Возгарка III
Шрифт:
Старичком полевик не выглядел. С розовыми щёчками, шевелящимися ушками и длинным хвостом с кисточкой он походил одновременно на ребёночка и пушистую зверушку.
— Да уж побольше, чем тебе. О! Какой аромат! Давай скорее сюда!
— Подожди, они ещё горячие.
— С пылу с жару пирожок, для желудочка дружок! — тут же пропел полевик. — Давай, давай, не боись!
Ну, я взяла пирожок салфеткой…
— А как его между прутьев-то подать? — подумала я вслух.
— Да, блин, открой ты клетку! Никуда я не убегу! Зачем мне от кормёжки текать?
— Я всё равно не смогу её открыть.
— Да можешь ты, можешь. Ты ж возгарка! Давай, пальчики приложи и поддай тепла, железо и потечёт, как восковая слеза. Только мех мне не подпали, я им горжусь, — и он огладил коричневую шёрстку на предплечьях.
— Так ты знаешь про мой огонь?
Он на секунду как-то стушевался, но тут же улыбнулся:
— Да как же мне не знать! Я же всё время туточки, в кладовке сидел. Видел твои занятия с этим упрём, ага. В общем, давай, накаляй!
— Ладно, только обещай, что не спрячешься от нас больше. Если я позову тебя, то ты выходи, хорошо? И не безобразничай, чтоб Рихард не серчал. Обещаешь? Такие, как ты ведь не нарушают слово, правильно? Так что пообещать ты непременно должен.
Рогатый толстячок почмокал губами, подумал. А я, чтобы ему думалось быстрее понюхала пирожок и сделала «ах». Проглотив слюну, он быстро затараторил:
— Да хорошо, хорошо, обещаю! А теперь давай, вызволяй узника!
На самом деле мне и самой было любопытно, получится ли.
Пирожок отправился на тарелку. Мои пальцы сомкнулись на перекрученных прутках, а Сёма отошёл подальше, едва не коснувшись мохнатой спинкой прутьев с противоположной стороны клетки.
— Ты это, аккуратненько, лады? — струхнул он.
— Ага, — пообещала я и разбудила в груди жар.
Тот заструился через руку в пальцы. Я старалась направить его точно в прутья, не позволяя вырываться открытым пламенем. Металл разрумянился, как пирожки. Начал светиться медным пятном, стал мягким, действительно напоминая воск. Я даже не стала ждать, когда он потечёт, а просто вырвала кусок. От него потянулись длинные «сопли», они упали на столешницу… и дерево вспыхнуло!
— Эй-е-ей! — тут же перепугался полевик. — Мы так не договаривались!
— Да ничего, — я похлопала танцующие язычки ладонью и натянуто улыбнулась. — Я сейчас всё остужу.
Стоило втянуть немного тепла обратно, как мерцающие капли в местах, где я выдрала кусок прутьев, погасли. Железо у меня в руках тоже перестало светиться и затвердело. Отодрать его от пальцев вышло не сразу.
— Давай же, отворяй! — Сёма нетерпеливо подбежал к дверке.
Через миг я сообразила, что он не может сам толкнуть её, и открыла. Обрадованный полевик застучал коготками по столу и ринулся к пирожку. Всего пара укусов, и тот исчез в его пузике, которое раздулось ещё сильнее. Даже мех начал отступать от пупка.
— Ох, хорошо, — он отвалился прямо на тарелку и смачно рыгнул. — Пивка бы ещё.
— С пирожками? — удивилась я. — А, поняла, ты кушаешь только то, что из зёрнышек готовят? Но в пирожках же ещё молоко, яйца, сахар, соль, масло… Кстати, а разве тебе не должна соль вредить?
— Не-е, только если её специально для этого заговорят, а когда угощают, да от всего сердца… Ты это, в бочонок-то загляни.
Там, на третьей полке слева. Ваши матросы давеча наварили, сливовица-то у них вся вышла.Да, знаю, знаю. Рихард был очень недоволен такой кулинарией, но журить Радека с Демиром не стал. Сказал, что это один фиг ничего не принесёт, кроме желания сорвать с них амулеты и зачаровать так, чтоб от одного вида спиртного штормило, будто в бурю.
— Ты можешь ещё угощаться, если хочешь, — сказала я, переступая порог кладовки.
А когда вернулась с кружкой, увидела, как Сёма заглатывает следующий пирожок. Причём на противне их количество успело сократиться. Я с усмешкой поставила выпивку рядом с ним и тоже взяла пирожок. Полевик сдул пенную шапку и запрокинул кружку. Она была размером с половину его роста, но управился он с содержимым на раз.
— И как в тебя влезает, — покачала я головой с усмешкой.
— Я ж волшебный, — он вытер пену над губой. — Ох, спасибо тебе, малая, напоила, накормила. Давно меня так не привечали.
Щекастое личико полевика приобрело то добродушное выражение, которое я часто видела у едва захмелевших посетителей нашего трактира.
Шпангоуты напряженно загудели, последовало ощущение толчка и лёгкого крена. Затем всё повторилось, но с другой стороны.
— Похоже, мы на якоря встали, — сказала я и отряхнула руки. — Ладно, я наверх пойду. Посмотрю, как шлюпку будут на воду спускать. Рихард на охоту собрался. А ты здесь оставайся, хорошо? Ну, если хочешь, в ларе отдохни. Я объясню Рихарду, что ты не будешь проказничать, потому что обещал.
— Ты это, малая, не ходи, наверное, наверх-то, — Сёма как-то посмурнел. — Давай здесь посидим, кажись, всё и обойдётся…
— Что обойдётся? — не поняла я.
— Ох… — он схватился пухлыми ручками за ротик. — Не-е, это я так…
Похоже, он сболтнул лишнего, но тут же сообразил, что пивко развязало язык очень не вовремя. Мои брови гневно сдвинулись.
— Сёма, выкладывай, почему мне лучше посидеть здесь с тобой?
— Я это… ну, в общем… извини, малая… Я не хотел! Меня заставили!
И этот прохвост исчез. Просто растворился в воздухе туманной дымкой. Подобрав отвисшую челюсть, я поняла, что дело серьёзное и понеслась к ступеням.
— Рихард! Подожди!
Вампир уже забрался в лодку, а ребята начали спускать её на лебёдках, но при виде моего испуганного лица, он тут же распорядился тормозить. Я навалилась на кормовую часть борта между двух выпирающих брусьев, на которых болталась шлюпка.
— Чего ты переполошилась-то? — спросил Рихард, сидя на скамейке-банке. В ногах у него лежали приготовленные для охоты клетки и силки.
— Не уплывай, — замотала я головой, от чего коса метнулась вперёд. — Там! Сёма! Пошли! — я не знала, как объяснить, потому просто схватила вампира за холодную руку и потянула за собой. Тот вздохнул, упёрся сапогом о планширь и одним движением перемахнул обратно на борт шхуны.
Спускаясь в камбуз, я как сумела пересказала слова полевика. Рихардовы брови сдвинулись совсем как недавно мои.
— Так, вот я ему сейчас задам, — оскалился вампир и направился в кладовку. — А с тобой, солнышко, будет отдельный разговор.