Вперед в прошлое 11

Кто приедет к памятнику меня подстраховать?

Найдет ли Илья Алтанбаева?

И вообще, что будет?

Задумавшись, я чуть не забыл, что возле рынка нас будет ждать мама. Вспомнил за триста метров до остановки, сказал об этом отчиму и добавил:

— Мне нужно выйти в конце набережной. Вот мои деньги. Довезите домой, и чтобы мама не лазала по карманам.

— Можешь не волноваться, — пообещал он, начал сбавлять скорость, и я увидел шагающую по тротуару маму и размахивающую руками.

Ну вот и все. Две остановки — и, надеюсь, я узнаю, кто меня заказал.

Глава 17 Связующее звено

Василий тоже увидел маму, идущую по дороге, и «КАМАЗ» остановился. Я пропустил маму к отчиму, а сам устроился возле дверцы. Мама расквохталась:

— Васенька, ты как, мой хороший? — Она приложила руку к его лбу.

От неожиданности отчим шарахнулся и посмотрел как-то дико.

— Ты чего? Не мешай рулить!

— Хорошо, — озвучила свои ощущения мама. — Лоб холодный. Температура если есть, то не высокая. Сбивал ее, да?

Она зашуршала пакетом, достала оттуда бутылочку из-под кока-колы, вытащила пробку и протянула ему.

— Выпей. Листья смородины, земляники, малины. Плюс малиновое варенье и отвар шиповника — отлично при простуде. Боре помогло!

— Остановимся — выпью, — отмахнулся он и гаркнул: — Оля! Ты хочешь, шобы мы разбились?! Дай ехать!

— Так ты принимал таблетку? Температуру сбивал? — не унималась мама, ерзала на сиденье, заглядывала отчиму в глаза, которые становились все краснее и краснее, но он держался, не рычал на нее, пусть и очень хотелось.

— Полчаса назад, — процедил он, не отрываясь от дороги, притормозил возле пешеходного перехода, пропуская женщину с ребенком, и обратился ко мне: — Паш, тебе на этой остановке или на следующей?

— На следующей, — ответил я, вцепившись в ручку дверцы.

Ладонь вспотела, выступила испарина, сердце колотилось, я часто дышал. Взрослый я уговаривал, что все хорошо, все в порядке, и не надо нервничать: меня поддерживают друзья, злодей захвачен, и скоро я узнаю, кто за этим всем стоит, а то уже голова распухла от предположений!

Наконец мы прибыли на место. Остановка находилась возле двухэтажной сталинки, а сразу через дорогу, метрах в ста пятидесяти от нее, стоял тот самый разваленный дом, где ночевали беспризорники. Дальше справа и слева от дороги, ведущей к морю, находились огороженные уродливыми заборами лодочные станции.

Поскольку звонок Беса и правда мог быть подставой, сразу к бродяжкам в гости я не собирался. Мне нужно было пройти через пустырь еще метров триста, к памятнику защитникам города и музею, ныне закрытому, где должна собраться моя группа поддержки.

А вдруг никто не приедет, только Илья? Вдруг и правда меня будет поджидать толпа отморозков? Вдруг Боря что-то неправильно понял, неправильно сказал, и Хмыря на самом деле не поймали или, того хуже, поймали и отпустили? Если так, то начнется война район на район.

Как я ни старался не думать, мысли все равно одолевали и выматывали.

На подъезде к остановке я собрался попросить отчима, чтобы он высадил меня чуть дальше, там, где заканчивается забор лодочной станции. Но уже стемнело, там был пустырь, где то насилуют кого-то, то трупы находят, я решил не нервировать маму, вышел на остановке. Юркнув во двор сталинки, обошел опасное место и направился на тот самый стремный пустырь, откуда в сгущающейся темноте памятник видно не было. Соответственно, я не знал, собралась ли группа поддержки, и в каком количестве.

Потому, воровато оглядевшись и сунув руку в карман, где лежала маленькая газовая «Перфекта», которая однажды меня уже выручила, я зашагал к памятнику.

С моря дул вышибающий слезу ветер, стонали тросы немногочисленных яхт, что хранились на станции на платформах, вдалеке рокотало море, потому голоса и смех я услышал лишь на подходе к памятнику, а также увидел силуэты. Много силуэтов, слишком много. Может, у металлистов сегодня день встречи?

Я ускорил шаг, и вскоре меня заметили.

— Павел идет, — узнал я голос Ильи, и сразу от сердца отлегло.

Свои! Да много их как! И все вооружены: у кого палка, у кого кусок арматуры, и даже цепи имелись! Десяток шагов, и я разглядел всех, принялся пожимать руки, отмечая, что появились какие-то незнакомые парни. Илья, Димоны, Рам, Кабанов. Алтанбаев, Заславский, Зяма, дистрофичный Понч, такой же дистрофичный армянин Хулио, Крючок, при взгляде на которого хотелось сказать: «Квадратиш, практиш, гуд!»

Помимо этих ребят, на сходку пришли Караси, Катька и Санек, и Наташкины одноклассницы, перегидрольная Ласка и бучиха Ольга. Называется, нас не звали, но мы приперлись. Но больше всего меня интересовала четверка мордатых бритых наголо парней с цепями. Это еще кто такие?

Будто отвечая на мой вопрос, Алтанбаев подвел ко мне самого крупного бычка и представил:

— Знакомьтесь. Март, это Адик или просто Ад. Ад, это Март.

На секунду я завис, пытаясь понять, кто такой Март, тут ведь только двое: я и Адик. И тут как дошло! Март — это производное от «Мартынов», то есть это я. Меня записали в авторитеты, а у авторитетов должно быть погоняло, желательно — звучное. Уважение решает все. Раньше такие как Райко дразнили макаконом, теперь серьезные парни кличут Мартом.

— Привет. — Я пожал широкую шершавую ладонь и ощутил себя мелким рядом с этим мастодонтом, который на полголовы меня выше, а шире так раза в два.

Лет мастодонту могло быть от шестнадцати до плюс бесконечности.

— Наехали заводские? — пробасил Ад, как тот бычок из мультика, который называл волка батяней. — суки, задолбали! Пусть только сунутся! — Он сделал жест, будто сворачивает шею цыпленку. — Ненавижу. Так что, если вдруг какой кипеш — зови.

Придя в себя после осознания того, что я — Март, я спросил:

— А ты с какого района?

— С этого, Март, с этого. Южные мы. Вон в тех домах живем. — Он кивнул на сталинки, мимо которых я только что проходил.

— Спасибо, пацаны! — поблагодарил их я. — Надеюсь, сегодня глобального мочилова не будет.

Парень, стоявший за спиной Ада, заржал.

— Глобальное — гы-ы, мочилово — гы-ы! Надо запомнить.

Я окинул взглядом воинство, вставшее под мои знамена, и преисполнился гордостью и благодарностью. А еще меня охватило то самое чувство единения, что охватывает демонстрантов: мы — одно целое, мы — сила и непобедимое воинство!