Восстать из Холодных Углей

— Это измена! — закричал самый смелый из солдат, бросаясь вперед с обнаженным мечом. Я не могла отступить, не мог показать слабость или страх, но и сражаться я тоже не могла. Мне потребовалась вся моя воля, чтобы просто стоять на ногах, и, хотя Сссеракис проделал хорошую работу, придав мне зловещий вид, ужас был недостаточно силен, чтобы сделать что-то еще после сдерживания Аэролиса и попытки не дать магии взять с меня дань. К счастью для нас обоих, там был Хорралейн.

Головорез прошел мимо меня, легким толчком отодвинув меня в сторону, и шагнул к приближающемуся солдату. Он отразил удар меча рукоятью молота и, развернув его, ударил солдата по голове. Крушитель оправдал свое название — солдат разлетелся на куски окровавленной плоти. В тот день несколько человек потеряли содержимое своих животов, и я была единственной, у кого были Источники в качестве оправдания. К его чести, даже Хорралейн выглядел напуганным последствиями своего единственного удара молотом. В последовавшей суматохе еще несколько струпьев вырвались из-под своей охраны и побежали к нам. Хорралейн поднял свой молот, словно защищая меня, но ему не стоило беспокоиться. Все больше мужчин и женщин бросались ко мне в ноги и умоляли о защите. Внезапно я обнаружила, что дала убежище не одному или двум, а пятидесяти заключенным Ямы. Некоторые предлагали взамен скудные пожитки, в то время как другие предлагали свою верность. У меня вызвало улыбку то, что один мужчина предложил особенно длинную веревку, обмотанную вокруг его пояса. Знал он об этом или нет, но он и его веревка сыграли важную роль в нашем побеге из Ямы много лет назад. Возможно, еще более странным, чем струпья, было то, что многие солдаты тоже вышли вперед, положив оружие на землю и предлагая службу в обмен на дом и защиту. Признаюсь, это меня несколько смутило. Только когда я нашла время поговорить с некоторыми солдатами, я обнаружила, что Яма была для них таким же наказанием, как и для заключенных. Мужчины и женщины терреланской армии были пожизненно отправлены в Яму, чтобы провести весь срок своей службы под землей или близко к ней, ничего не охраняя. Ямой управляли заключенные, и большинство струпьев даже не видели солдат после того, как их отправили на нижние уровни. Многие из них хотели выбраться, начать новую карьеру или, может быть, просто сменить хозяина.

К концу этого дня в моем новом маленьком королевстве насчитывалось сто шестьдесят два жителя. Солдаты и заключенные, и многие из них имели профессии, которые они еще помнили. Мне следовало повнимательнее присмотреться к тем, кого я принимала к себе на службу. Я бы заметила, что одна из них была не на месте. Одна из женщин-струпьев не подходила. Начнем с того, что она была слишком красива, чтобы проводить время в Яме.

Глава 17

В последующие дни я позволила Тамуре взять на себя большую часть работы по организации моего нового маленького королевства. Это было больше похоже на сотрудничество между Тамурой и Имико, поскольку большинству людей нужен кто-то, кто превращал бы его безумный бред в нечто похожее на выполнимые приказы. Другие легко и естественно слушали старого Аспекта, и он направлял их туда, где они были больше всего нужны и где они могли принести нам наибольшую пользу. Вскоре у нас появились собиратели пищи — фуражиры, пробиравшиеся через лес, — люди с топорами, рубившие деревья, и небольшие патрули, которые должны были действовать в качестве раннего предупреждения на случай появления большой армии Террелана. Я надеялась, что армия не появится; мы не были готовы к такому конфликту. Я не была готова к такому конфликту. Но наши враги редко ждут, когда мы будем готовы.

Мы переселились в город, который я подняла из земли, заняв первые этажи и держась поближе друг к другу. Ни в одной из комнат не было окон, и все они были соединены между собой — это проблема проживания в городе, который был построен под землей и никогда не собирался выходить на дневной свет. К счастью для нас, струпья из Ямы были настоящими мастерами в раскопках, поэтому мы решили осветить верхние уровни города, в то время как нижние уровни останутся в темноте. Большая часть города все еще оставалась погребенной и неисследованной. Где-то там, внизу, были бесы и Проклятые. Враги заполоняли нижние уровни моей империи. У меня было два варианта. Либо изолировать нижние уровни, насколько это было возможно, и проигнорировать проблему, либо спуститься в темноту, чтобы разобраться с монстрами под нами. Ты, наверное, угадаешь, какой вариант я выбрала. У меня никогда не получалось оставлять кого-то в покое.

Как и следовало ожидать, не многие из струпьев захотели присоединиться к моей маленькой экспедиции в темноту. Я не могла их винить, они совсем недавно сбежали из жизни без дневного света, и большинство из них проводили как можно больше времени на свежем воздухе, с удивлением глядя в небо. Хотя были и те, у кого реакция была совсем иной. Некоторые из струпьев боялись неба и дневного света. Они так долго пробыли в Яме, что мысль о свободе, об открытом пространстве, где не видно стен, их пугала. Я могла почувствовать страх и определить его причину даже без всяких объяснений.

Моя связь с Сссеракисом укреплялась, а вместе с ней и более глубокое соединение с силами моего ужаса. Я думаю, что именно эта крепнущая связь позволяла Сссеракису легче контролировать мою тень. То, что раньше было изнурительной борьбой, теперь давалось ему легко. Я куталась в собственную тень, как в плащ, накинув капюшон, чтобы в глубине этой тьмы были видны только мои сверкающие глаза. Я стремилась сохранить этот образ. Тень — странная вещь, когда она становится осязаемой с помощью магии. Она ощущалась как шелк под моими пальцами и легко струилась, одновременно облегая мою фигуру, но Сссеракис мог по своему желанию избавиться от нее, и она просто исчезала, возвращая мою обычную тень.

Хорралейн, конечно, первым встал рядом со мной, когда я объявила, что отправляюсь в глубь города. Хардт попытался присоединиться к нам, но я убедила его в обратном. Там, внизу, умер Изен, и Хардту не хотелось возвращаться к этой боли. Кроме того, я знала, что, скорее всего, придется убивать. Проклятых не запугаешь и не проведешь с ними переговоров, как с дикими пахтами. Они были злобными животными и нападали на нас, едва завидев. У нас не было другого выбора, кроме как уничтожить их, как вредителей, которыми они и являются. Мы, земляне, разделяем с нашими предками гораздо больше, чем хотели бы признать. Мы хорошо умеем воевать, но не умеем жить в мирное время.

К тому времени, как мы отправились в путь, в моей маленькой группе исследователей было десять человек. Мы с Хорралейном, шестеро солдат, жаждущих заняться чем-то другим, кроме патрулирования, и двое струпьев, которые, казалось, больше боялись неба, чем темноты. Одна из струпьев заявила, что в прошлой жизни была картографом, и вызвалась составить карту нашего продвижения. Мы взяли с собой мел, чтобы отмечать наш путь, факелы, чтобы освещать его, и оружие, чтобы прокладывать путь.

Я шла первой, к большому неудовольствию Хорралейна. В конце концов, это была его работа — защищать меня, но вскоре он сдался, когда я приказала ему держаться позади меня. Кроме того, я могла видеть в темноте, а он — нет. С факелами за спиной я позволила зрению Сссеракиса направлять нас. Мой ужас окрасил туннели в черно-белый цвет, детали были четко очерчены, но лишены цвета. С помощью зрения ужаса я могла видеть коридоры города на дюжины футов — гораздо дальше, чем мог бы осветить любой факел. Мне говорили, что фотоманты могут добиться подобного эффекта с помощью своей магии: они могут стирать краски из зрения или оживлять их, делая гораздо более яркими, чем раньше. Они видят в спектрах, которые остальные из нас даже не могут понять. Возможно, именно поэтому многие из них сходят с ума от своей магии. Отторжение Источника фотомантии принимает интересную форму. Хранитель Источников начинает мерцать, затем его тело разделяется на семь различных версий, каждая из которых имеет свой цвет. В конце концов, все семь форм просто разрушаются и становятся единым целым со светом. Я не уверена, что это означает, но результат похож на любое другое отторжение. Они умирают. Болезненно.

Мы продвигались медленно, так как проверяли каждую комнату, а наш картограф делала пометки о возможном назначении. Некоторые из комнат она обозначала как жилые, другие — как промышленные или складские помещения. Я не уверена, что каждая комната соответствовала своему назначению, но в таком случае задача правителя — делегировать задачи тем, кто подходит для них лучше всего. Моя собственная версия этого правила заключалась не столько в делегировании задач, сколько в том, чтобы позволить другим взять их на себя. Поначалу казалось, что все идет хорошо.

Я была не так грациозна, как мне хотелось бы, особенно учитывая, что я была впереди остальных, и свет их факелов освещал каждое мое движение. Моя левая рука была тяжелой и неуклюжей. Хардт посоветовал подвесить ее на перевязи, чтобы снять часть веса, но я все еще могла двигать рукой, просто кисть, запястье и большая часть предплечья были каменные. Она была бесполезной, но я предпочитала, чтобы она была свободной, а не пристегнутой к груди. В правой руке я держала источникоклинок, короткий и идеально подходящий для работы в тесных помещениях, острый как бритва. Он сиял внутренним светом, в котором смешались кинемантия и пиромантия. Меч, который мог одновременно обжигать и резать.

Внизу звук отдается странным эхом, затрудняя определение источника. Нам вторили наши собственные шаги, и не раз мне приходилось утихомиривать нашу компанию, чтобы расслышать звуки, похожие на шепот, такие далекие, что их можно было принять за свист ветра. Но за этим шумом скрывались слова. Старые слова. Язык, которого я не знала. Такой старый, что даже Сссеракис его не знал.

Когда мы обнаружили первые лица, вырезанные на стенах, это стало настоящим сюрпризом, по крайней мере для остальных. С этого момента они стали обычным явлением, новые лица появлялись примерно через каждую дюжину шагов, почти земные, но не совсем. Некоторые солдаты были встревожены, и я слышала, как по крайней мере один из них говорил о возвращении. Я рявкнула на него, чтобы он замолчал, и сказала им, что это всего лишь резьба на стенах, какой бы реалистичной она ни выглядела. Конечно, я знала, что это не совсем так. С помощью зрения Сссеракиса я могла видеть дальше, чем кто-либо другой, и с помощью этого зрения я могла видеть лица с закрытыми глазами, по крайней мере, до тех пор, пока мы не подходили ближе. Как только они оказывались вне зоны действия света факелов, их глаза резко открывались и, казалось, были расположены таким образом, что они смотрели на нас, где бы мы ни стояли. Остальным не нужно было это знать, поэтому я им ничего не сказала. Но я была уверена, что, как только город будет полностью исследован, я прикажу срезать со стен каждое лицо.