Возвышение падших

— Валиде, — проговорил шехзаде Сулейман, целуя материнскую руку. — Зашёл проститься. Выезжаю в Манису.

— В столь поздний час? — изумилась та. — Не лучше ли будет отправиться поутру?

— Не беспокойтесь. Я попросту задержался. Должен был уехать днём, как и Баязид. Повелитель приказал возвращаться в санджак, да поскорее.

— Это к лучшему, — неохотно согласилась Гюльхан Султан, а после крепко обняла сына. — Будь осторожен. И… Айсан-хатун ты намерен простить?

— Да, определённо. Буду ждать вашего возвращения, валиде. В Манисе мне без вас не обойтись. И… проститесь за меня с Зеррин и Фюлане. Я видел их днём, но сейчас они спят.

Тепло ему улыбнувшись, Гюльхан Султан напоследок поцеловала сына в щёку, поросшую рыжеватой бородой, а после проводила его, ушедшего, тоскливым взглядом синих глаз. Они простились, не зная, в последний ли раз.

Топ Капы. Покои Карахан Султан.

Ответственность — это цена величия. И Карахан Султан готова была заплатить эту цену за все свои деяния, исполненные или загаданные. Она готова была на всё, лишь бы обрести величие. Это мечта стала для неё путеводной звездой, а она сама превратилась в человека одержимого и жаждущего.

За несколько лет существования в качестве рабыни гарема, пусть и считающейся частью султанской семьи, она поняла, что не хочет существовать таким образом. Да, она жила вполне неплохо. Отдельные покои, о которых мечтала любая другая наложница, красивые и дорогие одежды, драгоценности и большое жалование, любимый сын и толика власти. Но “вполне неплохо” для неё было недостаточно.

Карахан Султан давным-давно рассудила, что если ей и суждено быть рабыней гарема, то самой лучшей из когда-либо живущих в Топ Капы. Стремление к совершенству у неё проявилось ещё в годы детства, когда она всегда и во всём пыталась затмить младших сестёр. И ей это удавалось блестяще. Дочь губернатора Карии Ариадна была примером подражания для юных девушек из богатых семей Карии. Родители ею гордились и восхищались её красотой, умом и способностями. Сёстры завидовали и во всём подражали. Мужчины, однажды увидевшие её, без исключения были очарованы.

И вдруг всё изменилось. В султанском гареме всё было иначе. Здесь она не дочь губернатора, а рабыня. И это настолько её задевало, что Карахан Султан по ночам тайком плакала в подушку, коря весь мир в своих страданиях. Вскоре ей это надоело, и она решила, что если мир не хочет меняться под неё, то она сама его под себя изменит. Изменить мир — глупая мечта. Но в её понимании миром были те условия, в которых она оказалась — гарем, династия османов, Османская империя.

В этот вечер она брала на себя ответственность за убийство невинного ребёнка. И была готова её нести. Эта ноша не была для неё тяжёлой. Карахан Султан могла о ней забыть, если дело касается их с сыном будущего.

Когда Зафер-ага вошёл в опочивальню, Карахан Султан пыталась переодеть шехзаде Махмуда в пижаму, но тот одновременно с переодеванием играл с деревянной игрушкой, о чём-то сбивчиво рассказывал и пытался снять с головы матери драгоценную диадему, так как искушение выковырять из неё блестящие камни было слишком велико.

— Махмуд! — раздражённо воскликнула султанша. — Уймись.

Под строгим взглядом матери шехзаде Махмуд замер и, наконец, позволил ей надеть на себя пижаму. Поцеловав его в лоб, Карахан Султан встала с тахты и устало взглянула на Зафера-агу.

— Всё в порядке?

— Да, султанша, — ответил евнух. — Гюльхан Султан отдала приказ, и я передал Айше-хатун, чтобы она начала действовать. Эсен Султан уже нет в покоях, так как я сообщил, что отбывает Селин Султан, и она захотела с ней попрощаться.

— Нурсан, уложи Махмуда, — на ходу велела Карахан Султан, подойдя к Заферу-аге, а после зашептала ему: — Успех всей затеи зависит от того, правильно ли всё сделает Айше-хатун.

— Вы правы. Она отнесёт отравленный лукум в покои Эсен Султан, пока её нет, будто бы по её же приказу. После уйдёт, дабы доложить обо всём Билгелик-хатун. Её я уже предупредил, чтобы она ждала новостей от Айше-хатун в том коридоре, через который пройдёт Эсен Султан, возвращаясь после прощания с Селин Султан в свои покои. Султанша должна услышать их разговор и понять, что шехзаде Мехмета пытаются отравить по приказу Гюльхан Султан. Если она пожелает отправиться куда-либо ещё, я, всё это время находясь неподалёку, попрошу её будто бы о чём-то поговорить в её покоях, и она всё-таки услышит то, что нужно.

— Прекрасно, — ухмыльнулась Карахан Султан. — Мой план безупречен. А теперь иди. Проследи за тем, как всё пройдёт. После доложишь.

— С вашего позволения.

Топ Капы. Гарем.

Ответственность — это то, через что проверяют отношение человека к жизни. Для Эсен Султан это было одним из жизненных правил. И в её жизни практически не было людей, которых можно было бы назвать ответственными и достойными её доверия согласно этой проверке.

Во всяком случае, себя она была склонна считать ответственной. Эсен Султан знала, что невозможно ступить и шагу, дабы не соприкоснуться с ответственностью и долгом, который было бы необходимо исполнить. Принять ответственность и необходимость долга — играть по правилам жизни. И она играла по ним ради супружеского и материнского долга оберегать и заботиться, принимая ответственность за жизнь своих детей и за благополучие мужа.

Несмотря на довольно прохладные отношения, Эсен Султан видела женщину, стоящую перед ней, доброй, порядочной и вполне ответственной. Селин Султан, несмотря на тяготы, боль от потери умершего сына, вышедшей замуж дочери и положения султанши, исполняла свой долг. И если её о чём-то просили, она это делала. И этим вызывала уважение Эсен Султан.

— Жаль, что вы уезжаете.

— Мне здесь не место, — печально улыбнулась Селин Султан. — Я привыкла ко дворцу в Эдирне. Да и что мне здесь делать? Здесь твои жизнь, семья и должность, Эсен. Не мои.

— Рада была встрече с вами, — вежливо отозвалась та. — Вы успели проститься с Фатьмой Султан?

— Да. Была у неё около полудня. Но и нам пора прощаться, не так ли?

— В добрый путь.

Благодарно кивнув темноволосой головой, Селин Султан подхватила подол простого коричневого платья в руки и покинула султанский гарем. Проводив её взглядом серо-голубых глаз, Эсен Султан развернулась и направилась было в свои покои, но, подходя к коридору, ведущему к ним, услышала приглушённые голоса.

— Всё сделано, — шептала неизвестная девушка. — Передай Гюльхан Султан, что отравленный лукум уже в покоях Эсен Султан. Шехзаде Мехмет съест его. Увидев его, он тут же попросил его. Я ушла, так как Бирсен-хатун заставила его мыть руки перед едой.

Ошеломившись, Эсен Султан почувствовала, как её сердце ухнуло куда-то вниз, а кровь застыла в жилах от овладевшего ею ужаса.

— Султанша? — неизвестно откуда появился Зафер-ага, беспокойно смотрящий на неё. — Что случилось?

— Схватить их и посадить в темницу, — отрывисто приказала она, заворачивая в коридор, где были две девушки, испуганно смотрящие на султаншу. — Аллах, сохрани моего сына…

Подхватив подол своего длинного тёмно-красного одеяния в руки, Эсен Султан растолкала стоящих на пути девушек и побежала изо всех сил. Она не бежала с таким ужасом и отчаянием с тех пор, как сбегала из родной деревни с сестрой и братьями на руках после убийства.

Ворвавшись в свои покои, Эсен Султан испуганно огляделась. Бирсен-хатун сидела на тахте рядом с шехзаде Мехметом, держа в руках блюдо с лукумом.

— Он ещё не ел его?!

— Нет, — непонимающе нахмурилась Бирсен-хатун, тут же отставляя блюдо с лукумом на столик, отчего шехзаде Мехмет недовольно насупился. — Что случилось, султанша?