Война меча и сковородки
Шрифт:
– Благодарю. А ты дай дорогу!
– велела Эмер, направляя коня на виллана, стоявшего на коленях.
Тот поспешил убраться, опасаясь копыт коня и нового удара.
Простолюдины долго смотрели вслед, пока прекрасная и нарядная леди на коне, умеющая мастерски ругаться и бить плетью, не остановилась возле дома с клёнами.
Эмер не заметила их взглядов, думая о другом, и направила коня прямо во двор. Как Годрик встретит ее? Прогонит, как Сиббу? Или обрадуется ее появлению?
– Есть кто-нибудь?
– позвала она, робея.
Дверь открылась, и на пороге появился Годрик. Её Годрик,
Он увидел всадницу на коне, и глаза его широко распахнулись, а сам он замер, дверь захлопнулась, глухо стукнув.
И Эмер вмиг позабыла о неуверенности и сомнениях
– Годрик!
– заорала она так громко, что конь шарахнулся.
– Я тебе шею сверну!
Она соскочила на землю, забыв одернуть платье, и налетела на мужа. Удары градом посыпались на несчастного, и он даже не пытался сопротивляться - просто закрывался локтем, ошарашенный столь радушной встречей.
– Я тебя прибью, мужлан! Медведь! Чурбан ты неотесанный!
Наконец он опомнился и перехватил ее руки за запястья, притиснув Эмер к себе. Ему приходилось непросто, потому что она, лишенная возможности ударить кулаком, пыталась боднуть его головой в лицо и изо всей силы давила каблуком на ногу.
– Да успокойся ты, дикая!
– прикрикнул он.
– Или опять захотела поросячьих пирожков?
Эмер тут же прекратила сопротивляться, но зато излила на его голову из уст своих такие ругательства, каких не слышали от начала времен.
Годрик слушал ее с изумлением, и так же разглядывал, а когда она пожелала ему сдохнуть в свинарнике, поцеловал.
Прижавшись к его губам, Эмер закрыла глаза и поняла, что именно этого и желала, и именно к этому стремилась все дни, проведенные в разлуке. И поняла, что не ошиблась, приняв это решение, потому что на сердце стало легко и спокойно, как будто она приехала домой после долгого путешествия.
Она уже не нападала на него, и Годрик отпустил ее и обнял за талию.
Целовались они долго и самозабвенно, а когда разомкнули губы, Эмер не позволила Годрику отдалиться - схватила за уши, заставляя наклониться, и прижалась лбом ко лбу.
– Дурак проклятый, - прошептала она, - спрятался в такую даль...
– Ты приехала! Зачем?
– он тоже держал ее в объятиях, и размыкать руки не собирался.
– Сибба сказал, тебя беспокоят тараканы, я привезла средство от них... Там, в седельной сумке...
– Какие тараканы?
– Ты же их боишься, вот я и...
– Тараканов? Я? Кто из нас сошел с ума, Эмер из Роренброка?
– О! Не будем об этом...
– она шумно вздохнула и попыталась отстраниться, но он не пустил.
– Так почему ты приехала? Ведь дело не в тараканах.
Она посмотрела прямо и смело:
– Еще спрашиваешь? Как я могу оставить тебя? Это все равно, что вырвать сердце.
Он снова поцеловал ее, не давая говорить дальше.
–
Ты поступаешь опрометчиво. Королева будет недовольна.– Мне плевать на королеву, - отрезала Эмер.
– Мне плевать на короля и всех, кто скажет, что мы с тобой не пара. Хочу быть только с тобой, и никто меня от тебя не оторвет. А если попытаешься прогнать, я вцеплюсь тебе в ляжку, как собака, у которой отнимают кость.
Годрик засмеялся. Впервые с тех пор, как узнал правду о своем рождении.
– Сравнила меня с костью...
– сказал он.
– Ты всегда была сумасбродкой, графиня Поэль. Ну подумай: какая жизнь тебя ждет? Теперь я - простой деревенский кузнец, у которого нет даже кузницы. Я только начал её строить.
– Я помогу, - с готовностью подхватила Эмер.
– Чем? Ты - избалованная девица, всегда жившая в богатстве. Разве ты сможешь жить в деревне вилланов? Здесь даже в матрасах солома, а не гусиный пух.
– Я смогу жить везде, где сможешь жить ты, - заверила она.
– И я тоже хочу строить кузницу, и работать в ней. Не пустишь ковать - стану раздувать мехи. Прогонишь от мехов - буду рубить дрова и жечь уголь. Да буду стряпать для тебя, наконец!
Тут уже он расхохотался от души.
– А ты умеешь стряпать, графиня Поэль? Тут нет поваров, которых можно побить, чтобы готовили вкуснее. Едой занимается моя мать. И наша еда лишена изысков. Сможешь ли ты есть бобовую похлебку и черный хлеб?
– Если ты будешь рядом, я смогу все, что угодно!
– заверила она его.
– Безумная, - сказал он, но улыбался при этом.
– Просто влюбленная, - ответила Эмер.
Втайне она ждала, что и он сейчас признается в любви. Ведь случай был - достойный баллад и сказок. Но Годрик промолчал, накручивая на палец непослушный рыжий локон, выбившийся из-под золотой сетки.
Эмер надоела ждать, и она пошла в наступление:
– Разве ты не должен что-то сказать в ответ? Например: жена, я тоже люблю тебя безумно, благодарю, что осветила своим появлением мою серую жизнь...
Он припал к ее устам, так стремительно, будто испытывал жажду, проблуждав в пустыне, и вдруг набрел на живительный ручеек. Эмер ответила на поцелуй со всей пылкостью, на которую была способна.
– Я дам тебе время одуматься, - казал он, когда они оторвались друг от друга.
– Убедись, что такая жизнь - не для тебя, и возвращайся с чистым сердцем. Я не обвиняю тебя ни в чем, и не требую, чтобы ради меня ты отказалась от привычной жизни.
– Ты опять отказываешь мне?!
– Эмер сразу поняла, к чему он клонит.
– Годрик, сто собак тебе под мышку! Разве я не доказала, что мне нужен только ты? Я сбежала из столицы, отказалась вернуться к матери, отказала... всем отказала, кто предлагал помощь, а ты теперь будешь играть в благородство и говорить, что дашь мне время одуматься?
Но пылкая речь не произвела впечатления.
– Успокойся, - сказал он ей почти прежним тоном, как когда распекал за разлохмаченные волосы, - ты живешь сердцем и действуешь сгоряча. Я не дам тебе погубить свою жизнь из-за горячей крови. Живи здесь, посмотри, каково приходится простым людям, а потом реши - чего же ты хочешь на самом деле. Быть графиней Поэль или женой кузнеца из Заячьих Хвостов.