Война меча и сковородки
Шрифт:
Но и его речи не были услышаны. Эмер оглянулась, а потом заговорила, прихватив Годрика за котту на груди:
– Послушай, вон там я вижу отличный сарай. Там наверняка полно сена. Почему бы нам с тобой не пойти туда... на часок? И там я покажу, чего хочу, а ты сможешь выполнить слово, которое дал мне в последнюю ночь в Дареме.
– Не совершай безумств, - остановил ее Годрик.
– Пойдем лучше в дом. Я представлю тебя матери и отцу. И решим, где тебя устроить. Тут не Дарем. И нежданный гость всегда как разбойник.
– Нет нужды ее представлять, - сказала вдруг Бодеруна, появляясь на пороге. Она несла закопченный котелок с остатками еды, поставив
– Мы с отцом уже полчаса слушаем, как воркует эта глупая леди.
Она прошла мимо, делая вид, что Эмер не существует, и села у колодца, зачерпнув пригоршню песка.
– У матери тяжелый характер, - сказал Годрик.
– Я поговорю с ней, - Эмер легко ткнула его локтем в живот, - а ты пока позаботься о моем коне.
– Не слишком разумно...
– начал Годрик, но Эмер подмигнула ему и указала через плечо на гнедого, показывая, чему надо уделить внимание.
Она подошла к Бодеруне, которая принялась тереть котел песком, и заговорила как можно мягче:
– Вы сердитесь, что я приехала? Но я не стесню вас, матушка. Я сильная и многое умею, я не буду в тягость.
– Слова красивые, а дела не будет. Ехала бы ты домой, к теплой постельке и сладкому винцу.
От Эмер не укрылось, что вилланка перешла с ней на «ты», но приняла это добрым знаком - значит, Бодеруна видит в ней равную, а не благородную леди, которой вздумалось примчаться на край света, наслушавшись баллад о любви.
– Не для того я приехала, чтобы уезжать, - сказала она.
– Если вы волнуетесь, что мне будет трудно, то не надо. Это даже забавно - поселиться возле леса, удаленно от городов... Мне обязательно понравится.
– Подобные тебе маются от безделья. Вы заелись, вам все пресно и не в радость. Тебе забава, а моему сыну может сломать жизнь.
– Вы меня совсем не знаете.
– Я тебя знаю, - сказала Бодеруна неодобрительно, шоркая котелок с таким раздражением и злобой, словно задавала взбучку гостье.
– Вернее, узнала, когда ты толкала меня при королеве.
– Да, я толкнула вас, матушка, - ответила Эмер.
– Но не будем ворошить прошлое. Я пришла к своему мужу, и теперь нам надо научиться общаться мирно ради него.
– К мужу?
– Бодеруна повернулась к ней, подбоченясь.
– Да известно ли тебе, кто такой муж? Если бы считала себя его женой, то не оставила бы там, перед королевой и всеми этими лордами, что начали оскорблять моего сына.. Возвращайся с миром, леди. Здесь ты никому не нужна.
– Я нужна вашему сыну, - сказала Эмер, еле сдерживая гнев. Как же ей не нравилась эта женщина, которая несколькими словами разбила ее счастье, и счастье собственного ребенка. Если поверить, что он и в самом деле ей сын.
– Ему нужна хорошая, верная, работящая девушка, - отрезала Бодеруна.
– А твои руки не умеют другой работы, кроме как вышивать и указывать слугам.
– С тех пор, как вы обрели сына, не прошло и месяца, а уже решаете, что для него лучше, а что нет?
Бодеруна бросила котел и подошла к Эмер вплотную, прищуривая глаза.
– Кто дал тебе право упрекать меня? Я - его мать, он - мой сын. А кто ты такая?
– Почему бы не спросить, чего хочет он - сын, о счастье которого вы так волнуетесь? Так волнуетесь, что публично опозорили его, заставив променять жизнь, к которой он привык, на прозябание в этой лачуге!
– Что?!
– Бодеруна ахнула, схватившись за сердце.
– И ты смеешь говорить это матери?!
Женщины смотрели друг на друга с откровенной ненавистью, но в это время между ними встал коренастый мужчина с бровями косматыми и
черными, и такой же бородой.– Что вы затеяли?
– спросил он сурово.
– Не устраивайте свару у порога. Ты, жена, - он повернулся к Бодеруне, - не притесняй леди. А вы, леди, возвращайтесь домой. Вам здесь не место.
– И вы туда же, - Эмер упрямо сжала кулаки.
– Годрик не против, чтобы я осталась, и я не отступлюсь, хоть всем миром кричите, что мы не пара.
– Если он не против, то оставайтесь, - сказал бородач, - а по мне - так неразумно.
Бородач вместе с Бодеруной вернулись в дом, не пригласив Эмер, а она не осмелилась зайти следом и ждала Годрика, пока тот расседлывал и чистил ее коня.
– Поговорила?
– спросил он, выходя во двор.
– Я ей не нравлюсь.
– Ей никто не нравится, так что не дуйся, - он ущипнул ее за подбородок.
– Ну что, графиня Поэль? Через сколько дней вы покинете меня? Ставлю на пять!
– Эй! Подобного оскорбления я не потерплю!
– возмутилась Эмер.
– Роренброки побеждают трудности, а не бегут от них. И ты - дурак, если считаешь иначе!
– Это я не потерплю, чтобы женщина разговаривала со мной таким тоном, - засмеялся Годрик.
– Здесь вам не королевский дворец. Здесь слишком говорливых жен порют вожжами.
– То-то я смотрю, твоя мать все время ходит поротая, - фыркнула Эмер.
– Ах ты, язва!
– Годрик поднял руку, как будто хотел ударить.
– Ты драться?! Хочешь драться?
– Эмер запрыгала вокруг, притворяясь, что приноравливается ударить его в скулу.
Годрик сгреб ее в охапку и взъерошил волосы, совсем растрепав рыжие кудри.
– Понимаю, что это ненадолго, - сказал он, - но я рад твоему появлению. Ты голодна, наверное? Пойдем, остались хлеб и вареные яйца, подкрепишься с дороги.
Они поднялись по щелястому крыльцу, держась за руки, и Эмер подумала, что не была счастливее даже в их последний вечер в Дареме.
Глава 28 (окончание)
Вопреки предсказаниям Годрика, Эмер не уехала ни на пятый день, ни на десятый. Более того, она настояла, чтобы золотые, которые она привезла, были потрачены на постройку кузницы, ведь расходы предстояли немалые. Нужно было купить камни и дерево на постройку, и получить разрешение на добычу руды. Продали и жеребца, и дорогую сбрую, и на вырученные деньги купили повозку для угля и тяжеловоза.
Но все это не прибавило доброго к ней отношения Бодеруны. Она терпеть не могла невестку, и бранилась с ней при любом удобном случае. Стоило Эмер не так расставить нехитрую кухонную утварь, принести из колодца воды с песком, порезаться, готовя обед, как Бодеруна разражалась упреками, мольбами к небесам послать ей в помощницы дом умелицу, а не криворукую избалованную леди, и донимала Годрика, вопрошая, когда он удалит из ее дома приблудную женщину.
Отец Годрика - Хуфрин, был гораздо спокойнее, и после того первого разговора не досаждал Эмер советами вернуться к привычной жизни. Он же приструнивал Бодеруну, когда она слишком расходилась. При мужчинах Эмер с трудом сдерживалась, чтобы не нагрубить в ответ вздорной вилланке, а наедине нет-нет, да и отвечала колкостями. Мира между ними не было, и вскоре Годрик предложил Эмер не оставаться дома, пока он занят кузницей, а уходить с ним. Эмер согласилась с радостью. Работа на свежем воздухе была приятнее, чем возня в темной кухне, возле дымного очага. И хотя Годрик всячески уберегал ее от тяжелой работы, она настояла, что может трудиться ничуть не меньше, чем он.