Возвышение падших

Облегчённо выдохнув, Эсен Султан спешно подошла к сыну, и сев рядом с ним на тахту, сжала его в своих объятиях. Целуя его черноволосую голову, прижатую к её тяжело вздымающейся груди, женщина едва не плакала.

— Мой шехзаде! Слава Аллаху…

Обеспокоенный Зафер-ага забежал в покои, и, посмотрев сначала на облегчённо улыбающуюся Эсен Султан, а после на шехзаде Мехмета, которого она обнимала, сдержался от довольной улыбки. Всё вышло так, как и было запланировано.

— Что такое? — изобразил непонимание евнух. — Билгелик-хатун и Айше-хатун схватили и посадили в темницу, как вы и велели.

— Этот лукум отравлен. Те девушки обсуждали, что отравление почти удалось.

— Отравление?.. — переспросила Бирсен-хатун. — Кто же осмелился на такое?

— Гюльхан Султан, — процедила Эсен Султан, смотря куда-то в пустоту с пугающей ненавистью в серо-голубых глазах. Шехзаде Мехмет, а также слуги испуганно на неё покосились. — И она поплатится за это.

Спустя некоторое время…

Топ Капы. Султанские покои.

— Что ты говоришь, Эсен?.. — ошеломлённо переспросил султан Орхан, когда услышал сбивчивый рассказ той о попытке отравления шехзаде Мехмета.

Эсен Султан стояла перед ним мертвенно-бледная и со слезами, застывшими в глазах, полных негодования и ещё не ушедшего страха.

— Если бы я не подслушала разговор тех служанок, то Мехмет был бы уже мёртв! — процедила она, а после, подойдя к повелителю, схватила его за рукав кафтана на предплечье. — Служанок допросили. Они служат Гюльхан Султан. Я и сама слышала, как они говорили, что Гюльхан Султан нужно доложить о том, что всё будто бы удалось.

Помрачнев, султан Орхан некоторое время молчал и только напряжённо о чём-то размышлял, а после, успокаивающе поцеловав в лоб Эсен Султан, повернулся к дверям.

— Охрана! — позвал он, и, когда те с поклонами вошли, продолжил: — Привести Гюльхан Султан.

Спустя некоторое время в сопровождении охранников Гюльхан Султан вошла в султанские покои. Увидев одинаково разгневанных Эсен Султан и повелителя, она горько усмехнулась. Какой же она была наивной, полагая, что сможет всех обыграть. Точнее, обыграть Карахан Султан. Та была права, сказав, что она зря недооценивает людей.

— У тебя есть объяснение? — грубо спросил повелитель. — Потому как оправдания в подобном преступлении не может быть.

— Объяснение? — переспросила Гюльхан Султан, шире усмехнувшись. Она понимала, что это конец. Она не смогла дойти до конца. Взять победу, до которой осталось всего лишь дотянуться кончиками пальцев. — Оно есть, но я сомневаюсь, что вы ему поверите.

— После того, как ты организовала покушение на моего сына? Да, вряд ли.

— Меня подставили, — процедила женщина, чувствуя, как слёзы закипают в глазах. Она хотела быть гордой до конца, но страх противостоял этому намерению. — Карахан Султан. Она заставила участвовать меня в этом преступлении. И подстроила всё так, чтобы виновной оказалась я.

Эсен Султан громко хмыкнула, выражая своё недоверие. Повелитель, похоже, был солидарен с ней, так как устало покачал черноволосой головой.

— Карахан? — переспросил он. — Ей и в голову подобное не придёт. К чему ей покушаться на жизнь шехзаде Мехмета? Она тихо и мирно живёт в гареме, воспитывает сына, и, полагаю, не способна на подобные ухищрения.

Гюльхан Султан неожиданно рассмеялась. Громко и слегка истерично. И также неожиданно перестала. Тяжело дыша, она хотела было подойти к повелителю, но охранники тут же схватили её под руки.

— И что ты сделаешь, Орхан? — процедила она, вырвавшись из рук охранников. — Казнишь меня? Пойдёшь по стопам отца, которого так ненавидел? Он не пожалел свою жену и мать своих детей, казнив её за преступление, которого она не совершала. И ты поступишь также?

— Не смей упоминать моих отца и мать! — грозно произнёс в ответ султан Орхан. Подойдя к Гюльхан Султан, он медленно склонился над ней и вкрадчиво произнёс, смотря прямо в её синие глаза: — Посадить Гюльхан Султан в темницу до утра, в которое состоится её казнь.

Охранники тут же схватили Гюльхан Султан под руки, но она вырвалась из их рук и гордо распрямилась.

— Я сама.

В последний раз посмотрев в тёмно-карие глаза, которые когда-то лучились любовью к ней, а теперь полыхали ненавистью и презрением, Гюльхан Султан развернулась и покинула султанскую опочивальню.

Генуя.

Ответственность — это то, что сильнее жажды власти. Казалось бы, для Рейны Дориа нет ничего сильнее её. Она жаждала власти всегда, и эта одержимость была для неё важнее чести, дружбы, любви и семьи.

Рейна Дориа была безжалостна со всеми. Даже с самой собой. Но она уважала верность долгу. Супружескому долгу, так как несмотря на напряжённые отношения с мужем прожила с ним всю жизнь, терпя обиды и даже не думая о разводе. Семейному долгу, так как переплыла море, дабы помочь сестре, а после и племяннице. И долгу королевы, которой себя объявила.

Королевский долг обязывал заботиться о благе вверенного государства, а также о людях, живущих на его территории. И потому, сойдя с кораблей после непродолжительной морской битвы, окончившейся её блестящей победой, Рейна Дориа не жгла домов и не убивала людей, дабы доказать сам факт завоевания.

Через весь спящий город пробиралось двухтысячное войско, встретившее сопротивление только у стен Дворца Альберго, в котором пряталась проигравшая Бриенна Гримальди. Завязалась битва, и впервые за все годы, проведённые ими вместе, Рейна Дориа обнажила мечи вместе с племянницей Эдже. Женщины были единственными среди сражающихся мужчин, но они нисколько не уступали им.

В разгар битвы Эдже, раздражённо расправившись с очередным рыцарем, напавшим на неё, случайно заметила, как из чёрного хода во мгле ночи выплыло несколько фигур.

— Рейна! — закричала она, подбежав к той. — Она сбежала. С чёрного хода.

— Что?.. — скорее негодующе, чем изумлённо переспросила Рейна. — Деметрий, разберись здесь!

Рыцарь-командующий, сражающийся сразу с двумя противниками, сухо кивнул. Прихватив около двадцати воинов, Рейна и Эдже пробились к тому самому чёрному ходу, откуда бежала Бриенна Гримальди.

— Куда она могла убежать? — волнительно спросила Эдже, оглядываясь в незнакомой местности.

— Наши корабли, — процедила Рейна, сверкнув изумрудно-зелёными глазами. — Они бежали к морю. И отсюда к нему ведет только одна дорога.