Возгарка III

— Эй, мы так не договаривались! — заголосил узник. — Я тебе не попугай!

— Ну чего вы такой злой-то? — возмутилась Ярочка, когда я дотащил её до верхней палубы. — Он совсем не плохой и в клетку вы его зря посадили!

— Вот об этом я с тобой и хотел поговорить. Я понимаю, что с тобой он ведёт себя по-дружески и всё такое. Но даже не вздумай его выпускать! В ваших краях всяких природных и домашних духов называют нечистиками, на моей родине — фэйри.

— Это типа феи? — Ярочка тут же заулыбалась. Чисто и ясно, как умеют только детишки, столкнувшиеся с чем-то необычайно красивым и потрясающе манящим.

— Суть в том, — проигнорировал я, — что как их не обзови, а эти гады не то, чем кажутся.

— И кто же они?

— Понятия не имею, — честно ответил я. — И даже не уверен, что они сами понимают, чем или кем являются. Я уже немало рассказал тебе про магию. Так вот такие твари состоят из неё почти целиком. Возможно, они рождаются из человеческой веры или она просто сильно влияет на них. Про создание сущностей я хотел рассказать тебе позже, когда ты станешь постарше, но уж ладно.

— Вы хотите сказать, что его создали люди, потому что верят в полевиков? — хитро прищурилась девчонка, показывая, что уже действительно стала морально гораздо старше, чем была ещё недавно.

— Я уже сказал, что не знаю. Магия скапливается всюду, но не равномерно. Хорошо, давай попробуем так. Представь себе деревянного идола. Люди молятся ему, мажут губы кровью жертвенных животных. Их внимание обеспечивает больший приток магии к этому объекту, чем, например, к швабре. Их мысли отражаются в нём, отпечатываются. Через какое-то время внутри такого идола действительно может сформироваться сгусток, который начнёт осознавать себя. И он будет считать себя тем, кем его считают поклонники.

Девочка сперва заморгала рыжими ресницами, не понимая. Потом на её лице сменилась череда выражений — одно другого пасмурнее.

— Куколки родителей… они…

— Не знаю, — ещё раз сказал я, не желая раньше времени крушить её верования.

На деле, чтобы перенести отпечаток личности в некий предмет, чистой веры мало. Нужен серьёзный магический потенциал. Собственно, идолы тоже охотнее оживают, если их пестует одарённый жрец. Потому мой отец никогда не воспринимал Калиху за подлинное божество. Если она и существует — что ничем не доказано, — то это мы создали её, а не она нас. Она появилась уже после Великого Затмения, если вообще появилась. И является творением, а не творцом, как и всякое божество.

— Но с такими вот «природными духами» всё несколько сложнее, — продолжил я, привалившись к фальшборту. — С одной стороны, они всегда специализируются на некой, так сказать, сфере ответственности. Полевики заведуют исключительно культурными злаками, а дикие для них уже не годятся. Луговики, наоборот, никогда не забурятся в рожь или пшеницу. Отражение народных верований? Возможно. Последствие конкурентной борьбы за ареал? Не исключено. В учёных кругах часто можно услышать, что они — древние боги, утратившие божественность. Но богами в древности называли всё подряд, не только духов, которых творили сами, но и страшных животных, необычные камни и абсолютно всё, что производило впечатление.

Я посмотрел на заскучавшее личико с россыпью веснушек и тяжело вздохнул.

Снова забываю, что разговариваю с малолеткой. Проще надо, Рихард, доходчивее.

— Так Сёма дух или не дух? — украдкой спросила она.

— Дух, не дух, а жрать любит, — отрезал я. — В том и суть. Фэйри живые и смертные. Они рождаются от папы с мамой, при этом могут свободно скрещиваться между собой, так что никаких видовых границ между ними нет. Они живут долго, но стареют и умирают. В то же время их материальное тело нестабильно, они могут растворяться в пространстве, сливаясь со своей «стихией». Полевики сливаются с колосьями злаков, зерном и любыми продуктами, полученными из него. Потому я и не хочу, чтобы ты выпускала этого мелкого плута, понимаешь?

— Боитесь, что я его в булочке запеку? — улыбнулась девочка.

— Нет, радость моя, боюсь, что придётся потом весь корабль обыскивать, чтобы найти такую же печеньку, в которой будет сидеть этот гадёныш и устраивать нам неприятности в стиле полтергейста. Фэйри мстительны, никогда не забывай об этом. Не знаю, как в здешних краях, но у меня на родине они очень любят обманывать, хотя никогда не говорят прямой лжи. Для них это вроде спорта. Кстати, он уже обманул тебя.

— Когда это? — возмутилась Ярочка.

— Когда сказал «зови меня Сёмой». Обрати внимание, не «меня зовут Сёма». Полагаю, это сокращение от «Семечко». Ни один нечистик своего настоящего имени не сообщит. Про роль метафор в магии они не забывают.

Ярочка насупилась и обиделась. Почему-то на меня, будто это я ей наврал, а не мелкий гадёныш. Эх, неблагодарное это дело — сказки рушить.

Глава 6 Яромира Руженова

Пока мы разговаривали, из кубрика доносились развесёлые песенки. Не очень приличные, правда, зато смешные. И голосок у полевика был подходящий, смешной сам по себе, а уж когда он так горланил…

— Кто это там глотку дерёт? — спросила Радек, спустившись по вантам.

— Крысёныш один завёлся, — сообщил Рихард. — Сейчас я его стукну, вмиг заткнётся.

— Не надо, — выдохнула я, — вы его мне поручили, да? Вот я сама с ним и поговорю. Обещаю, он будет паинькой! И я не выпущу его, честно!

— Как хочешь, — буркнул вампир и снова отправился в трюм, видимо, за остальными клетками.

Ну а я спустилась вниз.

— Сёмушка, пожалуйста, тише, — подлетев к клетке, я стащила с неё полотно. — Рихард на тебя очень злится, не надо его сейчас провоцировать, чего доброго правда вышвырнет тебя за борт вместе с клеткой. С него станется, — я невольно припомнила собственное купание.

— Да и пусть злится, упырюга. Раз посадил в птичью клетку, буду добросовестно исполнять новые обязанности. А птицы что делают? Правильно! Поют!

Он набрал в грудь побольше воздуха.

— А хочешь, я тебе пирожков напеку? С курагой или вишней.

— Пирожков, говоришь? — он потёр округлившееся после печеньки пузико. — А что, можно и пирожок заточить. Давненько я сдобы не вкушал. Только давай без начинок, хорошо?

Я кивнула и приступила к готовке. Пока возилась с тестом, мы с Сёмой разговорились. Он много жаловался на людей и несправедливое отношение к их маленькому народу. Рассказывал про посев и уборку урожая.

— И вот я перемахиваю дальше, а серп уже и к этим колосьям тянется! Так и гоняли меня по всему полю, пока одна стерня торчать не осталась. Гляжу: последние несжатые колосья торчат. Ну, я туда. А их взяли и тоже сжали. Только сперва красивой ленточкой перевязали. Перепугался, сил нет. Думаю, сейчас молотить начнут. Всю душеньку выколотят. А нет, домой принесли, в уголок поставили, всю зиму угощения оставляли. Так я впервые и перезимовал в человеческом доме, молодой ещё был, глупый.

— А сейчас тебе сколько? — я достала противень из печки.