Возвращение

– А зимой в чем ходить будешь?

– Найду... заработаю.

Боярин задумчиво разглядывал Михайлу.

Был Платон Митрофанович и умен, и хитер, но с такими, как Михайла, до сей поры.... Хотя нет! Сталкивался! Просто те постарше были, а этот почти мальчишка. Сложно себе и представить, что опасен он и коварен, как та змея. Вот и не распознал боярин опасности. Шевельнулась, было, мысль, но Платон ее и придавил. Сразу же.

Понятное дело, когда ты к реке попал, грех не напиться. И уходить от нее не захочется. Вот Михайла и хочет за царевича зацепиться.

Так тут выгода обоюдная.

И Михайле хорошо, и царевичу свои люди надобны. Пусть остается, найдем ему работенку. Стольник, постельничий... да мало ли мест рядом с царевичем? Пусть под рукой будет, вроде как парнишка неглупый. И смерть сегодня от друга отвел.

Пусть при Фёдоре останется.

– Хорошо. Лежи, а я к тебе еще раз лекаря пришлю. Не думай ни о чем, найдется тебе местечко при царевиче.

– Благодарствую, боярин. Не подведу.

– Вот и не поводи, - еще раз остро взглянул Раенский, и вышел вон.

Михайла отвернул лицо к стене - и впервые позволил себе расслабиться.

Поползла злобная ухмылка, сверкнули зеленым болотным льдом глаза.

Все получилось ровно, как он и загадывал. Когда б к нему вдовая царица пришла, было б еще лучше, ну так не по чину ей. То и понятно. Небось, при дитятке сейчас...

Перепугался, царевич?

То ли еще будет!

Конечно, боярином ты меня не сделаешь, вотчину не подаришь, но при тебе я останусь, и денег найду, а дальше и видно будет. Не сразу Ладога строилась.

Год-полтора у Михайлы еще есть, а там и свататься можно.

Справится он.

Подожди, Устя, моя будешь! Только подожди чуточку.

***

Устя про отравление царевича тоже прослышала, плечами пожала. Кому он надобен-то?

Агафья за ней наблюдала внимательно, когда девушка упражнения делала. Подумала Устя, да и спросить решилась.

– Бабушка, а вот когда сила может волхвой управлять?

– Никогда, дитятко. Ежели случается так, то плохо это, очень плохо. Ты всадник, она - лошадь, и иначе тут никак нельзя.

– Но ведь бывает же иначе? Когда срывается оно в галоп, ровно само по себе?

– Бывает. И беды с того выходят великие. Ладно... может сила сорваться на человека, которого знает.

– Знает? Как?

– Кровное родство должно быть. На кровных родственников чаровать завсегда сложнее, а иногда оно и само идет. Чует сила неладное, а кровь-то одна...

– А ежели не кровный родич?

– Тогда о чувствах уже речь. Волхвы тоже люди, и чувства у нас есть, и бывало... случалось, когда для любимых все выплескивалось. И волхва потом погибала, и любимый ее - всяко бывало.

– А ежели не любимый? И не родич?

– Есть и еще один вариант, что для мужчины, что для женщины, - Агафья отвечала обстоятельно. Может, и хорошо, что девочка этот разговор завела, лучше о таком-то знать.
– Вот выйдешь ты замуж, думаешь, просто так все будет?

– Ну...

– Я сейчас не о словах в церкви сказанных, хотя и они силу имеют. Я сейчас о том, кто твоим первым мужчиной станет. Думаешь просто так раньше следили за этим строго? И следили, и смотрели, и бывало такое, что и на капище все происходило? Часто бывало? И для парней, и для девок?

Слышала о таком Устинья. Только церковь то свальным грехом объясняла, а на самом деле оно как?

– Объясни, бабушка. Не понимаю я покамест.

– Между тобой и первым твоим мужчиной связь образуется. Равно как и у парней с первой их женщиной. Словно отпечаток это лежит. Для тех, кто силой не наделен, оно тоже опасно, но не так. Что с них взять-то? Поболеют, может, ребенок какой не выживет... опасно это для тех, кто силой наделен. Ежели все по доброй воле, любишь ты мужа, готова ему все отдать, тогда и ему хорошо, и у тебя втрое сил прибудет. А если связь с кем недобрым образуется, могут с бабы сил тянуть... да, и с мужика так же. И тогда плохо будет и мужику, и бабе, хорошо будет тем, кто станет силы твои пить.

Устя руку к горлу поднесла.

– А... может тогда сила узнать того человека?

– Ежели привыкли они друг к другу, то пожалуй, что и могла,.
– задумалась Агафья. И не обратила внимания, как торопливо, желая скрыть бледность, отворачивается внучка, получившая страшный ответ. Если Федор и она...

– Бабушка, а разорвать такую связь можно?

– На капище. Волхвы то умеют и делают. Делали ранее.

– А ежели не на капище?

– Монастырь. Пост, молитва.... У всех по-разному это происходит, но думаю, лет десять, и свободна любая будет.

Устя чуточку свободнее выдохнула.

– Любовь еще. Когда человек любит, душа его любые оковы рвет, только чувство искренним должно быть, до последнего дыхания.

Чуточку полегче Устинье стало.

– А перепривязать?

– Никогда я о таком не слышала.

Устинья кивнула задумчиво. И то... как о таком услышать? Ее случай - единственный в мире, наверное, и она рассказывать не будет ничего.

Но в этой, новой жизни ее первым мужчиной Федор не станет.

Ежели не получится, как она задумывает, она... да хоть в кабак пойдет, к пропойце какому! Но только не Федор!

Больше - никогда!

***

Разговоры у царской четы велись обычно по ночам. После того, как первый пыл страсти утолен, можно и кваса испить, и поговорить.

Борису с супругой и разговаривать нравилось.

Умна, этого не отнимешь. А и что толку в дурочке? Прекословить не будет? Так ведь и умных не рОдит! А для царя это важнее...

Ежели золотарь какой, так ему умная баба и не надобна - к чему? Выгребные ямы чистить и так справятся. А царю державу надо передавать. И глупых детей...

Эх, вот Федька баран бараном, даром, что царевич. И в кого бы?

Мать у него умна, этого не отнимешь, отец дураком не был. А сын не удался.

Кому его травить-то понадобилось?

– Вот и я удивляюсь, - согласилась рядом Марина. Оказывается, последнюю фразу Борис вслух произнес.
– Кому это надобно? Он же ничего не решает, ни на что не влияет, и джерманцам то ни к чему, разве франконцам? Те могут. Но опять-таки, царевич - не дворняжка безродная. Когда ты дознаешься правды, ты не пощадишь.