Война меча и сковородки

– Разве дело лишь в сытой жизни?
– возразил Хуфрин горько.
– Эх, жена, я уже пожалел, что согрешил.

– Заговорила совесть?! А она у тебя была? Молчи, если не хочешь сдохнуть!

– Эх, ошибся я, - пробормотал Хуфрин и замолчал.

Эмер простояла под окном еще сколько-то, но разговор в доме не возобновился. Она отошла на цыпочках и зажала лошади, впряженной в повозку с углем, морду, чтобы не выдала фырканьем.

О какой такой лжи говорил Хуфрин? Не о том ли шла речь, что свидетельство Бодеруны, как и рождение Годрика в семье вилланов - это хитроумная западня, призванная удалить Годрика от оружейных мастерских? И Тилвин служил лорду Саби, и Кютерейя погибла. Но зачем сначала пытаться убить Годрика, а потом просто прогонять, опорочив? На полпути до кузни Эмер остановилась столбом посреди дороги, складывая в мыслях все, что произошло с того самого момента, как она оказалась случайной свидетельницей разговора в Нижнем городе, во дворе с фонтанами.

Годрик у Кютерейи. Ведь это мог быть Годрик. Его появление с Сиббой в Нижнем городе не случайно. Пошел он к шлюхе для приятного впремяпровождения или был там по приказу королевы, чтобы вызнать побольше о мятежниках? Но ведь лорд Саби действует в интересах королевы, почему тогда он не знал, что Годрик на стороне Ее Величества? Или знал?..

Разве есть что-то, о чем не знает тайный лорд? Ведь говорят, что ему известно все и обо всех. Первоначально он подозревал Годрика в измене, но Годрик - не мятежник. И вместо того, чтобы стать к королеве еще ближе, его изгоняют. Возможно, по ложному свидетельству...

А что, если лорд Саби хочет быть единственным приближенным к Ее Величеству? Королева верит собственной крови - и вот уже Годрик приемный сын, и удален от двора. Оружейные мастерские в руках Тилвина, человека, верного Саби. Тут Эмер усмехнулась. Верного! Быстро забыл клятву Фламбарам, так же быстро забудет и клятву тайному лорду.

Но к чему были попытки убийства? Почему не сразу появилась Бодеруна? Если легче убить - почему не довели дело до конца? Если планировалось появление ложной матери - то зачем нужны покушения? Или не смогли убить - решили опозорить?

Загадок было слишком много, и Эмер, не найдя ответов, поступила по обыкновению решительно.

«Поговорю с Хуфрином и Годриком, - решила она, подхлестнув лошадь.
– Пора мужчинам выложить свои тайны. Мерзавка Бодеруна мне сразу не понравилась, но с ней даже заговаривать не стану. Ей ничего и не полагается знать до времени».

Возле кузни Годрик как раз подрезал копыта лошади, зажав лошадиную ногу между коленей.

– Эй! Я вернулась!
– оповестила Эмер.
– Передохни, а я пока подброшу уголька. Хочу кое-что у тебя спросить...

– Некогда отдыхать, - Годрик посмотрел на нее и улыбнулся, и улыбка была счастливой, радостной. Он никогда так не улыбался в Дареме.

Эмер смешалась. Она поглаживала лошадь по холке, смотрела на мужа и думала: а надо ли бороться? Не лучше ли остаться счастливыми вилланами в хижине на краю настоящего леса, а не быть благородными господами в лесу интриг, убийств и предательств? Может и не надо Годрику знать обо всех происках лорда Саби? Пройдет время, Годрик уверится, что Эмер не предаст и не покинет его, они нарожают детей, которые будут обучаться кузнечному делу... И какая разница, кому достанется Дарем с его мрачными тайнами?

– Еще пару подков, - сказал Годрик, отряхивая руки и подходя поцеловать Эмер, - пару подков и сходим домой, пообедаем. Мать обещала чечевичную похлебку. Не так роскошно, как раньше, но я тебя уверяю - очень вкусно. О чем ты хотела спросить?

– Как раз об обеде, - быстро нашлась Эмер.
– Чечевичная похлебка - да это же манна небесная! Даже не знаю, как теперь не умереть от нетерпенья до обеда.

– Какие мрачные разговоры в ясный день!
– расхохотался Годрик, и вдруг схватил Эмер и закружился с ней, будто танцуя гальярду.[1]

У девушки захватил дух, а платок сбился на глаза, и когда муж поставил ее на землю, она могла только смеяться.

– Люблю твой смех, - Годрик поправил платок на ее голове и отправил жену в кузницу, подшлепнув пониже спины.
– Меха тебя ждут, а я разгружу повозку.

Эмер скрылась в кузне, но сразу же выглянула тайком. Годрик насвистывал, бросая мешки на землю. Мучаясь душевными терзаниями, Эмер начала раздувать меха. Когда Годрик зашел в кузницу, пламя уже пылало ярко и ровно, и клещи с молотками лежали в четком порядке - от самых больших к самым маленьким.

Продолжая насвистывать, кузнец переворошил угли. Огонь осветил его резкие черты и четкий профиль, и золотая монетка на шнурке прижгла Эмер кожу между ключиц.

– Годрик, ты счастлив?
– спросила девушка.

Он обернулся, глядя как-то непонятно и странно.

– Что за вопросы ты задаешь?

– Мне важно знать об этом, - она ни на мгновение не оставляла мехов, но смотрела с волнением.
– Сейчас ты счастлив? Почему ты отказался от титула, богатства? Почему не стал отстаивать свои права?

– Какие права?
– спросил Годрик, помедлив.
– Права виллана, принятого в семью высокородных?

– Как легко ты уверился, что Бодеруна говорит правду.

– Ты же видела документ, заверенный печатями.

– Но те, кто поставил печати - они давно умерли... Они не скажут правды...

– Вот именно, - Годрик надел рукавицу и выбрал клещи.
– Едва ли мы узнаем правду.

– Мне кажется, ты этим даже доволен!
– выпалила Эмер.

Годрик опустил клещи и посмотрел в горнило, где плясали языки пламени.

– Может и доволен, - сказал он тихо.
– Впервые я живу так, как надо жить человеку - без оглядки, без непонятных обязательств, без интриг и сплетен за спиной. Вспоминаю себя всего пару месяцев назад. Кем я был? Избалованный жизнью сопляк, которому все преподносилось на блюде. Что я мог? Лишь исполнять королевскую волю - следить, как куют оружие, следить, чтобы его не украли. А мне хотелось делать что-то своими руками. Понимаешь это, Эмер? Своими руками, а не руками других мастеров. Я начал ковать меч, у которого сердцевина будет тверда, как камень, а железные края станут постепенно стираться, оставляя лезвия всегда острыми. Как я могу быть недовольным? По мне, так во всем провидение небес. Наверное, я и вправду виллан, раз мне больше нравится ковать мечи, чем размахивать ими.

Сам того не зная, он почти точно повторил слова Тилвина.

– Ты мог бы заниматься мечами и оставаясь Годриком Фламбаром, - сказала Эмер, уязвленная в самое сердце.

– После того, как королева приказала мне убираться?
– усмехнулся он.
– Королева приказала - я ушел. Что еще можно было сделать? Не знаю, что ждет меня дальше, но знаю одно: все, что ни делается, оно к лучшему. Там я был, как в клетке. Зато теперь - свободен, - он даже развел руками, показывая, как широко ощущает свободу.