Восстать из Холодных Углей
Шрифт:
— Какой-то вид геомантии? — прошептала я Сссеракису.
Ужас рассмеялся. Они гораздо старше магии. Не все умирает, как ты думаешь, Эскара. Некоторые вещи, так или иначе, живут вечно. В словах ужаса была доля правды. Лица были живыми, но в то же время неживыми. Настоящая странность этого мира.
В течение нескольких часов мы обыскивали город, но даже тогда мы обследовали лишь небольшую его часть. На четвертом уровне ниже поверхности мы обнаружили тела. Сначала одно или два, но вскоре их стало больше. Это были маленькие существа с серой плотью и хвостами. Головы без ушей. Бесы. Благодаря своей врожденной некромантии я могла сказать, что они умерли совсем недавно, не более нескольких дней назад. Некоторые были выпотрошены, на других были явные
Мы спустились еще на один этаж, и по туннелям до нас донеслись новые звуки. Наш картограф делала пометки на ближайшей стене, когда услышала это, пронзительный крик, еле слышный. Она отступила назад, встав в центр нашей маленькой группы. Мы услышали его снова, на этот раз громче, возможно, ближе. Я не могла сказать, с какой стороны он доносился — звук, отдающийся эхом под землей, часто искажается таким образом, что сбивает с толку наши чувства. А слух землян далек от совершенства. Мы чаще всего полагаемся на свои глаза, и таренам нравится насмехаться над нами за это. Хорралейн придвинулся ближе, и я отступила, рявкнув ему, чтобы он не давил на меня. В этом крике было что-то знакомое, звук, который я узнала, но не слышала уже долгое время. Это знание терзало меня, узнавание, такое близкое, но в то же время недосягаемое.
Хочешь подсказку? То, что Сссеракис распознал звук, уже было подсказкой.
Когда он раздался снова, я поняла, что это был не крик. Это был вой. Наша маленькая группа сомкнула ряды, солдаты прикрывали спины друг друга, оружие было вытащено и готово к бою. Шум снова стал громче, ближе. Охотники приближались, чтобы убить. Мы были добычей. Мне не нравится быть добычей.
— Нам следует вернуться к лестнице, — сказала картограф пронзительным голосом, в котором слышалась паника.
Убегать — значит стать добычей. Настоящий хищник расставляет ловушку и загоняет в нее добычу. Я не могла отделаться от ощущения, что мы уже по уши увязли в ловушке.
— Даже самый смертоносный хищник становится жертвой чего-то еще более смертоносного. — Эти слова предназначались мне и моему ужасу, но остальные их услышали. Восприняли ли они это как приговор — мы все в жопе, — или как подтверждение того, что мы сильнее того, что нас ожидало, я не знаю. Конечно, никто из нас не сломался и не побежал. Это было хорошо. Мы, земляне, в душе ведомые, вьючные животные, привязанные к своим стадам. Если бы только один из нас сорвался с места и убежал, остальные почти наверняка последовали бы за ним. Мужество подкрепляется бравадой и компанией, и ничем иным.
Вой раздался снова, такой громкий, что у меня заболели уши. Остальные тоже находили этот звук болезненным, и я видела, как близка паника, как она готова охватить всех нас. Я чувствовала страх, и это было восхитительно.
— В Яме мы слышали истории, Хорралейн, — сказала я. — Что ты однажды боролся с харкской гончей. Это правда?
Хорралейн выглядел огорченным, как будто ему было больно внезапно оказаться в центре внимания.
— Да, но не один. — Слова медленно слетали с его губ. — Я бил ее камнем, пока остальные орудовали кирками и лопатами.
Я улыбнулась ему, а затем повернулся к остальным. «Камень и несколько лопат. И еще у нас есть чертовски большой молот и куча мечей. Я думаю, мы сможем взять харкскую гончую, без проблем». Смех, даже вынужденный, может во многом укрепить мужество. Раздалось несколько смешков, в лучшем случае нерешительных, и страх немного уменьшился, хотя и недостаточно. Я не могла их винить, не совсем, я знала, с чем мы столкнулись.
Когда я заметила их в первый раз, это было на самом дальнем краю того, что я могла видеть, и даже тогда они были не более чем неясными силуэтами, затаившимися во мраке. Я не знаю, как долго они там находились, наблюдая за нами, но харкские гончие обладают некоторым интеллектом. Они не такие безмозглые звери, какими кажутся. Их было
две, и они заполнили туннель. Две огромные слюнявые пасти и восемь глаз, устремленных на нас. Уши повернуты в нашу сторону и назад, улавливая множество звуков одновременно. Они ждали. Они охотились на нас.— Вой прекратился, — сказал один из солдат. — Они ушли? — Страх часто заставляет нас цепляться за тщетные надежды.
— Нет. Они здесь. Наблюдают за нами, — сказала я. Харкские гончие — ненасытные охотники, они передвигаются стаями и выслеживают добычу на большие расстояния. У них нет носов, и их головы заканчиваются приземистой мордой, усеянной острыми зубами, но их слух и зрение не имеют себе равных ни на Оваэрисе, ни на Севоари. Как и все существа Другого Мира, они представляют собой кошмар, облеченный в дикую форму; возможно, это кошмар идеального охотника.
Миньоны и звери. Я держал их как домашних животных, обучал выслеживать места, где распространяются щупальца Норвет Меруун.
— Есть какие-нибудь предложения, как лучше всего с ними сражаться? — тихо спросила я.
Сражаться? Я подчинял их себе.
— Полезно.
— С кем ты разговариваешь? — спросил один из солдат, пожилой мужчина с темной морщинистой кожей.
Хорралейн хмыкнул. Я не уверена, было ли это восклицание адресовано мне или солдату, но оно, безусловно, положило конец расспросам людей о моих разговорах с самой собой.
На самом деле я никогда раньше не сражалась с харкскими гончими. В свое время я призвала многих из них и с большим успехом использовала, изнуряя терреланскую армию, наступавшую на Вернан, но призвать монстра и сразиться с ним — две большие разницы. Я вспомнила тактику, которую, как я видела, солдаты применяли против призванных мною существ, в основном копья и луки, и приемлемые потери. Потеря даже одного члена моей команды казалась мне неприемлемой. В этом и заключается проблема: когда начинаешь думать о солдатах как о людях, становится гораздо труднее посылать их на смерть. Это одна из многих причин, по которым я стала ужасным генералом.
Туннель был около десяти футов в высоту и почти вдвое больше в ширину. Большое пространство, но нам будет трудно, если нас окружит атакующая стая гончих. Я все еще обдумывала варианты, когда наше время истекло. Оглушительный вой разорвал воздух на части, и с помощью черно-белого зрения Сссеракиса я увидела, как монстры перед нами бросились вперед. В ответ на вой появилась вторая группа, которую я не могла разглядеть. Тогда я поняла, что мы окружены. Я позволила своему источникоклиноку исчезнуть и подняла правую руку, создавая кинемантический щит, который почти полностью перекрыл туннель передо мной.
— Я буду держать эту сторону. Разберитесь с теми, кто позади нас! — крикнула я.
— Они позади нас? — Паника картографа мгновенно распространилась, и моя группа солдат превратилась в беспорядочную смесь стали, плоти и страха. Они едва успели повернуться, прежде чем монстры добрались до нас.
Все произошло мгновенно. Две харкские гончие ударились в мой кинемантический щит со всей силой двух бегущих монстров, каждый из которых весил, наверное, в десять раз больше, чем я. Кинемантический щит рассеивает энергию удара, насколько это возможно, но сила должна куда-то уходить. Меня бы тут же сбило с ног, если бы не Хорралейн, стоявший у меня за спиной и поддерживавший меня своим значительным весом. Гончие отскочили, на мгновение ошеломленные. Их замешательство длилось недолго. Землянин мог бы отступить, обдумать проблему и дать мне передышку от натиска. Но харкские гончие не отступали, они бросались на меня снова и снова, царапая когтями мой щит, в отчаянной попытке найти хоть какой-то путь сквозь мою защиту. Позади меня погиб первый из моих солдат. У них не было щита, за которым можно было бы спрятаться, и одна из гончих прыгнула вперед, схватила солдата за руку с мечом и, сбив его с ног, потащила в темноту, где монстры позади нас могли бы разорвать его на части без постороннего вмешательства. Никто из его товарищей не осмелился последовать за ним. Они выстроились в плотную шеренгу из стали, направленной в темноту, надеясь, что это что-то изменит. Дураки.