его челюсть напряглась, терпение начало иссякать.

— Ты же знаешь, что это чушь собачья. Что-то есть. Что-то сильное. Что-то, с чем я пытался бороться, но не смог, что-то, что притягивает нас друг к другу. Что-то, что мы оба, будучи достаточно взрослыми и умными, не можем игнорировать. И есть что-то, чего ты даже не знаешь, что делает это еще больше.