Война меча и сковородки
Шрифт:
– Откровенность за откровенность, - пообещал он.
– Ну хорошо, - она легла на спину, отодвинувшись от Годрика, чтобы успокоить мысли, сложила руки на животе и уставилась в потолок, - это было перед тем, как я по ошибке прошла тайным ходом в покои королевы...
– Что?!
– Годрик на секунду потерял самообладание.
– Ты слушаешь или перебиваешь?
– строго спросила Эмер.
И она припомнила все, что произошло с того самого момента, как убежала от жениха и оказалась в тайных коридорах королевского замка. Разумеется, некоторые моменты она упустила - как, например,
– Мой рассказ чем-нибудь помог?
– спросила Эмер, закончив с воспоминаниями, переворачиваясь на бок и подпирая голову рукой.
– А откровенность в ответ будет?
– Я же обещал.
– Так я жду.
– Да, конечно, - пробормотал он, явно находясь под впечатлением от услышанного.
Эмер подождала, но терпение ее истощилось по истечении двух минут.
– Ты ведь был связан с Кютерейей, - сказала она обвиняющее, и Годрик очнулся от размышлений.
– Ах, Кютерейя...
– Что-то подсказывает мне, что ты наведывался к ней, - сказала Эмер со значением, - в Нижний город.
– Твоя правда, - он кивнул.
– Кютерейя была вхожа во многие знатные дома. И умела слушать. Я несколько раз обращался к ней по просьбе Ее Величества.
– И каков был характер обращения?
– спросила Эмер подозрительно.
– Это ревность?
– спросил Годрик и вдруг широко улыбнулся.
– А чего это ты так обрадовался?!
– возмутилась она.
– И причем тут ревность? Ты - мой муж. И меня беспокоит, что мой муж шатается по уличным девкам!
– С Кютерейей меня ничто не связывало. Только разговоры, клянусь тебе в этом.
– Прицепи свои клятвы на шляпу, - она сердито засопела и закрыла глаза, делая вид, что собирается спать.
– И еще я хочу еще раз попросить у тебя прощения.
– Да, это будет нелишним, - признала Эмер, мигом открывая глаза.
– Ты вел себя, как...
– За то, что так легко отказался от титула графа Дарем.
Это было не совсем то, что ожидала услышать Эмер, но на худой конец сошло и такое извинение.
– Что это значит?
– спросила она.
– Ты решил требовать возвращения титула?
– И титула, и Дарема.
– А как же свобода?.. Та свобода, о которой ты говорил?
– О какой свободе может быть речь, если твоя жизнь подвергается опасности?
– Годрик погладил Эмер по голове, и она затаилась под его рукой.
– Сейчас я смотрю на тебя - ты сыта, приняла ванну, лежишь в мягкой постели, как и положено благородной леди. Тебе не место в деревне вилланов. Эти кудри должны развеваться по ветру, а не быть упрятаными под платок.
– Разве я не доказала тебе, что смогу жить и среди вилланов?
– запротестовала Эмер, но он приложил палец к ее губам, словно запирая возражения на замок.
– Можешь. Теперь я не сомневаюсь, что ты сможешь выжить даже в преисподней. Но нам еще рано туда. Я должен сделать все возможное, чтобы восстановить свое имя и вернуть моей
жене ту жизнь, которая будет ее достойна.– Годрик, ты и вправду сказал - нам? Мне не послышалось?
– Нет, не послышалось, - он легко поцеловал ее в губы, но пресек, когда она потянулась с ответным поцелуем.
– Яркое пламя!
– почти простонала Эмер.
– Просто скажи, что ты любишь меня, и давай займемся делом! Ну ты понимаешь, о чем я...
– она поднырнула под одеяло, обвивая Годрика руками.
– Если ты помнишь, королева признала наш брак недействительным, - сказал он тихо, но непреклонно, и разжал ее объятия.
– Прояви благоразумие. Еще не известно, смогу ли я вернуть то, что потерял. А поставить под удар тебя или нашего ребенка - этого я не хочу.
– Почему ты хоть раз не спросишь, чего я хочу, Годрик Фламбар!
– вскипела Эмер и ущипнула его за предплечье так крепко, что он зашипел от боли.
– Ты прекратишь когда-нибудь меня избивать, дикая женщина?!
– Святые небеса!
– она вскочила, пылая от гнева.
– Когда я стану, наконец, женщиной, я пожертвую в храм святой Меданы золотую болванку размером с...
– и она в запале выразительно ударила себя ребром ладони по локтю.
Годрик потерял дар речи, а Эмер застыдилась.
– Большую болванку пожертвую, я хотела сказать, - пробормотала она. Вот такую, по локоть от кончиков пальцев...
– Это немыслимо, - произнес Годрик и закрыл лицо руками.
Эмер виновато кусала губы, пытаясь определить - слишком ли он сердится, и вдруг с удивлением обнаружила, что он смеется.
– С тобой не заскучаешь, Эмер из Роренброка, - сказал он, вдосталь посмеявшись.
– Что же мне делать с такой невоспитанной женой?..
– Непослушной, - вздохнула Эмер, приникая к нему с нарочитой покорностью.
– Драчливой.
– Совсем не утонченной.
– И дерзкой, - он обнял ее и накручивал на палец распущенные кудри.
– Но я ведь тебе все равно нравлюсь?
– спросила она голосом монашки.
– По-моему, я потерял рассудок, когда впервые увидел тебя.
– Там, под лестницей? Ты разрешил Острюдке влепить мне две пощечины...
– Мне не следовало идти у нее на поводу. Но слишком уж я разозлился тогда. Какая-то девица смеет избивать мою сестру! Характер у Острюд, конечно, не мед...
– Скорее - желчь, - не удержалась Эмер.
– У тебя не лучше, - рука его скользнула по ее плечу и ниже, сжала запястье, пальцы его переплелись с ее пальцами.
– Но я тебе нравлюсь?..
– Безумно...
Они перешли на шепот, и все более сближались устами, но в последний момент Годрик остановился. Эмер схватила его за грудки и жарко зашептала:
– Если ты сейчас же не возьмешь меня, Годрик Фламбар, я тебя придушу, а потом сама тебя возьму, хоть беги потом жаловаться в королевский суд!
– Неразумная, - он взял ее лицо в ладони, и руки Эмер разжались сами собой.
– Я же объяснил, в чем причина.
– Почему ты меня не хочешь?
Он легко поцеловал ее, едва коснувшись губами губ, и отпустил. Потом лег на спину, заложив руки под голову, и закрыл глаза. Лицо его стало мечтательным.