Возвышение падших

Гюльрух Султан, как громом поражённая, непонимающе смотрела на мужа, который, стоя перед ней на коленях, сжимал подол её платья одной рукой, а второй рукой схватил её ладонь и принялся отчаянно целовать её.

Натужно сглотнув, она вырвала ладонь и подол из его рук и хотела было развернуться и уйти, но что-то остановило её. Его взгляд. Он вмещал в себя столько неожиданных для неё чувств, что она растерялась. Отчаяние. Страх. Боль. Тоска. Любовь?

Различив последнее чувство, султанша содрогнулась. Она не могла поверить, что он действительно что-то чувствовал к ней. Ему с лёгкостью удалось убедить её, что он безразличен и испытывает к ней лишь презрение.

Тем временем всадники подъехали к крыльцу и уже спешились с коней. Касим-паша, не отрывая от неё взгляда, поднялся с колен и медленно подошёл.

Надежда, которая до этого едва заметно тлела в его взгляде, погасла. Осталась лишь безнадёжность.

— Вы мне не поможете, как бы я не просил, не так ли? — скорее утверждение, чем вопрос. — Что же, я ожидал этого. Аллах наказал меня за что-то, поселив во мне любовь к холодной, бессердечной и до того полной ядом женщине, что она смеётся над казнью собственного мужа и отца своего ребёнка.

Гюльрух Султан мрачно наблюдала за ним, и её волнение выдавала лишь бледность, проступившая на красивом, но холодном и безразличном лице.

Чёрные глаза казались плоскими и пустыми, но лишь казались. Под слоем напускного безразличия в них буйствовали чувства, ранее ей неведомые.

Страх. Волнение. Жалость. Тоска. Желание помочь? Но что она могла сделать? Закрыть его собой, когда сюда через мгновение ворвутся палачи? Она этого не сделает, потому что это глупо и бессмысленно.

— Раз уж вижу вас в последний раз… — прошептал Касим-паша, и его шёпоту вторили приближающиеся тяжёлые шаги.

Резко притянув её к себе, отчего Гюльрух Султан испуганно ахнула, Касим-паша впился в её губы поцелуем со вкусом отчаяния и безнадёжности и отпрянул, когда двери распахнулись и в главный холл ворвались его палачи.

— Касим-паша, вы приговорены к казни, которая состоится незамедлительно, — громогласно объявил один из мужчин, пока остальные, схватив пашу, волокли его прочь. — Султанша, — поклонился он, взглянув на бледную и дрожащую Гюльрух Султан, а после развернулся и ушёл.

Гюльрух Султан не знала, что ей делать. Сердце норовило сломать рёбра, дыхание сбилось, а глаза защипало от слёз. Она была испугана и растеряна.

Подбежав к окну, она с силой обхватила руками кованную решётку, отчего её пальцы побелели, и затравленно созерцала то, как Касима-пашу, не сопротивляющегося и пугающе спокойного, в его же саду поставили на колени.

Тот же мужчина, что вынес приговор, обнажил свой меч и занёс его над склонённой головой Касима-паши.

За мгновение до того, как острое лезвие меча коснулось его шеи, он поднял голову и нашёл взглядом стоявшую за окном Гюльрух Султан, которая наконец-то не была холодной и безразличной.

Её красивое лицо было искажено в страхе и ужасе, а по лицу струились блестящие слёзы.

Касим-паша успел только ободряюще улыбнуться ей одними уголками губ, а после его голова покатилась по ярко-зелёной траве, окропляя её кровью, в сопровождении женского крика, полного ужаса.

Топкапы. Покои Эсен Султан.

Серо-голубые глаза медленно и тяжело распахнулись. Бестолково уставились в высокие своды потолка.

— Она проснулась, — послышался где-то совсем рядом детский взволнованный голос. — Мама! Мам?

— Не трогай её! — другой детский голос, немного дальше. — Отойди!

— Султанша? — третий голос, уже взрослой женщины, полный беспокойства и осторожности. — Как вы себя чувствуете?

Эти голоса звучали словно сквозь толщу воды, казались какими-то искажёнными и приглушёнными.

Она чувствовала прикосновения к своим рукам, плечам и лицу, но словно сквозь какую-то ткань или слой чего-то. Тело не отзывалось на них.

И ещё была пустота. Всеобъемлющая. В её теле не было ничего, кроме пустоты где-то в области солнечного сплетения, которая была болезненной и тяжёлой.

Эсен Султан лежала в кровати в той же позе, в которой пришла в себя, и ей совершенно не хотелось двигаться. Вынужденно моргая и дыша, она продолжала бестолково смотреть в потолок, и её взгляд был пустым и безжизненным.

Она походила на сломанную куклу.

— Султанша? Вы меня слышите?

Наконец, она узнала обладательницу голоса. Бирсен-хатун. А те детские голоса, наверно, принадлежали Нилюфер и Михримах.

— Я боюсь ещё больше вас расстраивать, но… Случилось ужасное…

Ужасное? Что может быть ужаснее того, что уже случилось?

Эсен Султан никак не отреагировала на эти слова.

— Карахан-хатун объявила себя управляющей гаремом, Валиде Султан и регентом, а шехзаде Махмуда — повелителем. Казнила Зейнар-калфу. Вас велела отослать в Старый дворец вместе с девочками, как только придёте в себя, а также лишила вас жалованья и всего имущества. Что нам делать, султанша? Вы нужны нам.

По сравнению со смертью любимого человека и сына всё это не так уж и ужасно.

Ничего не чувствуя и не ощущая, Эсен Султан нашла в себе силы только на то, чтобы с усилием закрыть глаза и притвориться спящей. Ей нужно было заснуть. И лучше бы не просыпаться…

Во сне она на время спрячется от реальности происходящего. Во сне она увидит своих родителей, сестру и братьев, Шах Султан, султана Орхана, дочь и сына. Они будут рядом с ней, а она будет рядом с ними. Большего ей не нужно.

Её оставили в покое, и в скором времени Эсен Султан провалилась в столь желанный сон.

Топкапы. Султанские покои.

Когда Карахан Султан, держа за руку Махмуда, степенно и горделиво вошла в султанские покои, стоявшие возле пустующего османского трона Мустафа-паша и Али-паша сощурились от бликов, отброшенных её короной и рождённых солнечными лучами, упавшими на неё.

Они поклонились, и, самодовольно ухмыльнувшись, султанша подвела сына к османскому трону и усадила его на него.

— Мой маленький повелитель, — нежно проворковала она. — Тебе нравится? Теперь он твой. А здесь, в этих покоях, мы будем жить.

— Не слушайте лживые обещания своей матери, шехзаде, — насмешливо произнёс Мустафа-паша, снисходительно улыбнувшись мальчику.

Медленно Карахан Султан обернулась и одарила его уничтожительным взглядом ярко-зелёных глаз, который нисколько его не тронул. В этот раз он владел ситуацией, а не она.